Символ любви - Линда Инглвуд

Моя жена тоже не желала причинить мне зла. Она тоже не могла иначе. Но сегодня утром, когда вы уехали, я понял, что не могу без вас. У меня в сознании вдруг все встало на свои места. И то, что вы гораздо красивее, чем притворялись, не такая уж и беда, если рассуждать здраво. Хотя я привязался к вам благодаря вашей внутренней красоте. Итак, я люблю вас. Люблю вас больше всего на свете. Пожалуйста, Джанин, будьте моей женой. Вы сделаете меня самым счастливым человеком на земле.

Малколм говорил все это, по-прежнему глядя в окно. И когда захотел обернуться и посмотреть на реакцию Джанин, он увидел во все то же окно, как кто-то выбегает из парадного входа и спешно направляется к машине. Не может быть, это же… Джанин!

Малколм резко обернулся. В комнате было пусто. Джанин, видимо, ушла в самом начале его проникновенной речи и все это время петляла по коридорам замка. Надо немедленно ее догнать!

Он бросился к выходу, но в дверях столкнулся с каким-то высоким мужчиной. Малколм попробовал было его обойти, но тот преградил ему дорогу.

– Простите, но мне нужно с вами поговорить об одном очень серьезном деле, – сказал вошедший.

Интересно, кто пустил сюда этого верзилу? Малколм поднял негодующий взгляд на посетителя. Так это же Алан, конюх, которого взяли на работу в замок несколько месяцев назад.

– Хорошо, обязательно поговорим, но сейчас мне некогда. Зайди через пару часов, – произнес Малколм и снова попытался обойти Алана, но тот опять встал перед ним.

Малколм не на шутку разозлился. С каждой секундой Джанин уезжает все дальше от него, а этот недоумок сейчас наверняка станет рассказывать о какой-нибудь заболевшей кобыле. Он уже хотел повысить на конюха голос, но тот заговорил первым:

– Можете меня казнить, можете миловать, но я отец будущего ребенка леди Мэрианн. Я пришел просить ее руки, потому что мы с ней любим друг друга.

Вот это да! Потрясений сегодняшнего дня нормальному человеку хватило бы на месяц, отстраненно подумал Малколм. Он отступил на несколько шагов и, не зная, что ответить конюху, с недоумением воззрился на него. Тем временем, видя, что хозяин больше не пытается сбежать, Алан продолжил уже увереннее:

– Простите, что я пришел только теперь. Но, видит Бог, я не знал, что стряслось с леди Мэрианн. После того нашего свидания, когда… – Алан запнулся, – когда мы так неожиданно и стремительно сблизились, она стала замкнутой и скрытной. К тому же она почти не выходила из своей комнаты и мы мало виделись. Если бы она только сказала мне, что ждет ребенка, я бы немедленно пришел просить у лорда Коннора ее руки. Но я узнал только сегодня, когда об этом заговорили все слуги… Простите меня… и помогите мне добиться разрешения на наш брак. Я знаю, вы поймете меня как мужчина. Уж вам-то хорошо известно, что такое по-настоящему любить и желать женщину, – произнес конюх, заканчивая.

Ага, значит, об этом тоже уже говорят все слуги, сделал вывод Малколм. Впрочем, все равно. Он наконец-то пришел в себя.

– Я обещаю тебе помочь, Алан, – твердо сказал Малколм. – Я сделаю все, чтобы ваша с Мэрианн свадьба состоялась. Но сейчас я должен отлучиться. Подожди меня здесь, если хочешь, я скоро буду! – крикнул он уже на бегу.

Он ворвался в гараж и лихо впрыгнул в спортивный «феррари» – самую быструю машину, какая у них была, и помчался в сторону аэропорта.

Но Джанин, естественно, не догнал. Подъезжая к терминалу, он видел, как взлетает ее самолет, но все еще не хотел в это верить.

В Нью-Йорке на Джанин навалилось столько проблем и нерешенных вопросов, что у нее не оставалось свободного времени винить себя за то, что она ушла из замка, не выслушав Малколма. Только ночью, когда за окном ее крохотной квартиры раздавались пьяный хохот и звон разбитого стекла – обычные звуки ночного Бруклина, от которых она успела отвыкнуть, – Джанин тихо плакала. Она плакала о северной стране, где благородные люди живут в собственных замках и знают свою родословную, начиная с пятнадцатого века. О мужчине, которого она полюбила и никогда уже больше не увидит. О девочке, которая стала ей близка как дочь и которая так хотела называть ее мамой.

Но теперь все это осталось в прошлом. Надо искать новую работу, как-то устраивать свою жизнь. С работой все обстояло совсем не просто. Ей предлагали место учительницы в школе, но там платили слишком мало, а проценты по счетам все росли. Прошла уже почти неделя с того дня, как она покинула Шотландию, а определенности в жизни не прибавилось. Целые дни Джанин проводила на бирже труда или бегала по городу в поисках подходящей работы.

Вечером, ложась спать, она размышляла, правильно ли все сделала. И каждый раз убеждалась: да, правильно. Конечно, она безумно любит Малколма, но он дал ей ясно понять, что между ними ничего не может быть. А выслушивать очередную лекцию о том, что он никогда больше не женится, и, как следствие, опоздать на самолет, желания не было.

Жизнь в замке – это больше похоже на сказку. А сказка рано или поздно кончается…

Джанин проснулась около восьми утра. Погода стояла солнечная, но нежаркая. Сегодня ей опять предстояло провести день в утомительных и, возможно, безрезультатных поисках работы. Она выглянула в окно. Ничего интересного. Разве что у тротуара припаркован роскошный «роллс-ройс». Идеально отполированный и стоящий, вероятно, столько, сколько она заработала бы в лучшем случае лет за пять. Джанин вздохнула.

И тут раздался звонок в дверь. Она поправила волосы, открыла дверь. И на несколько секунд потеряла дар речи.

– В-вы? Что… что вы тут делаете?

– Можно войти? – невозмутимо поинтересовался Малколм, как будто жил этажом выше и пришел проведать соседку.

– Д-да, конечно. Но чего вы хотите? Малколм вошел и закрыл за собой дверь.

– Знаете, у меня к вам очень важное дело. – Теперь он обращался к ней, только глядя в глаза. Он боялся отвернуться даже на миг. Вдруг опять сбежит не дослушав? – Место няни, как вы знаете, опять вакантно, но я вам его не предлагаю, хотя вы и лучшая няня, которая у нас была, да и, наверное, в мире. Место няни – вещь ненадежная хотя бы потому, что контракт имеет ограниченный срок. Но есть еще одно вакантное место, и я прошу вас его занять. Будьте моей женой. Я вас люблю. А чтобы вы не думали обо мне плохо и знали, что я всегда держу слово, я дарю вам тот самый «роллс-ройс», который выставлялся на аукционе. Можете выглянуть: он прямо под вашим окном.

Джанин обессиленно опустилась в кресло.

– Да… – только и смогла вымолвить она.

– Могу я считать это ответом на мое предложение? – улыбнулся Малколм.

– Мне надо подумать, – ответила Джанин, едва сдерживая радостную улыбку.