Команда ликвидаторов - Валерий Рощин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стой здесь. Сейчас я сдвину люк, и ты вылезешь.
Она ни черта не понимает, но стоит…
Немного сдвигаю крышку и вынужденно прекращаю работу – утроба подземелья приносит звуки чьих-то торопливых шагов. Звуки по тоннелям распространяются великолепно: чихнешь в Свиблово, из Коньково вернется пожелание сдохнуть.
Осторожно спускаюсь по скобам и отвожу турецкую барышню подальше от узкого солнечного луча, прорвавшегося под землю благодаря образовавшейся сверху щели. Прижав пленницу спиной к кирпичной стене, закрываю левой ладонью ее рот, дабы не пискнула в решающий момент, правой тащу из-под штанины нож. Другого оружия у меня нет…
По шагам определяю: преследователь один, идет на ощупь – источника света нет. Это несколько облегчает задачу. Зато вместо фонаря у него наверняка имеется пистолет.
Жду, пока назойливый товарищ подойдет поближе. Между нами узкое солнечное пятно, из-за которого человеческий глаз не способен различить деталей в темном продолжении тоннеля. Я не вижу противника, а он не видит меня. Только чмокающие шаги и всплески жижи.
Стою, изобретая способ для обнаружения того, что идет по нашему следу: «Надо поискать какой-нибудь предмет. Камень, ссохшийся комок грязи или огрызок палки. И, швырнув его в сторону, обозначить ложное место. После дождаться выстрела и, положившись на удачу в единственной попытке, метнуть нож».
Шепчу турчанке в надежде на понимание:
– Тихо. Стой тихо и не шевелись.
Сам опускаюсь на корточки, шарю свободной рукой по жиже, и… моя затея что-либо найти с треском проваливается – девка громко всхлипывает и выдавливает из себя протяжный стон, похожий на вой раненой волчицы.
«От дура!» Вскочив, вжимаюсь в стену. Шаги преследователя тотчас затихают. В напряжении жду выстрелов, прикрыв собой несчастную девчонку… Однако вместо пальбы слух внезапно улавливает приглушенный голос – мужик явно докладывает кому-то о нас по рации.
Мозг быстро выстраивает логическую цепочку: он услышал женский стон, принял женщину за Хелену, а стрелять побоялся. Почему? Потому что генеральскую дочурку приказано взять живьем. Все просто.
Осторожно шагаю в направлении противника. Прислушиваюсь к торопливой речи, стараясь точнее определить место его нахождения и дистанцию… Да, именно дистанцию. Бросок ножа – не выстрел. При выстреле до критических показателей эффективной дальности важно четко совместить линию прицела с жертвой, плавно нажать на спусковой крючок и забыть о проблемах: пуля обязательно поразит цель. Немного левее или правее точки прицеливания из-за ветра и аэродинамической погрешности, точно по горизонту цели или немного ниже из-за настильной или излишне крутой траектории. С холодным оружием сложнее. Перед броском необходимо абсолютно правильно оценить дистанцию, иначе нож тюкнется в тело неприятеля рукояткой или, хуже того, шлепнет плашмя, не нанеся ровным счетом никакого урона.
Отвожу правую руку назад и, всецело полагаясь на слух и руку Господа, кидаю нож.
Тишина.
И вдруг вспышка с резким хлопком выстрела. Пуля бьет в кирпичную кладку над головой, отчего лицо обдает мелким крошевом. Через пару секунд вторая вспышка – пуля уходит в пол.
Пальба прекращается, слышен шорох со стоном.
«Попал! – кидаюсь вперед. – Я в него попал!»
Пересекаю освещенное местечко и почти сразу натыкаюсь на скрючившееся в неудобной позе тело мужчины. Мой нож торчит ровно по центру груди. Мужчина еще жив, но сиплые хрипы и судороги конечностей говорят о стремительном приближении смерти.
Выдергиваю нож, и легкая футболка тотчас окрашивается в черно-кровавый цвет. Прихватив пистолет, возвращаюсь к перепуганной девице.
– Лезь наверх, – показываю на железные скобы и сдвинутую крышку люка. – Ты свободна.
Она поднимает бледное заплаканное лицо и что-то шепчет.
Даже не пытаюсь разобрать ее фразы – все равно не знаю по-турецки ни слова. Сунув пистолет за пояс, а нож – в закрепленные на правой голени ножны, продолжаю путь к проливу…
Протопав с полкилометра, вижу впереди толстую решетку, сквозь которую побивается свет и слышен звук накатывающих волн. Это означает, что я вновь в тупике и следует побыстрее выбираться наружу.
Возвращаюсь на сотню метров – до ближайшей лесенки, ведущей к люку. Поднимаюсь, сдвигаю тяжелую крышку и, щурясь от яркого света, вытаскиваю пропахшее зловонью тело из канализации.
Да здравствуют свобода и свежий воздух!
Многочисленные туристы с удивленным любопытством оглядываются в мою сторону, чего-то лопочут, смеются, фотографируют. Плевать! У них своя свадьба, а у меня свой банкет. Торопливо перемещаюсь к краю площади – туда, где разбрызгивает пену грязно-бирюзовая волна. И настороженно кручу головой. Только что мной убит четвертый ушлепок из лихой компании хорватов. Кто знает, сколько их было всего! Пятеро? Семеро? Или больше?.. А сколько осталось? Два дебила – это сила, три дебила – это клан. В общем, бдительность терять нельзя.
Выбирающегося из-под земли человека я замечаю и узнаю, когда до воды остается всего ничего. Это папаша Хелены – Анте Анчич.
«Вот же упрямец! – поражаюсь, подбегая к бетонному парапету. – Что ему надо от бедной девчонки? Да и от меня тоже?..»
Оглянувшись перед прыжком в воду, вижу бегущего ко мне хорвата. Он один и расшвыривает со своего пути бедных туристов, точно невесомых тряпичных кукол.
Да, он один, и я вполне могу подстрелить его из трофейного пистолета, чтобы разом покончить с осточертевшей погоней. Но вокруг толпятся ничего не подозревающие люди. Они будто нарочно останавливаются и глядят вслед озлобленному типу, несущемуся по площади с перекошенной от злобы физиономией. Любой промах из не опробованного мной оружия станет для кого-то из них роковым.
– Ладно, сучара! Не отстанешь – утоплю в этом грязном проливе!.. – цежу я сквозь зубы и прыгаю ласточкой в воду.
* * *Всплываю под дальним бортом бело-голубой посудины, стоящей на рейде в сотне метров от парапета. Сложно догадаться о назначении угловатого уродца: то ли прогулочный катерок, то ли плавучий ресторанчик. Неважно. Главное – отдышаться, хорошенько прочистить легкие и продолжить стайерский подводный заплыв.
Отдыхая, выкраиваю наиболее безопасный маршрут. Необходимо попасть на берег, но так, чтобы меня не видела ни одна пара любопытных глаз. Вскоре удается разглядеть левее площади короткий пирс для маломерных судов; дальше тянется относительно безлюдное место – длинная низкая набережная. Туда и направляюсь.
На берег выбираюсь, преодолев под водой в несколько этапов метров восемьсот. С ребризером или аквалангом данное расстояние показалось бы детской шалостью; с задержкой дыхания сия дистанция дается непросто.
Небо теряет сочные краски. Осторожно прохожу мимо богатого особняка – верно, какого-то музея; перебегаю дорогу и ныряю в густой парк. Здесь я намерен немного отдохнуть и просушить одежду…
Солнце зашло за неровный горизонт.
Я еду на такси черт знает куда. А конкретно – в то место, которое указано на клочке газеты, лежащем на торпеде.
– Это хотя бы в Стамбуле? – усомнился я, когда водила прочитал название отеля и запустил движок.
– Истанбул-Истанбул, – ощетинил он усы и заклевал горбатым носом.
– Ну и славненько. Едем…
Пролив остается далеко за спиной. Потоки транспорта с темнотой не ослабевают: мы кружим по хорошо освещенным дорогам около сорока минут, выдерживая общее направление на запад.
Наконец, тормозим у достаточно бойкого для окраины города перекрестка. Достаю купюры, также успевшие подсохнуть после затяжного пребывания в воде, расплачиваюсь и исчезаю в темноте. Таксисту незачем знать, куда я направляюсь.
В поисках Хелены всматриваюсь в каждую встречную женскую фигурку. И все же ее появление происходит неожиданно: я торчу у парадного подъезда небольшого отеля с надписью на вывеске «Classic Beach», а она, выскочив откуда-то сбоку, буквально бросается мне на шею.
– Женя, я так рада… – то ли смеется, то ли плачет она, – я так рада, что ты меня нашел. Вот посмотри, что я купила.
В ее ладошке лежит новенький сотовый телефон…
Мы стоим обнявшись посреди улицы.
Девчонка начинает мне нравиться: никаких мыслей и телодвижений, связанных с побегом, точность и обязательность действий, хорошая сообразительность. А главное – у меня появилась уверенность: на нее можно положиться в серьезном деле.
Глава 4
Москва
14–15 августа
Упавшего от удара в голову Горчакова подхватывают сильные руки и волокут к подъехавшему фургону темной масти. Обмякшее тело забрасывают внутрь, словно ненужный мешок с просроченным цементом.
Когда машина срывается с места, его подбрасывает на кочке или на бордюрном камне. Рывок на короткое время приводит в чувство и возвращает способность мыслить.
«Где я? Похоже, внутри небольшого автомобильного фургона…» – приподнимает он затылок от жесткого пола и стонет от пронзительной боли. Голова только-только оправилась от полученного при аварии сотрясения – и вот снова сильный удар чем-то твердым и тяжелым.