Поход кимвров - Йоханнес Йенсен

Слухи доходили до Форума, смутные и неясные, как слухи об ужасной грозе, гремящей где-то далеко и заволакивающей горизонт, но еще не нависшей прямо над головой; она гремела пока по ту сторону Альп, в малоизвестных краях, где влачили свою жизнь разные варварские племена, время от времени объединявшиеся в огромные толпы. И знатный римлянин беспечно принимал благовонную ванну, приказывал рабам-эфиопам отнести себя на носилках из черного дерева под цвет рабов и набитых конским волосом подушках в театр и созерцал трагедию Ореста[10], приятно щекотавшую в нем потребность в трогательном и ужасном, потребность, которую не могла удовлетворить будничная жизнь; затем с разгоревшимся аппетитом он долго возлежал за ужином в кругу друзей-эллинофилов и красивых юношей, увенчанных, как и он, виноградными листьями и вздыхавших вместе с ним и со всем прочим утонченным миром о золотых аркадских[11] временах, подражать которым они стремились, не жалея расходов. Средний же обыватель глазел в цирке на бои гладиаторов – средний обыватель или тесно сомкнутый круг праздных зевак, беззубых от сладкой пищи, но еще способных смаковать зрелище убийства.

Римская республика была в полном расцвете благосостояния, и могущество ее все увеличивалось; длительная война с Карфагеном была закончена, волчица подмяла под себя слона, Африка была подчинена. Гражданин римский вышел из этой борьбы богатым и всемогущим; великие полководцы и государственные мужи стояли теперь на Форуме, изваянные из мрамора; республика стала несокрушимой. Но корни ее были уже подточены червями. Разложение начиналось и стало обнаруживаться во время нумидийской войны – борьба волчицы с конем, с опасной конницей Югурты[12], и конь был сбит с ног, хотя суровые римские всадники немножко поторговали собой на Форуме и едва не продали всю республику. Слишком они разбогатели, а работали за них другие! И римские крестьяне стали городской чернью, республика сделалась прочным сообществом людей, живших данью с покоренных народов. Но хищные инстинкты все-таки были еще свежи, и когда Югурту заморили голодом в туллианской собачьей пещере, Рим вздохнул с облегчением, как будто это Югурта был грабителем и вором, которого наконец постигло правосудие.

С Югуртой было покончено как раз перед тем, как разразилась гроза по ту сторону Альп, откуда уже стали поблескивать молнии. Это сама нумидийская война выдвинула Мария, простого солдата, но не наемного. Должно было обнаружиться, что, когда Риму грозит стихийная беда, необходимо вернуться к первобытным римским доблестям, чтобы справиться с нею.

Для начала варвары не искали ссор с римлянами, соприкоснувшись с последними на границах южной Галлии; кимвры только просили себе земли для поселения – просьба, с которой они часто стучались в двери по всей Европе; и за это великодушно предлагали союз, даже соглашались поступить на службу к Риму, если возможно будет столковаться насчет того, какое третье государство им стоит проглотить сообща. Римляне предложение отвергли.

С этим предложением было отправлено в Рим посольство; в первый и единственный раз завязались настоящие переговоры между кимврами и тевтонами с одной стороны и римлянами – с другой, в первый раз обе стороны могли, так сказать, взглянуть в лицо друг другу. Разницы между тевтонами и кимврами не было, все северяне, в общем, были высокие, светлые, грубые люди, которых римляне холодно считали феноменами. Они были не по-римски высокие, – но многие негры были не ниже их! – и, разумеется, светлоглазые, с белесым пучком волос на голове, как все северные дикари, проводящие всю жизнь в лесах, в вечной тени и потому бесцветные.

Впрочем, эти великаны были, по-видимому, люди смирные и веселые, добродушно улыбались низеньким римлянам с высоты своего роста и не скрывали своих восторгов перед чудесами Рима.

Послов совсем захватила кипучая уличная жизнь с ее лавками и тавернами; они ходили по самой середине улиц, как бы опасаясь задеть и свалить что-нибудь, осторожно переставляли свои большие ноги, чтобы не раздавить плиты и мозаики, поглядывали вверх, вниз, морщили лбы, как быки… Юпитер свидетель – настоящие деревенские бараны! Самые простые вещи были для них новостью. Но на Форуме они разинули рот, увидев фонтаны, и один взял да и напился прямо из бассейна, как бык! Они восхищались водопроводными трубами: бесподобно! Даже родники здесь приручены и заключены в железо! И у них прямо-таки волосы зашевелились на голове от восторга, когда они уразумели, что весь Рим вымощен. Как – целые мили драгоценных плит, из которых любую стоит увезти с собой, как прекрасное точило, – просто невероятно?!

А изваяния, обнаженные фигуры? О! Северные великаны скромно опускали глаза и старались сдержаться, но облизывались и фыркали, чтобы не задохнуться от смеха. Но смех прорывался-таки, залпами, громоподобный; варвары прислонялись друг к другу, хохотали в обнимку чтобы не упасть. Да как же? Все, что есть у в с е х, и у мужчин, и у женщин, можно было увидеть тут на каждом шагу!

Но самый большой успех выпал на долю осла с надетой на морду овсяной торбой, такой способ кормежки не был известен в странах, откуда явились эти тяжеловесные наивные кочевники; они пришли в невероятное восхищение, остановились и долго хохотали во все горло, подталкивая друг друга локтями. Нет, просто сил никаких не хватает! Надо же додуматься до таких затей?! Ой, нет, лопнуть можно от смеха! И они даже обняли осла за шею, словно встретили родного брата, чуть не расцеловали его и не потащили с собой на руках.

Сопровождавший их по городу центурион[13] даже соскучился: их ведут в сенат, а эти мужланы… Право, точно вчера только родились на свет. О Геркулес!

А на Форуме один из тевтонов ляпнул такое, что навеки прославился в истории: ему показали весьма знаменитую статую старого пастуха и спросили, как она ему нравится; ответ был, что тевтон и на живого-то такого младшего раба смотреть бы не стал!.. Вот насколько сведущи были в искусстве эти послы, жрущее желуди мужичье!

В сенате они все-таки вели себя не без достоинства. Сенаторы были в полном сборе, и послы, на время отложив смех, держались серьезно; но латинского языка эти безграмотные дикари, конечно, не знали, и пришлось позвать толмача, старого рыбака или бродягу с набережной, который говорил по-гиперборейски[14] и которого чужестранцы как будто знали и уважали; пожалуй, он был из их краев. Через него послы передали то, что им поручено было сообщить римлянам, и пока тот переводил, с откровенным любопытством оглядывали собрание – ни дать ни взять кучка мальчишек, предложивших взрослым какую-то игру и теперь простодушно ожидавших, что предложение их будет принято с радостью.