Обратимость (ЛП) - Эшли Энн Дьюал

- Может, и заслуживаешь. Но не мне решать!

- Тогда решу я.

Парень делает шаг вперед, и лезвие ножа вонзается в его плечо. Рувер беззвучно стонет, порывисто притягивает меня к себе, и мы непроизвольно соприкасаемся лбами.

- Я ничего не чувствую, Аня, и никогда ничего не почувствую, - шепчет он, а я лишь в ужасе смотрю на его полузакрытые глаза и борюсь с неистовым пожаром в груди. Хочется закричать, хочется ударить его, хочется сказать, что он сошел с ума, что ему больно, что течет кровь, и что это так опасно. Но я лишь молчу. Свободной ладонью хватаюсь за его шею и, когда он открывает глаза, ощущаю нечто невообразимое. Мы так близко. Его дыхание такое горячее. Мои колени подгибаются, и лишь его рука не дает мне упасть.

- Не надо.

- Что? – я рассеянно моргаю. – Чего не надо?

Рувер не отвечает. Неожиданно выпускает меня из объятий, сжимает пальцами рукоять ножа и с силой вытаскивает его из раны. Я не знаю, что сказать, что сделать. Просто молча пялюсь на окровавленное лезвие и стараюсь ровно дышать.

- Я буду снаружи. А ты учти, что приходить сюда в одиночестве было не просто глупо. Своим поступком ты показала насколько тебе плевать не только на Риту и Сашу, но и на своего отца. – Парень пронзает меня тяжелым взглядом. – Ты ничуть не лучше меня, Аня. Нас отличает лишь одно.

- И что же?

- Я хотя бы могу это признать.

ГЛАВА ВОСЕМЬ. НАШИ ЧУВСТВА. ЧАСТЬ II.

Мы едем в машине уже около двадцати минут. Я не знаю, что сказать, а Рувер и не пытается подбросить мне тему, что безумно ему характерно. «Замкнутость» - вспоминаю я и вздыхаю. Смотрю в окно, затем на свои ладони, потом перевожу взгляд на коробку передач и к собственному ужасу замечаю на ней кровавые следы.

- Рувер, - говорю я и все-таки решаюсь поднять на него глаза, - кровь не останавливается.

- Остановится.

- Когда?

- Когда-нибудь.

Поджимаю губы и, пересилив внутри гордость, предлагаю:

- Я могу попробовать залечить рану. Это ведь не так уж и сложно, верно?

- Не надо. Мне от тебя ничего не нужно.

Не понимаю, как я могу вообще видеть в нем что-то хорошее. Это же поразительно, как талантливо он умеет притворяться нормальным человеком. Иногда даже за душу берет. Однако сейчас я вижу перед собой только холодного, равнодушного идиота, которого не волнует даже то, что его плечо кровоточит уже двадцать минут и заливает алой жидкостью весь салон его темно-серого Камри. Создается такое впечатление, будто Рувер отказывается от моей помощи из принципа. А это, по-моему, еще глупее.

- Как хочешь.

- Да, так хочу.

- Просто скажи, - слышу его протяжный вздох, но все-таки продолжаю, - в чем твоя проблема?

- На данный момент она в твоем болтливом языке.

- Ты истекаешь кровью, тебе больно! Я могу помочь. Что в этом уравнении тебе неясно?

- Знаешь, у меня всегда были проблемы с математикой.

Рычу и откидываю назад голову: хорошо, отлично, ладно. Пусть делает, что хочет. Мне плевать. Плевать!

- Ну, не злись, хвостик.

- Отвали!

- Какие мы дерзкие.

Больше даже не поворачиваюсь в его сторону. Еду молча, скрестив на груди руки и молясь, чтобы Рувер не потерял сознание, и мы не влетели в какое-нибудь толстенное дерево. Еще думаю о том, какое он мне дал прозвище – хвостик? Это уменьшительно-ласкательное от «кобелиный хвост»? Ох, как же хочется свернуть ему шею!

Приезжаем к моему дому. Хочу спросить, почему он отвез меня к Саше, но запрещаю себе произносить себе и слова. Единственный способ избавить от влияния Рувера на мою нервную систему – игнорировать Рувера. Так что приходится тупо молчать, не поднимать глаз и вообще не дышать с ним одним воздухом, что, конечно, мне с трудом удается.

Поднимаюсь домой, не обращая внимания на то, что он плетется следом. Все думаю: меняются ли люди? Если нет – за моей спиной настоящий убийца. Во рту горчит. Но кто же тогда я? Пытаюсь придумать синоним слову «убийца», который бы учел то, что преступление было совершено не специально, и ставлю себя же в тупик. Здесь нет вариантов. Ты либо отнял жизнь, либо не отнял. И никак по-другому меня не назовешь, даже беря в расчет мое нежелание и мое отвращение. Что ж, неужели Рувер был прав? Неужели мы, действительно, с ним схожи? Я не хочу в это верить и упрямо стискиваю зубы, но разве возможно скрыться от того, что и так ясно? Что и так лежит на поверхности, что не требует особых доказательств и доводов. Мы оба убивали. И мы оба виновны. И если Рувер и, правда, принял эту темную сторону себя, я – боюсь. Что со мной случится, когда голова смирится с прошлым? Буду ли я прежней? Или стану кем-то иным: кем-то расчетливым, холодным и равнодушным.

Я захожу домой и замечаю в коридоре незнакомую обувь. Приглядываюсь, вздыхаю и неохотно предчувствую очередную тираду в стиле: ты не послушалась, ты будешь наказана, ты неблагодарная и сумасшедшая сестра. Причем от обоих претендентов, просто с промежутком в несколько минут. Разуваюсь, иду в зал и натыкаюсь на две пары любопытных глаз. Признаться, я удивляюсь тому, что не сгораю на месте, прожженная их ненавистью. Может, все не так уж и плохо?

- Мы решили, что повяжем тебе на шею колокольчик, - внезапно отрезает Саша. Его шутка мне абсолютно не нравится, но я решаю не вступать в дебаты. Если от этого ему станет легче – пусть издевается. – Почему ты мне не сказала, что собираешься уйти?

- Потому что.

Не хочу оправдываться. Скидываю с плеч пальто, кидаю его на пустое место рядом с Ритой и уверенно выпрямляюсь: впервые мне не кажется, что я сглупила. Поездка домой была правильным решением, и им не удастся меня переубедить.

- Все в порядке? – перевожу взгляд на Риту. Наверно, она пытается реабилитироваться и поэтому не нападает на меня с обвинительными лозунгами.

- Да. Мне не посчастливилось встретить венаторов, и я благополучно нашла то, что искала.

- И что ты искала?

Слышу грохот. Оборачиваюсь и вижу на кофейном столике сваленные друг на друга документы папиных подопечных. Рядом Рувер. Я поражена его физической выносливостью: как он донес все эти стопки? Как он разом кинул их на стол? Как он вообще передвигается с дырой в плече? Резко щипаю себя за кожу на запястье и морщусь. Не отвлекайся.

- Что это? – Саша встает с дивана. Он берет несколько папок в руки и начинает увлеченно их разглядывать. – Досье?

- Документы на каждого, кто числился у отца в приюте. Здесь должны быть имена из записной книжки.

- О. - Брат сосредоточенно листает страницы одного из дел, а затем поднимает на меня озадаченный взгляд. – Как ты о них узнала?