Журнал Наш Современник №8 (2003) - Журнал Наш Современник

Приза “За лучшую режиссуру” был удостоен наш Саша Сидельников за свою документальную картину “Вологодский романс”. Никто и предположить не мог, что Саше остается жить немногим больше ста дней и суждено погибнуть 4 октября 1993 года у горящего после танкового обстрела московского Белого дома. И сейчас передо мною его восторженное, одухотворённое лицо, глаза воина, горящие радостью от осознания сопричастности всеобщему славянскому прорыву, великой сербской эпопее “Золотого Витязя”. Последний раз я говорил с Сашей по телефону второго октября, сразу после возвращения в Москву. Он позвонил из Ленинграда и попросил помочь ему пробраться в окруженный Белый дом. Я сказал, что только приехал и ещё не знаю, как это сделать. Обещал разузнать и сообщить ему. Но Саша не стал дожидаться. В тот же вечер, вопреки не благословившему на поездку духовному отцу, он сел в поезд и прибыл в Москву. Ранним утром 4 октября, при начале штурма Белого дома, Саша с видеокамерой в руках был сражён предательской пулей в затылок. Господь судья убийце Александра.

1994 год

Я принял предложение президента Приднестровской Молдавской Респуб­лики А. Н. Смирнова провести третий МКФ “Золотой Витязь” в Тирасполе — в дни празднования годовщины ПМР в сентябре. Как и в прошлые годы, программу отбирал лично. Посетил Минск, Киев, Афины, Софию, Белград, провёл в просмотровых залах десятки часов, просмотрел сотни фильмов, стремительно теряя зрение.

Посмотрел фильм С. Говорухина “Великая криминальная революция” — ярчайший документ эпохи, решительное обвинение преступного режима. И это после его предыдущего фильма, открыто содействовавшего приходу к власти Ельцина! Поразительная метаморфоза произошла с Говорухиным — режиссёром и человеком — резкий переход с правого фланга на левый. Фильм, естественно, никто не желает ни замечать, ни показывать, а я непременно покажу его на “Золотом Витязе” — и обязательно отмечу призом. Надо поддержать Говорухина. Пусть наши отношения с ним и не складывались: много лет тому назад я пробовался у него в картине на роль Пятницы, но дальше проб знакомство не пошло. А последние годы он тёрся в нашем продажном кинобомонде, был своим среди тех, кто чужд мне.

Я позвонил Говорухину, поздравил с фильмом. Встретились у него дома. В ответ на протянутую руку я сказал: “Давайте по-русски”, и мы трижды поцеловались.

В преддверии фестиваля состоялись, кроме того, еще две исторические для меня встречи: первая за 15 лет (после нашей размолвки на съёмках “Обломова”) встреча с другом детства Никитой Михалковым и последняя — с С. Ф. Бондарчуком.

Эти события я зафиксировал в дневнике.

“7 июня. В переполненном зале Киноцентра смотрел премьеру нового фильма Никиты “Анна. От 6 до 18”. Ожидал увидеть на экране документальную семейную фиксацию роста его дочери. Фильм обрадовал и потряс меня. Я увидел стержневую, чёткую по гражданской позиции исповедь кинорежиссёра Никиты Михалкова, который лично для меня с этой картиной вышел на новую ступень своего творчества. После просмотра я обнял его крепко, сказал: “Я открыл тебя заново”. Трижды поцеловались. Договорились, что я приеду к нему на дачу, там и поговорим”.

“12 июня. Приехал утром к Никите на дачу. Застал его лежащим на полу, делающим зарядку. Мы провели вместе три часа. Показал ему видеофильм “Золотой Витязь” в Сербии”. Он смотрел внимательно, молча. Увидев кадр из фильма-призёра фестиваля “После войны мир”, в котором паровоз неожиданно объезжает бегущего ему навстречу по рельсам весёлого человека, искренне, эмоционально воскликнул: “Класс! Гениально! Прекрасно! Класс!”.

Я сказал: “Следующий “Витязь” пройдёт в Приднестровье”.

— А почему там? — спросил присутствовавший при нашей встрече украинский оператор Вилен Калюта.

— Правильно, что в Приднестровье, — определённо поддержал Никита.

— Ты представишь на конкурс свою картину? — спросил я.

— Конечно.

— Какую?

— “Анну”.

— А сам приедешь?

— А когда фестиваль?

— Открытие 2 сентября.

Никита задумался.

— В конце августа и начале сентября я в Париже... Придётся закончить поездку на два дня раньше... Я приеду.

— С этого года я решил не возглавлять жюри. Но знаю всю программу и думаю, что “Золотой Витязь” — твой.

— Дай расписку! — в обычной своей манере съюморил Никита и сам засмеялся.

Говорили о кино, о политике и политиках, о безверии, о необходимости спокойного, неустанного труда...

— Я должен покаяться, — сказал я Никите. — Наблюдая за тобою эти годы издали, я, как и многие, грешным делом решил было: “Удачник, благополучен, барин...”. А то, как ты все эти годы жил и страдал, я увидел лишь в “Анне”.

Я оставил Никите кассету с моим “Лермонтовым”, и мы тепло простились до встречи в Тирасполе”.

Забегу вперёд. Прошло три месяца. Наступило 2 сентября, день тор­жественного открытия “Золотого Витязя”. Никиты нет. Ну, думаю, не приедет. Да это и понятно: станет он прерывать триумфальную поездку по Франции, где его за “Утомлённых солнцем” на руках носят, и помчится через три границы в Тирасполь...

Спускаюсь в гостиничном лифте вниз. Двери раскрываются, передо мною — Никита с перекинутым через плечо костюмом на вешалке.

— Приехал?! — изумился я.

— А х... ли? — с ходу парировал Никита. — Я ж обещал.

“19 июня. Поезд Москва—Киев.

Только что состоялась встреча с С. Ф. Бондарчуком. С сыном Иваном приехал в московскую квартиру  д е д а.  До отхода моего поезда в Киев было около полутора часа. Попили чаю с ним, Ириной Константиновной, Алёной. Забежал на пять минут Фёдор, и все схлынули — кроме С. Ф. и И. К. Я показал видеофильм о “Золотом Витязе”, пригласил Сергея Фёдоровича возглавить жюри фестиваля. От председательства в жюри он с юмором отказался: “Я старый... Кино я не люблю... А первый приз — Никите... Да... А что?! хороший фильм... я видел... Нет, в жюри не надо... Гостем приеду... посижу в кресле...”.

Иван на прощанье порадовал своего деда игрой на фортепьяно: фрагмен­тами Первого концерта Чайковского, а потом “Риголетто” Листа—Верди. Хозяева дважды аплодировали.

И я, и Ваня нежно обняли Сергея Фёдоровича на прощанье. И “дед” нежно прижал нас по очереди к себе. Он заметно сдал — постарел, похудел, но по-прежнему величав и красив, и очень дорог моему сердцу.

Говорили и о Сербии. Он только что оттуда. На пороге ещё раз одобрил увиденное в фильме о “Золотом Витязе”: “Хорошее дело ты затеял... Хороших людей собрал... Да... у вас совсем другое кино, чем на Кинотавре”.

Это были последние слова, сказанные мне великим Бондарчуком, последнее напутствие.

В Приднестровье он приехать не смог. Смертельная болезнь брала своё. Осенью С. Ф. Бондарчука не стало”.

“21 июня. Киев.

С Божьей помощью, легко и привычно, в два дня отобрал на фестиваль программу украинских фильмов, предложенных дорогим моим украинским оргсекретарём фестиваля, доцентом Киевской киноакадемии, киноведом Валентиной Романовной Слободян.

Работал я в том же кинозале министерства культуры Украины, что и в прошлом году, с сердечной, творческой помощью того же трогательного киномеханика Григория Александровича Добровольского. Он не только осмысленно, по-редакторски чередовал фильмы, но и заботливо носил мне в зал кофе и чай — работал я без перерыва на обед, лишь трижды выходя из зала для интервью. В зал то и дело забегали режиссёры, проведавшие про отбор на “Золотой Витязь”, просили посмотреть их картины.

Документальные фильмы, с которых мы начали отбор, так же порадовали меня, как разочаровали потом игровые. В четырёх из шести художественных картин в сознание зрителя упорно внедрялась одна и та же идея: НКВД — главный враг украинского народа. НКВДисты все до одного русские (и актёры их играют русские — чего не сделает сегодня актёр за хоть какие-то гроши?!) с соответствующими фамилиями типа “Уралов” или “Москвин”... И вот эти злыдни бьют и насилуют красивых украинских женщин, пытают и расстре­ливают их. Бездарная режиссура бессовестно отрабатывает свои 30 сребре­ников, полученные от режима зарвавшихся “незалежников” за иудино предательство единокровного брата. Так мои дорогие украинские коллеги сеют на Украине заразу русофобии. Об этом я открыто заявил во всех трёх интервью по телевидению и радио Украины: “Как вы будете смотреть в глаза своим русским друзьям и коллегам, когда минет чума распада и предательства?” Расстроенный вакханалией украинского “художественного кино”, вечером зашёл в Дом кино на последний (в прямом и переносном смысле) украинский художественный фильм — “Записки курносого Мефистофеля”. И немного утешился — хоть один пристойный фильм!

И всё же к.п.д. командировки в Киев — высокий: программа на фестиваль отобрана, блокада “Витязя” украинскими СМИ прорвана, интерес украинских коллег к фестивалю резко возрос.