Противогазы для Саддама - Геннадий Прашкевич

– Из всего Радищева, – усмехнулся Валентин, – я запомнил одну только фразу. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй». Причем до сих пор не знаю, сочинил эту фразу сам Радищев или она взята из каких-нибудь древних греков. Честно говоря, я до сих пор не представляю, как там правильно расставлять ударения во всех этих словах.

– Вас этому не учили?

Валентин усмехнулся:

– Не знай я тебя хорошо, решил бы, что ты смеешься.

– А ты меня хорошо знаешь? – удивился Сергей.

– Лучше, чем ты думаешь.

– Даже так?

– Родился в Киселевске, это Кузбасс, – добросовестно перечислил Валентин. – Школу закончил без медали, но неплохо, очень даже неплохо. Четверка по русскому испортила все дело. Женат, двое детей. Окончил политехнический, химфак. Девять опубликованных работ, кандидат наук. Есть родственники за границей.

– У меня? – удивился Сергей.

– У тебя.

– Что за родственники?

– Двоюродная тетка.

– И где живет?

– В Тунисе.

– В Тунисе? – изумился Сергей.

– Вот именно. Ни больше, ни меньше. Считай, африканка. До сорок второго жила в Могилеве, в сорок втором попала в Германию. Оттуда в Испанию, а уж из Испании в Тунис. Пути Господни неисповедимы.

– Далековато… – протянул Сергей.

– Ну, из Германию уезжали и дальше.

– Ящера… – кивнул Сергей на дорожный указатель. – Тоже название ничего… – И вернулся к теме: – кажется, я что-то слышал об этой тетке… От матери… Но все это казалось мне какой-то чепухой, да ни о каком Тунисе речь никогда не шла… Кто бы знал… Просто исчезла тетка, и все… Какой там Тунис? Мало ли людей исчезло во время войны…

Он покосился на Валентина:

– Откуда ты все это знаешь?

Валентин ухмыльнулся:

– Не скажу.

– А зачем тебе это?

– Мы с тобой не на прогулку выехали.

– Как хочешь, – пожал плечами Сергей. – Не хочешь говорить, оставайся при своих секретах. А я жрать хочу. Вон шашлычная. Перекусим.

– Нет возражений.

Загнав машину на забетонированную площадку будущей автостоянки и прихватив дорожную сумку, Сергей запер дверцы «тринадцатой». Вслед за Валентином неторопливо поднялся на крытую деревянную террасу придорожной шашлычной.

Пусто. Жара.

Хозяин явно не торопился с обслуживанием.

Откуда-то, наверное из кухни, доносились шум льющейся воды, звяканье посуды, но никто на террасе не появлялся. Зато с въезда неторопливо поднялись два бритых качка, суровых на вид. Наверное, охрана, машинально отметил про себя Сергей. И подумал: правильно. Сейчас на дорогах черт знает что творится. Одного оберут до нитки, а у другого и вовсе машину отнимут. Сейчас в одиночку не каждый решится рвануть из Москвы в Питер. Да и вдвоем подумаешь, прежде чем пускаться в такой путь. Правда, к нам это никак не относится, удовлетворенно решил Сергей. Нас обобрать, у нас отобрать машину, это вроде как из области неприличных анекдотов.

– Странные ребята, – негромко заметил Валентин.

– Да что в них странного? – возразил Сергей. – Ну бритые, ну оставили по маленькой челочке над бровями. Просто ты консерватор. Тебя раздражает то, что они без твоего совета очень вовремя выбрали пепси, а не Пушкина. Тебя по определению должны раздражать такие ребята. Стрижка их не должна тебе нравиться.

– Они не стриженные. Они бритые.

– А какая разница?

– Сейчас увидишь, – загадочно произнес Валентин.

Качки лениво подошли к столику.

Оба были в хорошо растоптанных адидасах, в линялых джинсах и в таких же линялых джинсовых жилетках, натянутых прямо на голые тела. От того и от другого густо несло потом и пивом, но, в принципе, это не был отталкивающий запах.

– Привет, отцы, – миролюбиво прохрипел тот, у которого под носом торчала еще и узкая щеточка усиков, под небезызвестного Адольфа. И лицо у него было удлиненным, лошадиным, малость скошенным, правда, немного отечным, будто с перепоя. И неприятная челка (видно. что специально ее оставил) падала на узкий лоб. Малый несомненно играл под Адольфа. Вот уже сколько лет прошло, а помнят в России придурка.

– Ну, привет, – с любопытством отозвался Сергей, а Валентин промолчал.

– Вы как, отцы? Транзитом?

– А где тут ночевать?

– Ну, как? Места хватает, – радушно повел рукой тот, что с усиками. – Поставил себе тачку и спи. Сиденья ведь в тачке вашей откидываются? Ну вот, видите! А у нас тут спокойно, совсем спокойно. Шакалить никто не будет. Все схвачено, все тип-топ.

– А вам что до нас?

– Да ладно, отцы. Если транзитом, то проблем нет, катитесь себе, – миролюбиво зевнул приятель усатого. У него по щеке тянулся синеватый пороховой шрам. Споткнулся, наверное. – Только вот жарко сегодня. – Приятель усатого стоял теперь в шаге от Валентина, чуть сзади справа, почти дышал ему в ухо. – Если транзитом, то проблем нет. Но за транзит с каждого по двадцатке.

– А если с ночевкой? – усмехнулся Сергей.

– А если с ночевкой, то с вас еще выпивка. Наличными, – пояснил усатый. – Все схвачено, все тип-топ.

– Вы же не хотите здесь застрять? – ухмыльнулся второй и пороховой шрам на его щеке дрогнул. Здоровые они были ребята, росли, наверное, на свежем воздухе, пили молоко, ели мясо. – Я так скажу, тачка у вас барахло, но и такую жалко терять, правда? – Было жарко, но приятель усатого не поленился подобрать с пола длинную травинку и теперь этой травинкой, ухмыляясь, щекотал оттопыренное, медленно наливающееся краской ухо Валентина. – Какие-то вы чудилы, – говорил приятель усатого, лениво выпячивая толстую нижнюю губу. Он нисколько не хвастался мощью своего налитого силой, тугого мускулистого тела, просто мощь его говорила сама за себя. – Если проезжаете тут впервые, то так и скажите. Мы не уроды. У нас новичкам скидка. Всегда возможен индивидуальный подход, правильно? Все схвачено, все тип-топ.

Он засмеялся и снова лениво пощекотал травинкой красное оттопыренное ухо Валентина:

– Короче, выкладывайте по двадцатке.

Валентин скосил глаза в сторону пустой стойки, но хозяин шашлычной так и не появился. Может, увидев происходящее, решил не встревать, а может, сам был в доле с качками.

– Да не вращай глазами, дядя, – лениво ухмыльнулся усатый. – Лишних здесь нет. Это наша территория. Все схвачено, все тип-топ. На нашей территории тебе даже менты не помогут.

– Кажется, к нам пристают…

– Да ты что! – может чуть поспешней, чем надо, возразил Сергей. – Тебе показалось. По-моему, нормальные ребята. У них асе схвачено, все тип-топ. И нисколько они не пристают. Это у них от жары крыша поехала.

– Серега! – обиделся усатый. (Оказывается, напарника со шрамом звали Серегой. Интересно, подумал Сергей, как зовут второго?) – Серега, слышишь, что говорят? Мне эти лохи не нравятся. Возьми ржавый гвоздь и нацарапай на капоте их тачки что-нибудь такое… Ну, сам знаешь… Такое выразительное…А то у них от жары крыша поехала.

– Да погоди ты, – сказал Валентин. – Чего торопишься? Не надо ржавым гвоздем.

– Гангрены боишься? – ухмыльнулся тот, что со шрамом.

И потребовал:

– Гони бабки!

– Тебе в твердой валюте?

– Исключительно в твердой!

Дальнейшее Сергей всегда вспоминал с удовольствием.

Из необычного положения – снизу вверх – тяжелый правый кулак Валентина профессионально достал челюсть несчастного Сереги, не случайно, наверное, помеченного шрамом. Не везло качку. И удар Валентина оказался не простой. Во-первых, он действительно был нанесен снизу, во-вторых, не кому-то, а здоровенному качку, как башня над ним нависшему, и, наконец, удар нанесен был так точно, что Валентин даже оборачиваться не стал. Качок со шрамом, странно хрюкнув, как бы подавившись собственной слюной, тяжело грохнулся на деревянный пол террасы. Некоторое время он хрипел, отплевывался, пытался привстать, потом затих. Сил у него не осталось. Груда железных мышц превратилась в кисельную груду выброшенной на берег медузы.

Не спуская глаз с усатого, Сергей сунул руку в сумку:

– Эй, Адольф!

– Я не Адольф, – усатый явно растерялся.

– Да какая разница, Адольф, – ласково позвал Сергей и показал усатому извлеченную из сумки плоскую коробочку. – Пойди сюда. Я на тебя не сержусь. У каждого свои проблемы.

И показал шокер:

– Видел такую штуку?

– Никогда, – неуверенно ответил усатый.

Его здорово смущал хрипящий на полу террасы напарник.

– Знаешь, Адольф, что это такое?

– Не знаю.

– Ну, Адольф…

– Я не Адольф.

– Я же сказал, что нет никакой разницы, Адольфом тебя назвать или Гансом. Эта штука называется «Ласка», Адольф. Не от названия зверька, Адольф, хотя зверек этот кусается, а от известного человеческого чувствования.

И ткнул усатого шокером.

Адольф завопил и схватился за повисшую руку.

В кухне перестала звенеть посуда, но вода продолжала литься.

– Я думал, Адольфа с ног снесет, – разочарованно посмотрел на Валентина Сергей. – А ему хоть бы хны.