Шелковая вендетта - Виктория Холт

Он любил прифрантиться и был настоящим денди. Его постоянно можно было видеть любующимся на свое отражение в зеркале. Звали этого человека Лоренцо. Филипп окрестил его Лоренцо Великолепный.

С каждым днем он становился все более и более разговорчивым. Филипп немного понимал по-итальянски, и благодаря этому и английскому Лоренцо нам удавалось общаться. В ту пору все нам казалось невероятно забавным и мы много смеялись. Это был самый лучший смех в мире, потому что причиной его было переполнявшее нас счастье. Мы оба были тогда рады, что родились на свет.

Лоренцо чувствовал это и словно желал быть частью нашего блаженства.

Он хотел дать нам понять, какой он отличный парень и как его любят женщины. Правда, его огорчает, признался он нам, что иногда их приходится немножко встряхивать. У него были выразительные руки, и он часто делал ими движения, будто отгонял назойливых мух. Во время этих разговоров он всегда удобно устраивался где-нибудь рядом с зеркалом, чтобы можно было иногда бросить в него взгляд и удовлетворенно пригладить свои кудри. Но, несмотря на ужасное тщеславие, было в нем что-то располагающее, и мы не могли удержаться, чтобы не заговорить с ним.

Как я уже сказала, он очень интересовался нашей одеждой. Однажды мы вошли в комнату и обнаружили его в оперной шляпе Филиппа.

– Оченна хороша, – сказал он, нимало не смущенный тем, что его застали врасплох.

Мы попытались не выказывать удивления, хотя Лоренцо вряд ли мог нас чем-нибудь удивить.

– Вам идет, – сказала я.

– В этом... Лоренцо... сделала бы большую добычу, а?

– Не сомневаюсь. От женщин не было бы отбоя. Чтобы избавиться от них, вам пришлось бы взлететь.

С унылым видом он снял шляпу, смял ее почти с детским наслаждением и неохотно положил в картонку.

Он любил давать нам советы, какие места посетить, а потом расспрашивал, как нам там понравилось. Лоренцо был для нас неиссякаемым источником веселья. Мы беззлобно посмеялись над тем, как он охорашивался в шляпе Филиппа.

– Ты встречал когда-нибудь более тщеславного человека? – спросила я.

Филипп ответил, что он, возможно, не тщеславнее других но в отличие от них не скрывает этого.

– Он считает себя великолепным любовником, – продолжил он свою мысль, – что ж, почему бы и нет? Эта мысль делает его счастливым. В этом нет никакого сомнения.

В этом и в самом деле не было никакого сомнения.

Иногда мы сидели в каком-нибудь ресторанчике на открытом воздухе и пили кофе или потягивали аперитив, вспоминая, где побывали в этот день и обсуждая, куда направить свои стопы завтра. Не было случая, чтобы во время этих бесед мы не вспомнили один из последних подвигов Лоренцо.

Сказочные дни в волшебном городе. Когда я думаю о Флоренции, то вспоминаю высоты Фьезоле, прекрасные виллы и маленькие домишки на склонах гор, сплошь покрытых садами и виноградниками; я вспоминаю довольно строгие флорентийские здания; придававшие улицам какой-то зловещий вид. Особенно мне запомнилось посещение Дуомо – храма – и церкви святого Лоренцо с великолепными мраморными плитами и украшениями из ляпис-лазури, халцедона и агата; я нашла там статую Лоренцо Медичи – Лоренцо Великолепного.

Могу поклясться – у него был взгляд нашего Лоренцо, Мы попробовали найти в нем какое-нибудь другое сходство, спрашивая себя, наведывается ли сюда Лоренцо изучать своего знаменитого тезку.

Флоренция была просто изобилием сокровищ. В этом городе нужно прожить не меньше года, постепенно впитывая его в себя. Мы посетили множество дворцов – Иль Барджелло, который когда-то был тюрьмой; Палаццо Веккио; дворец Уффицци и Палаццо Питти; мы любили бродить по Пьяцца делла Синьориа, где была великолепная коллекция статуй, и по Лоджия дей Ланци, под портиком которого находились самые великолепные скульптуры, которые я когда-либо видела.

Погода стояла теплая и мягкая, без изнуряющей жары. На фоне вечно голубого неба величественные здания казались еще более внушительными.

Однажды, когда мы разглядывали скульптуры в Пьяц-ца делла Синьориа, я заметила стоявшего неподалеку человека. Он перехватил мой взгляд и улыбнулся.

– Какая замечательная коллекция, – сказал он по-английски с сильным итальянским акцентом.

– Прекрасная, – ответила я.

– Где еще, кроме Италии, можно найти такую? – добавил Филипп.

– Осмелюсь предположить, что нигде, – ответил мужчина. – Вы проводите здесь отпуск?

– Да, – ответил ему Филипп.

– Это ваше первое посещение Италии?

– Я здесь не в первый раз... но моя жена действительно впервые.

– Вы заговорили с нами по-английски, – заметила я, – как вы догадались, что мы англичане?

Он улыбнулся.

– Это не так уж трудно. Скажите, а из какой части Англии вы прибыли? Я бывал там однажды.

– Мы живем вблизи Эппинг Форрест, – ответил Филипп. – Вы бывали там?

– О да. Там очень красиво... и совсем рядом находится большой город, я не ошибаюсь?

– Я вижу, вы хорошо информированы.

– Вы здесь еще долго пробудете?

– До конца этой недели и еще следующую.

Он приподнял шляпу и поклонился.

– Вы должны как следует насладиться городом за оставшееся время.

– Он был очень любезен, – сказала я Филиппу, когда он ушел.

– Ему понравилось, что мы восхищаемся его страной.

– Ты думаешь, что дело именно в этом? А мне показалось, что он заинтересовался нами... он спросил, откуда мы приехали и когда уезжаем.

– Это был совершенно праздный интерес, – сказал Филипп.

Он взял меня под руку, и мы отправились искать уличный ресторанчик, где можно было бы хорошо поесть, наблюдая за жизнью улицы.

Наконец мы посетили оперу. Я облачилась в свое голубое платье из «Салонного шелка», а Филипп – в черный плащ и шляпу, по поводу которой Лоренцо высказал столь горячее одобрение.

Лоренцо пришел к нам в номер под каким-то предлогом, когда мы уже собрались уходить. Он всплеснул руками и застыл, восхищенно изучая наши наряды; я знала, что он воображает себя в плаще и шляпе Филиппа. Он захлопал в ладоши и пробормотал:

– Magnified Magnified[13].

Это был изумительный вечер – последний из таких вечеров. Когда я оглядываюсь назад, мне кажется невероятным, что можно быть так близко от несчастья, ничего не подозревая об этом.

В опере давали «Риголетто»; артисты были выше всяких похвал, публика благодарно внимала. Я была совершенно околдована великолепными голосами Герцога и его трагического шута, исполнением Джильдой арии «Саго Nome»; меня до глубины души потрясла сцена, где обезумевшая от горя Джильда наблюдает за герцогом, обольщающим девушку из таверны. Я слушала и думала: обязательно расскажу все это бабушке.