Сестрички и другие чудовища - Игорь Мытько

— Лучше бы спасибо сказал, — обиделся Образцов. — Ну или написал, что ли…

Американец хлопнул себя по лбу, ушиб руку и принялся писать ногой на снегу.

— Сам дурак, — ещё больше обиделся майор. — Я тебя от смерти спас, между прочим. А ты, между прочим, рацию посеял.

Джефф начал суетливо что-то чертить на снегу. Не дождавшись, пока тот дойдёт до точки, Образцов заметил:

— Смерть от обморожения — это совсем другая смерть. А не знаешь, так молчи.

Ему захотелось взглянуть на вход в гостиницу хоть одним глазком. В случае чего, у него всегда оставался бы другой глаз.

Майор прищурился и бросил на здание короткий, как одиночный выстрел, взгляд. Потом глянул ещё раз, уже в оба.

— Слышь, Джефф, есть две новости.

Американец нарисовал на снегу плюс, минус и знак вопроса.

— Да, одна хорошая и одна плохая. Какую сначала?

Джефф ткнул ботинком в минус.

— Василиски ушли и забаррикадировали вход.

Капитан поднялся и через щёлки в каменных веках вгляделся в отель. Сквозь стеклянные двери виднелась гора придвинутой к входу мебели, которую венчал белый рояль. Джефф ничего не выражающим взглядом посмотрел на майора и ткнул в плюс.

— Василиски ушли, — сказал Образцов, чувствуя себя немного глупо.

Американец ткнул ногой в вопрос, а рукой — в майора. Лишившись голоса, он безропотно уступил русскому командирские права, а заодно и командирские обязанности.

— Сейчас осмотримся и…

Образцов встал и осмотрелся поверх пингвиньих голов. Осмотрелся повторно. Потом ещё раз. Хотя смотреть было, в общем-то, не на что. Сверкающее здание антарктического отеля да заброшенная будка метеостанции в стороне.

— А скажи-ка, капитан, — произнес майор. — Зачем бы кому-нибудь понадобилось вместе с новым отелем строить заброшенную метеостанцию?

В комнате Ирэн постепенно погружалась в уныние. Эдуард меланхолично царапал на стене формулы. Шастель время от времени нажимал кнопку рации и безуспешно пытался вызвать Образцова или Джеффа. Ирэн со скорбным лицом читала словарь для продвинутых переводчиков.

Разведчики не вернулись, хотя прошло уже больше двух часов, а до выхода О. из уютного и безопасного континуума в кишащую василисками реальность оставалось меньше часа. Видимо, русский майор и капитан Америка всё-таки пали смертью храбрых… точнее, встали парализацией окаменевших.

Мари почувствовала, что сейчас что-то сделает. Например, бросится на выручку лейтенанту, наплевав на то, что продуманность идеи «бросится на выручку» заканчивалась на слове «бросится».

Но её опередил Эдуард.

— Сингулярность! — заорал он голосом гаишника, у которого угоняют служебную машину.

Это произвело эффект разорвавшейся акустической гранаты. Стало очень тихо.

— Пространственно-временной континуум, наложенный на своё подобие, формирует мнимую сингулярность, которая замыкает дивергентные потоки, пренебрегая синфазными аберрациями! — торжественно сообщил Эдуард. — Получаем диффузный соленоид!

— Э? — выразил общее мнение генерал.

— Э! — радостно подтвердил учёный. — Но только при дельта пси эпсилон, стремящейся к обратному дифференциалу! А иначе… э-э-э… никак! И не… э-э-э… просите!

Шастель умоляюще посмотрел на Ирэн.

— Переведём, — деловито сказала она. Смутить Ирэн обратным дифференциалом не удавалось ещё никому.

Перевод с научного на человеческий был выполнен чрезвычайно ловко. Когда сестра-переводчица сталкивалась с очередным искренним непониманием Эдуарда — какими ещё более простыми английскими словами можно выразить интуитивно очевидный термин «мнимая сингулярность», она предлагала учёному сказать то же самое на французском. А потом на фламандском. А потом на норвежском. А потом на русском — для верности. Языков в таком количестве и совершенстве Эдуард не знал и, наступая на горло научной точности, пытался подобрать похожие слова.

— В общем так, — сказала Ирэн через десять минут. — Если взять шар, в который лейтенант вошёл, и забросить его в тот шар, из которого он выйдет, то время там растянется до бесконечности. Для О. пройдёт час, а снаружи пройдёт вечность.

— Логично, — сказал Мари. — Когда лейтенант выйдет, наступит конец света, и никакие василиски ему грозить не будут.

— Можно светошумовую гранату повесить на выходе, — сказал Шастель. — Лейтенант ослепнет и василисков не увидит.

— Ещё лучше! — рассердилась Ирэн. — Что вы такое предлагаете… мой генерал?

— Да он временно ослепнет, — успокоил её генерал. — А не окаменеет постоянно. И не кричите вы так… мой адъютант, ещё василисков накличете.

И накликал сам.

Пол комнаты содрогнулся от гулкого удара снизу.

Генерал и сестрички замерли, уговаривая себя, что это всего лишь обычное для Антарктиды землетрясение, которых тут почти не бывает. Однако удар повторился, и на сей раз ни у кого иллюзий не осталось.

— Закрыть глаза! — скомандовал Шастель, убедился, что подчинённые и подопечные выполнили приказ ещё до его получения, и зажмурился сам.

Третий удар оказался самым сильным и, судя по треску паркета, катастрофическим для пола. Шорох, шуршание и два грузных тела шагнули в комнату.

— Слышь, Джефф, — сказал один из василисков, — кажется, их тоже… того…

Ирэн тут же развеяла это предположение, повиснув на шеях капитана и майора с писком, достойным матёрого дельфина.

В катакомбах под станцией оказалось неожиданно тепло.

— Наша станция, — гордо заявил Образцов, передвигаясь во главе отряда, — советская! С автономным подогревом! На века делали! Для внуков!

Джефф, который замыкал процессию, громко стукнулся каменной головой о зелёную трубу с выцветшей надписью «Береги голову, враг не дремлет!». Видимо, в знак протеста: наверняка американцу было неприятно чувствовать себя внуком советских антарктических исследователей.

Предположение «Здесь были наши!», озарившее майора при виде заброшенной метеостанции, оказалось верным. Когда-то здесь действительно была советская полярная станция. Более того — секретная полярная станция «Баррикадная», не обозначенная на школьных атласах. В печальные для всего прогрессивного и радостные для всего остального человечества 90-е годы станцию, даже не рассекретив, продали Австралии. Над бывшей «Баррикадной» вырос шикарный антарктический отель «Альбатрос», а под «Альбатросом» осталась аккуратная сеть подземных переходов на случай ядерной войны. Про секретные ходы австралийцам не сказали, то ли из вредности, то ли по разгильдяйству, а скорее всего — по разгильдяйству, для солидности замаскированному под вредность.

Пробравшись по подземному ходу в комнату Ирэн, Образцов на правах героя проигнорировал генерала, собрал команду из дружественных близняшек и бывшего врага, а теперь не пойми кого Джеффа и отправился искать тайный проход к конференц-залу. Полагать, что, копая секретные подвалы, русские не предусмотрели прохода к будущему конференц-залу, может только очень наивный человек, было заявлено Шастелю, которого с собой не взяли. Не взяли и Эдуарда — пусть придумает что-нибудь ещё, не такое отстойное.

— Здесь, — определил Образцов, останавливаясь у лесенки, ведущей к люку в потолке.

Это было уже четвёртое майорское «здесь». Предыдущие три привели в кухню, котельную и большой отельный сейф, чьи хитроумные охранные системы оказались бессильны против русской дырки в полу.

— Мы так весь отель истыкаем, — заметила Мари.

— Теперь точно здесь, — заверил Образцов. — Селезёнкой чувствую. Джефф, твоя очередь.

Капитан полез по лестнице, мощным ударом распахнул люк и получил упавшей шваброй по каменной башке. И в остальном решение Образцова оказалось удачным — это действительно была старая добрая будка киномеханика, превращённая в чулан для инвентаря уборщиц. Под слоем моющихся обоев обнаружились три окошка-бойницы, через которые можно было наблюдать за залом. Мари припомнила, что видела эти окошки на задней стене конференц-зала, приняв их тогда за не слишком удачную мозаику.

В зале что-то грохотало и передвигалось, василиски определённо были там. Однако воспользоваться возможностью понаблюдать за монстрами никто не торопился. Все как-то вдруг вспомнили, что, наблюдая за василисками, можно бросить случайный взгляд на василисков, которые могут превратить тебя в камень одним случайным взглядом.

— Ну я и тупица! — вдруг воскликнула Ирэн.

С этими словами она выхватила из кармана розовый смартфон[23], сунула его в окно-бойницу, несколько раз щелкнула спуском фотокамеры и принялась изучать результат на экране. Всё это произошло быстрее, чем остальные успели сказать: «Дай я!», «Не рискуй, ты слишком молода!» или хотя бы «Что ты делаешь? Твой телефон может окаменеть! Либо ты окаменеешь, рассматривая цифровое фото разрешением…[24]»