Аромат страсти - Мередит Рич

– Вот, можно сказать, и все. Меня использовали, а потом выбросили за ненадобностью. Да, возможно, я могла бы устать от него первой. За исключением секса, ничего общего у нас не было. Мы бы обязательно разбежались в разные стороны. Я лишь допустила роковую ошибку: поддалась собственным фантазиям. – Она пожала плечами. – Когда я вернулась в Лондон, Джимми перебрался в клуб. Говорить со мной отказался, лишь попросил передать, что его адвокат уже готовит документы к бракоразводному процессу. – Бобби открыла новую пачку сигарет, закурила. – Тогда я вернулась в Мадрид… побыть одной и подумать. А через два дня позвонила Марта, чтобы сообщить о смерти Элейн. И вот я здесь. Чертова дура. Как я могла сесть в такую лужу!

– А на примирение с Джимми рассчитывать не приходится? Я уверена, он тебя любит. В конце концов твой роман не затянул…

– Я думала о том, чтобы вымолить у него прощение. Но зачем? Джимми, конечно, душка и очень богат, но бизнес он любит больше всего на свете… и в постели ни на что не годен. Так к чему возвращаться? – Она разлила по бокалам остатки шампанского.

– Могло быть и хуже, – попыталась успокоить ее Тайгер. – Ты еще молода. Выглядишь великолепно…

– Гм-м-м. А у меня такое ощущение, что я глубокая старуха. Я записалась к специалисту по косметической акупунктуре. Надеюсь, он поможет, – рассмеялась Бобби. – А может, мне тоже пойти работать. Как ты думаешь, Хью Маршалл подберет для меня местечко?

– Руки прочь от Маршалла, мама. Он мой.

– Твой? Чем это вы занимаетесь по кабинетам?

Тайгер дала задний ход:

– Ну, не то чтобы мой. Это я про работу. Что же касается любовной жизни, то я по-прежнему занимаюсь этим с Джейком Дэнтоном.

– Занимаешься? Что бы это значило? Ты его любишь?

– Не думаю…

– Похоже, мне пора дать тебе материнский совет. Делай, как я говорю, а не следуй моему примеру, – рассмеялась она. – Тайгер, тебе надо бы вести себя поскромнее. Тебе двадцать шесть. Любовников у тебя было не перечесть. Ты дважды побывала замужем…

– Один раз это только так называлось, мама, – напомнила Тайгер. – Вы разрушили наш брак, помнишь?

Бобби, однако, не унималась:

– Я понимаю, что долблю одно и то же, словно заезженная пластинка, но тебе пора остепениться. Работа скоро наскучит. Ты должна подумать о своем будущем.

– Я думаю. Потому-то и пошла работать.

– Слушай, давай смотреть правде в лицо. Это причуда, ничем не отличающаяся от других твоих хобби. Ты не из тех, кто кладет жизнь ради карьеры.

Слова Бобби задели Тайгер.

– Я меняюсь, мама! Взрослею.

– Тебя воспитывали не для того, чтобы ты пахала с девяти до пяти. Тебе пора на кого-то опереться. Ты избалована, Тайгер… и отрываешься от реальности.

– А ты нет? – Такую Бобби Тайгер ненавидела. Избыток алкоголя переходил в желчность. Бобби это хорошо знала, а потому напивалась редко. По собственному опыту Тайгер понимала, что ей лучше уйти, прежде чем они наговорят друг другу много лишнего, о чем потом будут сожалеть.

Тайгер поднялась:

– Мама, мне нет нужды оправдываться перед тобой за мою работу, за мой образ жизни. Мы обе слишком много выпили, и уже поздно. Мне пора домой.

Она наклонилась, чтобы на прощание поцеловать мать.

И тут же отпрянула. Боль в правой щеке отозвалась в затылке. Бобби со всей силы влепила ей пощечину. Тайгер пошатнулась и упала бы, если б не оперлась о рояль.

– Я тебя не отпускала. Мне еще есть, что тебе сказать!

Лицо Бобби заалело от злости. Все следы усталости, подавленности исчезли. Бобби сияла.

– Ты уже достаточно наговорила!

Щека Тайгер горела, в голове звенело, очень хотелось расплакаться. Она постояла, собираясь с силами. Бобби смотрела на нее, ожидая ответного хода.

Тайгер же переполняли ярость, ненависть, унижение. Ей вспомнился случай из далекого прошлого. Они в гостиной особняка в Беверли-Хиллз. Ей то ли десять, то ли одиннадцать лет. Бобби все хотела вызнать, где дочь провела день, потом заявила, что она лжет, и неожиданно ударила Тайгер.

Оба раза, и тогда, и теперь, Бобби застигла Тайгер врасплох. Кипящая в ней злоба прорвалась-таки наружу. Именно злоба, стоящая за пощечиной, сила, которую Бобби вкладывала в удар, потрясли Тайгер больше всего.

– Извини, Тайгер, я…

Тайгер уже полностью пришла в себя и понимала, что делать ей здесь больше нечего. Направилась к холлу.

– Спокойной ночи, мама.

– Тайгер! Вернись немедленно…

Вместо того чтобы дожидаться лифта, Тайгер прошла через кухню и спустилась по лестнице черного хода. Она не хотела, чтобы Бобби догнала ее, если бы у той возникло желание последовать за ней.

Тайгер прошла пятнадцать кварталов по Парк-авеню, прежде чем достаточно успокоилась, чтобы ловить такси. Всю дорогу до дома Тайгер пыталась понять, с чего у Бобби такое к ней отношение. Всю жизнь Бобби пыталась очаровывать людей, таким образом добиваясь того, что хотела от них получить. Но этим, судя по всему, дело не ограничивалось. Бобби жаждала тотального контроля как над своей жизнью, так и над жизнью тех, кто был ей по-настоящему дорог. Когда же кто-то из них восставал, в нее словно вселялся дьявол. К счастью, в большинстве своем ее окружение делало то, чего она требовала. Бобби наловчилась манипулировать людьми, но Тайгер более не желала пребывать в марионетках.

Заснула Тайгер уже на заре.

Глава 12

– Дорогая, это ты? – Бобби говорила с английским акцентом, который появлялся у нее, когда она чувствовала себя неловко.

– Разумеется, мама. Я как раз хотела позвонить тебе, чтобы узнать, когда похороны. – Тайгер уже решила, что будет вести себя так, словно вечерней стычки и не было. В общении с Бобби неприятные воспоминания следовало прятать под ковром, с тем чтобы со временем они исчезли бы оттуда, как по мановению волшебной палочки.

– В полдень. Попросить Мэри заехать за тобой на работу? Поедем вместе… Терпеть не могу похорон.

– Нет, мама, я лучше пройдусь. Всего-то четырнадцать кварталов. Мне нужно двигаться.

Бобби вздохнула:

– Я вижу, ты решила не прощать и не забывать. Ладно, не будем говорить об этом по телефону. Мне пора одеваться. Обсудим это потом.

Но потом им поговорить не удалось. На похороны собралось много народу, и Бобби чувствовала себя обязанной помогать Марте. В своем завещании, написанном за много лет до смерти, Элейн пожелала, чтобы ее кремировали. Она не хотела, чтобы зеваки глазели на ее безжизненное тело, выставленное в открытом гробу. Она часто говорила Марте, что незачем устраивать из ее смерти событие. Однако Элейн Толберт не могла умереть незамеченной.