Эльфийская песнь - Элейн Каннингем

– Я собирался пойти один, разве что с Вартайном.

– Теперь у тебя есть партнер, и с ним придется считаться, – напомнил ему Элайт. – Если тебе не терпится покончить с собой, я не возражаю, но всему свое время. Да, Вартайн пойдет с тобой, чтобы отгадать загадку, но возьми с собой и менестреля. Песня-чары – мощное оружие.

– Только не Вина, – решительно возразил Данила. – Никаких эльфов. Зеленые драконы считают ваш народ за деликатес, а насколько мы знаем Гримноштадрано, он никогда не отказывается перекусить.

– Возражение принято, – ворчливо признал лунный эльф. – Певца-заклинателя мы придержим. – Взгляд Элайта упал на Моргаллу, внимательно слушавшую их разговор. – Ты можешь взять с собой дворфа, хотя бы на тот случай, если дракон и впрямь слишком голоден, чтобы разговаривать.

– Я сомневаюсь, что смогу удержать ее от драки, – заметил Данила при виде воинственного блеска в карих глазах. – И я не позавидую никому, кто решился бы попробовать ее съесть.

– Это ты правильно подметил, – кивнула Моргалла. – Но что будем делать, если чудовище нарушит условия сделки?

– Если большой зеленый друг обманет, – ответил Данила, – я попытаюсь продолжить соревнование и загадаю ему еще одну загадку. На самом деле это заклинание, и оно отвлечет дракона на достаточно долгое время, чтобы мы могли исчезнуть.

Элайта его предложение не убедило.

– Все же лучше бы взять с собой эльфа с его песней.

– Может, и так. А вот что интересно, Вин, – вновь заговорил Арфист, – ты зачаровал лягушек, но они были гораздо меньше дракона. Случалось ли тебе проверять действие магии на существах крупнее служанок из таверны?

– С драконом мне сталкиваться не приходилось, – признался Вин, и тень усмешки мелькнула в глубине его зеленых глаз. – Однако я провел некоторое время среди жителей Северных Земель, и их женщины, как оказалось, достаточно восприимчивы к действию песни-чары. Это вас устроит?

– Довольно близко, – с удовлетворением кивнул Данила.

После общения с Эрилин он понял, что юмор эльфов достаточно сдержан и суховат; замечание Вина, тем не менее, граничило с непристойностью. Хотя упоминание о северянках – а их всегда характеризовали как высокомерных и тяжеловесны созданий – было удивительно своевременным.

– В случае невосприимчивости дракона, лорд Танн, – а мы не можем не рассматривать возможность, – у меня имеется средство, которое воспламенит смертоносное дыхание Гримноша, – сказал Элайт и вытащил небольшой цилиндр. – Как только чудовище откроет пасть, мы закинем ему вот это. Результат должен быть как после поджога лавки алхимика. Взрыв обезвредит дракона на некоторое время, и мы успеем убежать.

– А кто рискнет подойти настолько, чтобы докинуть снаряд до цели? – спросила Моргалла. – У тебя такая сильная рука, эльф?

– Это мы предоставим Вартайну, – ответил Элайт. – Он мастерски стреляет из духовой трубки.

– И меня совсем не удивляет его талант, – сдержанно добавил Данила. – Этот тип перегоняет воздух не хуже северного ветра.

– Согласен, – признал несговорчивый в большинстве случаев эльф.

На лице дворфа вспыхнула саркастическая усмешка:

– Если уж вы двое начали петь в одну дуду, значит, пора на боковую. Может, утром все встанет на свои места и вы снова будете цапаться друг с другом.

– Да, уже поздно, – согласился Вин, и они с Моргаллой ушли на другой конец лагеря, оставив наедине двух союзников поневоле.

– Как ты догадался взять с собой этот снаряд против дракона? – равнодушным тоном поинтересовался Данила. Намерения эльфа слишком тесно переплетались с его собственными, чтобы Дан мог чувствовать себя спокойно перед грядущей схваткой. А то немногое, что было ему известно о лунном эльфе, еще сильнее подогревало беспокойство. – Разве в твои планы входило сражение с драконом?

– Нет, но наш маршрут пролегал довольно близко к его логовищу. Вартайн упомянул о возможности нежеланной встречи и посоветовал подготовиться должным образом, – с удивительной прямотой ответил Элайт.

– Дальновидный поступок, – с оттенком восхищения в голосе произнес Данила, притворившись, что принял ответ за чистую монету. – Вартайн оправдывает свою репутацию?

– Он настолько же хорош, насколько и зануден, – проворчал эльф. – Я ни разу не видел, чтобы он ошибся, но он без тени сомнений твердит об этом при каждом удобном случае.

– Скромник.

– Ты слушал его у костра. Вартайн твердо убежден в своей исключительности и необычайно гордится своими познаниями.

– Да. – Данила согласно кивнул. – Иногда этим он напоминает мне эльфов.

Брови Элайта удивленно взлетели вверх.

– Именно так, – не без юмора заметил он. Данила решил воспользоваться непривычной мягкостью собеседника и получить интересующую его информацию.

– Если уж зашел разговор об эльфах, традициях и обычаях, позволь сказать, что танец с мечами был восхитительным. Во время представления я заметил, что ты оставил при себе наследственный меч. И не мог не удивиться, что ты носишь его с собой – это ведь не в твоих привычках.

Шаткое перемирие было мгновенно нарушено.

– Это не твое дело, – холодно процедил Элайт.

Он развернулся и бесследно растворился темноте, не добавив ни слова.

Темнота ночи побледнела, сменившись серебряными проблесками рассвета, и Текстер Странник продолжил свое одинокое путешествие. Несмотря на глубокую преданность родному городу и обязанности Тайного Лорда Глубоководья, Текстер не мог долго оставаться в плену крепостных стен. Он часто в одиночку отправлялся в далекие края во имя Тира, бога справедливости, которому посвятил свою жизнь. Тишина очищала его мысли и позволяла углубиться в себя в поисках новых сил, а превратности дальних дорог позволяли проявить себя. Такие поездки также помогали увидеть своими глазами то, что происходило в далеких Северных Землях.

А обстановка в местах к северу от Глубоководья оказалась очень напряженной, как и предполагал Текстер, отправляясь в путь.

С седла своего рослого могучего жеребца Странник обозревал пораженные неизвестной болезнью поля. В это время года отава должна бы достигать колен, а под копытами коня виднелись только жалкие скрюченные стебельки, едва пробившиеся из-под земли. Эти поля, лежащие почти на краю дикой степи, были предназначены для выращивания кормов, но то же самое можно было сказать и о зерновых, посеянных поблизости от деревень. Уже много дней перед глазами Текстера проплывали картины опустошения, и он заметил в них определенную закономерность. Поля были поражены вокруг всего города, но по мере продвижения на север область бедствия сужалась. Что бы или кто бы ни вызвал болезнь растений, он оставил ясный след.