Райская птичка - Трейси Гузман

Глава седьмая

Неужели он в самом деле ждал, что они переступят порог летнего домика и сразу увидят на стене обе картины, разделенные большим пустым пространством? Может, еще красный крестик, помечающий место третьей? Человек, открывший им дверь, Эван, не спускал с них глаз. Финч даже не видел, чтобы он моргал. Эван попросил, чтобы они не расходились по разным комнатам, и стал на страже у порога, будто ждал, что они улизнут с… чем? С жалким диваном, застеленным простыней? С потрескавшимися, пожелтевшими абажурами, покрытыми таким слоем паутины, что в нее можно было бы поймать небольшое млекопитающее? Финч посмотрел, нет ли на полу пауков. На восточном ковре белела залысина размером с его голову, а то и больше. Столько всего пропало зря. Финчу сделалось дурно. Как понять Томаса? Он мог продать коттедж и какое-то время жить на вырученные деньги или, что маловероятно, но гораздо более здраво, вернуть что-то из долгов. Вместо этого дом пустовал, спрятанный за деревьями.

Берег озера подернулся льдом, и вода плоским зеркалом растянулась до самого горизонта. Везде, куда ни глянь, Финч видел только белое. Стволы деревьев занесло снегом, ветви окутало будто ватой. Причал, ступени к нему, крыши соседних коттеджей – все лежало под таким же покрывалом. Идеальный зимний пейзаж, подумалось Финчу. Только у него он вызывал клаустрофобию.

– Владелец – мой друг, – сказал он Эвану, этому сторожевому псу с короткой стрижкой, который стоял прямо, будто аршин проглотил, подперев спиной дверь и скрестив руки на выпирающем брюшке.

– Близкий друг? – спросил Эван.

– Очень, – ответил Финч.

– Тогда вы знаете, что он умер.

У Финча перехватило дыхание, но потом он понял, что сторож говорит о старшем Байбере.

– Мы не поняли друг друга. Я говорил не о родителях, а о сыне. Я друг Томаса Байбера.

– Он не владелец. И никогда им не был.

– Но если мистера и миссис Байбер нет в живых, их собственность наверняка перешла к сыну?

– Это не мое дело. Думаю, этим занимается предостаточно юристов. Или не занимается. Я просто приглядываю за домом. Не пускаю сюда детей, смотрю, чтобы ничего не пропало.

Последнее было сказано с особым ударением, которое заставило Финча пожалеть, что он не подделал завещание Байбера-старшего, позволявшее бы ему, Финчу, слоняться по дому в отсутствие хозяина.

– Финч! Вы должны это увидеть!

Голос Стивена раздался из конца длинного коридора, куда он забрел один, несмотря на требование смотрителя держаться вместе.

Финч глянул на Эвана, раздумывая, стоит ли ввязываться с ним в драку. Сторож не мог быть намного моложе его. Эван хрустнул пальцами и пожал плечами.

– Конец коридора, – сказал он. – Вероятно, комната справа. Однако мне придется проверить ваши карманы, прежде чем вы уйдете.

– Очень мило, – буркнул Финч себе под нос. Мрачная атмосфера дома давила на него, и он побрел по коридору, думая, что совершил ошибку, согласившись объединить со Стивеном усилия, которые наверняка будут растрачены впустую. На своей профессиональной территории он чувствовал себя уверенно, но это предприятие нарушало границы. Что он знает о поисках пропавших произведений искусства? И что, если все это какая-нибудь мрачная шутка Томаса? Нет. У Финча была возможность проведать художника перед отъездом. Из‑за последствий удара тот не мог ничего объяснить или вооружить Финча дополнительной информацией, но в его глазах светились надежда и ожидание. Он не шутил.

Финч остановился на пороге просторной спальни и заглянул внутрь:

– И что же такого я должен увидеть?

Стивен оглянулся на него через плечо:

– Какая муха вас укусила?

– Тебя нисколько не задевает, что наш друг в прихожей принимает нас за каких-то воришек?

– Вы ведь не затеваете драку, верно? Боже правый, да вы видели, как он сложен? У него ручища в два раза толще вашей шеи, Финч. В смысле, он тоже старый и все такое, но тем не менее.

Изучая акварель на стене, Стивен жонглировал орудиями своего ремесла – цифровой камерой и увеличительным стеклом.

– Замечаете что-нибудь?

– Как я могу что-нибудь увидеть, если ты стоишь как раз напротив того, на что я должен смотреть?

Стивен отодвинулся, и первым, что увидел Финч, оказалась клетка из золотой проволоки на прикроватном столике.

– И ради этого ты меня так звал? Благодаря тебе, нам придется пережить тщательную проверку карманов.

– Это та самая клетка, что на картине.

– Вижу, но не понимаю, почему ты придаешь этому такое значение. Напольные часы в главной комнате тоже нарисованы на картине. И канапе. И думаю, что кипа бумаги, гниющей на кофейном столике, тоже на ней представлена.

Стивен ничего не сказал, только поднял вверх указательный палец и постучал по стене. Финч подошел ближе, чтобы рассмотреть акварель, на которую указывал Стивен, и, хотя на восторженный вздох она не тянула, он был приятно удивлен.

– Дороти Доути? Что это? Набросок для одной из ее моделей?

Он взял у Стивена увеличительное стекло и принялся тщательно осматривать картину сверху вниз и справа налево, как будто расшифровывал китайский манускрипт.

– Взгляните на текст над подписью.

– Летиция. Это мать Томаса. Но я не припоминаю, чтобы «Ворчестерская фарфоровая компания» выпускала такую птицу. Кстати, не знаешь, как она называется? Было изготовлено тридцать шесть пар американских птиц и три одиночные модели. Потом девятнадцать британских птиц…

– Вообще-то, двадцать одна.

Финч глубоко вдохнул, представляя, как его руки смыкаются на хлипкой шее Стивена. Он сказал «старый»? Достаточно старый, чтобы быть умнее, – пожурила его Клэр. Финч шумно сглотнул и вежливо откашлялся:

– Да. Двадцать одна британская, но их запустили в производство только после смерти Дороти в 1962 году, – он смерил Стивена взглядом поверх очков, чувствуя, как сокращаются мышцы между лопаток. – Ты, наверное, все их заучил?

– Горихвостки на колючем дроке в тридцать пятом. Щеглы и чертополох в тридцать шестом. Сиалии на ветке цветущей яблони, тоже в тридцать шестом, потом виргинские кардиналы и апельсиновая…

– Я к тому, что это работа не из поздних. Мать Томаса выросла в Англии, кажется, в Корнуолле. Сестры Доути тоже жили там и переехали только после войны. Более вероятно, что они общались в то время, когда Дороти занималась серией американских птиц.

– Возможно, тут вы правы. Итак, клетка присутствует на обеих картинах – на этой акварели и на центральной панели нашего триптиха. Но интереснее то, что отсутствует.