Шелковая вендетта - Виктория Холт

Виктория Холт

Шелковая вендетта

ШЕЛКОВЫЙ ДОМ

Мое детство кончилось, когда я начала осознавать необычность своего положения в Шелковом доме. Я не принадлежала к этому дому, хотя и была к нему страстно привязана. Шелковый дом постоянно питал мою фантазию: я часто воображала себе события, которые здесь происходили, и людей, – которые жили здесь на протяжении веков.

Конечно, с тех пор многое переменилось. Стараниями Сэланжеров дом претерпел значительные изменения за сто с лишним лет, что прошли с того времени, когда предок сэра Фрэнсиса купил этот дом. Именно он переименовал его в Шелковый дом – удивительно нелепое название, даже если принять во внимание, что на то были свои причины. Я видела кое-какие старые документы – мне показал их Филипп Сэланжер, который не меньше моего интересовался историей дома, – ив них дом именовался Охотничьей резиденцией короля. Какого короля? На этот вопрос я не сумела найти ответ. Может быть, негодный Руфус совершал сюда верховые прогулки? Или сам Вильгельм Завоеватель? Норманны любили свои леса и обожали охоту. Впрочем, кажется, они жили несколько раньше.

Итак, дом гордо возвышался среди деревьев, которые словно расступились, чтобы освободить ему место. Со всех сторон его окружали сады, существовавшие здесь со времен Тюдоров. Во всяком случае, один такой сад был несомненным подтверждением этому – в глубине его прятался пруд в окружении клумб, обрамленных красным кирпичом. На высоком берегу пруда возвышалась статуя Гермеса, – с противоположной стороны казалось, будто она парит над прудом.

Из окон верхнего этажа дома открывался чудесный вид – великолепные дубы, буки и каштаны – такие прекрасные весной и летом и просто великолепные осенью в их пышном разноцветном наряде из листьев, которым вскоре суждено выстелить землю пестрым пружинистым ковром. Мы так любили носиться по тропинкам, загребая листья ногами, а потом слушать, как они с шелестом опадают, и вдыхать горьковатый аромат осени. И даже, когда зима вступала в свои права, обнаженные силуэты деревьев зачаровывали взор, таинственно вырисовываясь на фоне серых и зачастую грозных небес.

Дом был очень большим, но Сэланжерам этого показалось мало, и они расширили его. Впрочем, они пользовались домом только как загородной резиденцией – в городе у них был особняк, и сэр Фрэнсис предпочитал жить там, когда ему не надо было колесить по стране, что случалось довольно часто, так как, помимо штаб-квартиры в Спитэлфилдсе, он владел заводами в Макклесфилде и других частях Англии. Его дед получил рыцарское звание благодаря тому, что был одним из крупнейших производителей шелка в стране, а следовательно, являлся довольно ценным приобретением для общества.

Женщины этой фамилии всегда считали, что лучше бы им не иметь ничего общего с торговлей, но для сэра Фрэнсиса шелк всегда стоял на первом месте. Предполагалось, что Чарльз и Филипп последуют его примеру, когда наступит их черед присоединиться к делу. Преисполненный благодарности к материалу, обогатившему семью, сэр Фрэнсис пренебрег историческим прошлым дома, и старинные ворота увенчали большие бронзовые буквы, которые складывались в название – «ШЕЛКОВЫЙ ДОМ».

Шелковый дом был моим единственным домом. Когда я осознала, в каких отношениях состоят окружавшие меня люди, то была удивлена моим собственным положением, но еще больше тем, что я не задумывалась об этом раньше. Наверное, дети принимают все как должное. Да иначе и быть не может, ведь им известно только то, что их окружает.

Я проводила время в той же детской, что и Чарльз, Филипп, Джулия и Кассандра, которую все называли Касси. Мне не приходило в голову, что я – кукушонок в их гнезде. Сэр Фрэнсис и леди Сэланжер, которые были для них папой и мамой, для меня являлись сэром Фрэнсис и леди Сэланжер. Няня, командир нашей детской, частенько посматривала на меня, поджав губы и издавая неодобрительные звуки, что, на мой взгляд, несомненно, свидетельствовало о критическом складе ума. Меня называли просто Ленор, без мисс, тогда как к другим обращались – мисс Джулия и мисс Касси.

Эми, горничная, прислуживавшая в детской, всегда обслуживала меня последней. Мне доставались игрушки, которыми пренебрегли Джулия и Касси; правда, ради справедливости надо сказать, что к Рождеству я всегда получала в подарок куклу или что-нибудь еще, предназначенное лично мне. Иногда я читала на лице гувернантки, мисс Эвертон, выражение, граничащее с презрением, и мне казалось, что она находит оскорбительным тот факт, что учеба дается мне легче, чем Джулии или Касси. Таким образом, все эти мелочи должны были послужить мне предупреждением.

Кларксон, дворецкий, меня не замечал, но он так же не замечал и других детей. Он был очень важной персоной и правил в нижней части дома вместе с миссис Диллон, нашей поварихой. Они были своеобразной аристократией среди прислуги, которая, как известно, соблюдает классовые различия еще более рьяно, чем сами господа. Каждый человек в иерархическом устройстве дома занимал строго определенную нишу, которая отводилась ему раз и навсегда. Кларксон и миссис Диллон следили за соблюдением протокола так же сурово, как это было, наверное, при дворе королевы Виктории. За столом для прислуги у каждого было свое место – Кларксон восседал за одним его концом, миссис Диллон – за другим. По правую руку от миссис Диллон сидел лакей Генри. Мисс Логан, личная горничная леди Сэланжер, занимала место слева от Кларксона. Правда, она редко спускалась в кухню, так как имела привилегию обедать в своей комнате. Грейс, прислуживавшая за столом, сидела рядом с Генри. Затем следовали Мэй и Дженни – просто горничные; Эми, в чьи обязанности входило следить за детьми; и Кэрри – помощница на кухне. Когда в поместье наведывался сэр Фрэнсис, к ним присоединялся кучер Кобб, большую часть года проводивший в Лондоне, где у него были собственные владения – конюшни, пристроенные к дому. За общий стол садились и конюхи, которым было отведено жилье не в доме, а за конюшнями. Конюшни эти были очень обширны, так как сэр Фрэнсис содержал очень много лошадей: верховых для прогулок и ездовых для кабриолета и догкарта[1]. И, конечно же, наведываясь в Шелковый дом, он всегда приезжал в карете.

Так было внизу, а в ничейном пространстве между верхним и нижним эшелонами общества, словно подвешенная в невесомости, пребывала гувернантка, мисс Эвертон. Я часто думала, как ей должно быть одиноко. Она питалась отдельно от остальных, в своей комнате, еду ей доставляла одна из горничных. Няня, разумеется, тоже ела в своей собственной комнате, примыкающей к детской; там у нее была маленькая спиртовка, на которой она иногда готовила, если ей не нравилось то, что приносили из кухни; и сколько я себя помню, в камине у нее всегда горел огонь, а на каминной полке подогревался чайник, заваривший за свою службу бессчетное количество чашек чаю.