Я стану твоим врагом - Ольга Погожева

Януш ехал верхом; за ним тянулась крытая телега, управляемая слугой, в которой лекарь перевез все необходимые инструменты, лекарские сумки, наполненные лечебными травами и настойками. Была бы его воля — захватил с собой всю лабораторию, но вряд ли его опыты оценят местные черные языки. Прослыть колдуном Януш всё ещё боялся.

Переезд из фамильного замка Ликонтов в столицу занял долгих два дня — от северных пределов Валлии к южным — и лекарь озаботился о том, чтобы взять охрану. Преступность после войны превратилась в нечто большее, чем разрозненные грабежи, бандиты, казалось, сгруппировались, ведомые одной рукой, и нарваться на обнаглевших разбойников лекарю не хотелось.

Патрон нередко с большой неприязнью отзывался о том, что творилось в столице по ночам, и жалел, что его руки никак не дойдут до развязания «змеиного клубка», как любил выражаться Нестор. Как-то генерал даже обронил, что, будь его воля, он бы договорился с местным главарём — управляемые бандиты могут быть полезнее, чем творящие беспредел одиночки — но Большой Питон не шёл на переговоры с представителями дневной власти.

Обо всём этом Януш думал лениво и отстранённо — мысли скрашивали долгую поездку — не забывая рассматривать знакомые улицы валлийской столицы.

— Я-яну-уш! — позвал его громкий, сочный голос, и лекарь едва не вздрогнул, оборачиваясь. — Дорогой! Сынок! Какими судьбами?

— Граф Хэсский, — поприветствовал Устина Януш, жестом останавливая следовавшую за ним повозку. Устин выглядывал из окна кареты, приветственно махая полной рукой. — Рад видеть вас. Герцог вызвал меня в столицу…

— О, да, да! Герцог! Всегда восхищался его осторожностью! — жизнерадостный голос графа не оставил его равнодушным: Януш ощутил, как против воли его губы растягиваются в ответной улыбке. — Здоров как бык, этот молодой генерал, а туда же, всё ждёт от судьбы подвоха! Ну да дело молодое, горячее, кто знает!.. Миледи, — обратился к кому-то в карете пожилой граф, — позвольте представить вам барона Януша, замечательного человека и лекаря, отмеченного Единым! О его необыкновенных талантах давно ходят самые невероятные слухи, и клянусь, все они правдивы! Кроме слухов о его отце, — тотчас оговорился граф. — Придворные сплетники любят рассуждать о том, в чем ничего не смыслят… Покойному барону Тадеушу просто не повезло влюбиться в одну женщину… Януш! — обернулся вновь к лекарю Устин. — Со мной в карете сидит настоящее аверонское сокровище — Синяя баронесса Марион! Леди-рыцарь, леди-воин! Ты, должно быть, частенько слыхал о ней за время вашего пребывания в Ренне?

— Слыхал, — эхом отозвался Януш, всматриваясь в появившееся в окне кареты женское лицо. — Миледи…

— Мы как раз направлялись за моим доктором, — продолжал Устин. — У леди Марион приболели слуги, ей пришла весть по дворец, а я как раз собирался на прогулку… Януш! А ведь ты — лекарь! — осенило графа: Устин подался вперед, едва не выпадая из окна. — Может, ты согласишься помочь?

— Не уверена, что его светлость герцог Ликонт одобрит… — начала было Марион, но граф замахал руками, точно мух отгонял.

— За это не переживайте! Я ручаюсь, а уж меня-то Нестор Ликонт знает достаточно, чтобы сменить гнев на милость! Решено! Януш?

— Если… вы настаиваете, — осторожно начал лекарь, судорожно пытаясь найти хоть одну отговорку, — я…

— Вот и отлично! — обрадовался Устин. — Езжай за нами, здесь не очень далеко! Верно говорю, леди Марион?

— Верно. Я так благодарна вам, Януш, — баронесса улыбнулась ему через окно, и лекарь понял, что пропал уже окончательно. — Спасибо вам за помощь.

Отвечать он не стал, не доверяя собственному голосу. Карета тронулась, и Януш сделал знак слуге следовать за ними.

Они выехали на тихие окраинные улицы Галагата, свернув с шумной площади, миновали небольшую часовню Единого, и остановились у одного из огороженных каменной оградой домов. Януш спешился, передавая узду слуге и доставая свою неизменную чёрную сумку, с которой не расставался даже в походе. Лекарские инструменты, которые хранила чёрная кожа, нельзя было достать ни в Валлии, ни даже в Авероне — всё это богатство досталось Янушу в подарок от духовного отца ещё в монастыре Единого, до поступления в гильдию. Инструменты оказались бесценными, стоили целое состояние, и Януш не доверял их никому, кроме себя.

Лекарь подошел к карете, подавая руку Синей баронессе.

— Во дворец я доберусь сама, ваше сиятельство, — мягко улыбнулась Марион, принимая теплую ладонь. — Вы очень помогли, право. Я вам так признательна, так благодарна за вашу доброту… Надеюсь, вы оградите нашего благородного лекаря от гнева генерала Ликонта?

— О, за это не переживайте! — добродушно отмахнулся Устин. — Герцог и хватиться Януша не успеет, я уверен! Но если потребуется моё слово… молодой человек, за мной не постоит! Любая услуга, любое одолжение, всё, что угодно — только скажи мне, сынок! Договорились?

Лекарь через силу кивнул. Леди Марион улыбнулась графу, толкая решетку, и оба скрылись за забором. Устин посмотрел им вслед, грустно покачал головой, подпирая щеку пухлой рукой.

— Эх, натворил ты делов, Тадеуш… так подставить сына… — узрев с интересом прислушивавшихся к нему слуг, оставленных Янушем сторожить повозку на улице, граф встрепенулся и постучал кучеру. — Пошёл, родимый, пошёл!

Карета тронулась, и на улице вновь стало тихо.

Леди Марион проводила взглядом отъехавшую карету и отворила дверь, пропуская Януша внутрь. Шагнув следом, баронесса тронула лекаря за руку, разворачивая к себе лицом.

— Прости, что так вышло, — быстро заговорила она, сжимая его пальцы, — граф прав, твой патрон может и не узнать, что ты был в моём доме. Но если узнает…

— Не думайте об этом, — попросил лекарь, поглаживая большим пальцем её ладонь, — это моя забота.

Сердце Марион болезненно сжалось. Он смотрел на неё с таким неприкрытым теплом, с такой нежностью, не пытаясь скрыть ни капли своего восхищения, что она как никогда остро ощутила свою вину. Марион не испытывала, должно быть, и сотой доли его любви к ней — и самое плохое заключалось в том, что чувства Януша были настоящими, искренними и глубокими. Такие, как он, не умеют шутить. Баронесса знала таких мужчин — редкой чистоты и порядочности, которые, полюбив однажды, уже никогда не полюбят вновь; не забудут той, первой и единственной; и не смогут пойти на компромисс с собственным сердцем. Осознание того, что она, быть может, испортила ему всю жизнь, оказалось невыносимым.

— Януш, — баронесса отняла свою ладонь, качнула головой. — Прошу тебя…

— Я всё понимаю, миледи, — мягко проговорил лекарь.