Символ любви - Линда Инглвуд

– Значит, мама не одобрила бы ваших действий?

Джанин покачала головой.

– Она твердо убеждена, что в любом, даже самом затруднительном случае надо говорить только правду.

– В этом я с ней полностью согласен. – Малколм снова посмотрел на нее своим пронизывающим холодным взглядом. – А почему вы не взяли кредит в банке?

– Потому что, даже если бы я заложила все свое имущество и себя вместе с ним, этого хватило бы в лучшем случае на оплату половины счетов. И потом, довольно странно было бы закладывать свою квартиру, чтобы выкупить мамину.

– И все же цель не оправдывает средства. Я просто не верю, что не было другого выхода.

– Ну конечно, не верите, потому что никогда не сталкивались даже с тенью тех проблем, которые есть у огромного количества людей. Для вас понятие «нет денег» то же самое, что, к примеру, «полет на Луну». То есть это на слуху и реально существует, но вас совершенно не касается. – Она распалялась с каждой минутой все сильнее. – Ну, скажите, если бы ваша тетя, брат или дочь нуждались в помощи и у вас не было бы другого выхода, кроме как пойти на невинный обман, неужели бы вы остались в стороне из-за каких-то идиотских принципов или этических соображений?

– Я бы нашел другой выход. Если есть неверный путь, значит, есть и верный.

– Как вы можете такое говорить? Вы просто не понимаете, что я чувствовала.

– Нет, я вас прекрасно понимаю. Но то, что вы сделали, – непростительно. – Малколм на миг замолчал. – В любом случае, я думаю, что, если бы вы предстали передо мной во время нашей первой встречи в своем… гмм… естественном виде, ничто не помешало бы мне принять вас на работу. Вашим рекомендациям могли бы позавидовать куда более опытные педагоги.

– Я не могла рисковать: слишком много было поставлено на карту. И потом, я всегда считала, что красота человека в его душе. Это стало для меня шансом увидеть, смогут ли меня оценить только за мой ум и душевные качества, а не за внешний вид. Но случилось обратное. При первой нашей встрече вы сказали мне, что красота в женщине для вас является не объектом восхищения, а чуть ли не пороком. Если у меня и было желание отказаться от маскарада, то после ваших слов оно пропало. И поскольку я выглядела этакой вполне заурядной особой, вы запросто со мной общались. Мы обсуждали с вами политику, литературу, проблемы образования и так далее. Вы можете это отрицать, но вы прислушивались к моему мнению. Таким образом, вы ценили меня за мой ум и характер. А я неожиданно открыла для себя…

Малколм с любопытством посмотрел на нее.

– И что же вы открыли?

– Вы очень хороший человек.

– Думаете, лесть вас спасет?

– Я понравилась вам, несмотря на то что отнюдь не красавица. Вы не представляете, как много это значит для меня.

– Вы заблуждаетесь.

– Неужели? Тогда как вы объясните поцелуй в лесном доме?

– Я не собираюсь ничего объяснять!

Джанин даже всплеснула руками и нервно заходила по комнате.

– Как, наверное, хорошо быть боссом! Если вдруг запахло жареным, можно прикрыться своим положением и сказать, что никому ничего не должен.

– Прикрываться – это ваша привилегия, не моя.

– Неправда, я была с вами самой собой. Мне не нужно было кого-то из себя изображать или подстраиваться под вашу точку зрения. Я говорила, что думала, и поступала, как подсказывала мне совесть. И даже вопреки тому, что мы с вами очень разные, вы заинтересовались мной. Вы провели со мной весь сегодняшний день. Вы поцеловали меня.

– Это было до того, как я узнал вашу истинную сущность, – сказал Малколм.

– Вы отказываетесь меня понимать, потому что сердитесь, – возразила Джанин. – Но если будете честны с собой, то не сможете не признать, что нас связывает некая невидимая нить.

– Если то, что вы говорите, и было правдой, то вы сделали все, чтобы эту нить порвать. Моя жена в свое время преподала мне отличный урок о двуличности женщин. Вы, как нельзя лучше, его подтвердили. Третьего раза не будет, так и знайте!

– В таком случае, мне жаль, что вы неверно усвоили урок.

– И как же, по-вашему, будет верно?

– По одежке только встречают.

Малколм одарил Джанин ледяным взглядом, от которого по всему ее телу побежали мурашки.

– Прекратим этот ненужный разговор! – резко бросил Малколм. – Я думаю, самым лучшим для вас будет собрать вещи. Завтра утром мой шофер отвезет вас в аэропорт, к первому рейсу на Нью-Йорк.

И хотя у нее почти не оставалось сомнений, что именно так все и будет, ее будто ударили под дых. Неимоверным усилием Джанин сдержала наворачивающиеся на глаза слезы.

– Замечательно. Я немедленно начну складывать вещи.

Малколм вышел из комнаты, не говоря больше ни слова. Что ж, его тоже можно было понять. После такой семейной жизни удивительно, что человек вообще остался вменяемым. И с определенной точки зрения он был совершенно прав. Правда, и она, Джанин, тоже была по-своему права. Но поскольку хозяином положения в данной ситуации оказался Малколм, пострадала противоположная сторона.

Ладно, если бы она просто лишилась работы. В конце концов, новую с ее-то рекомендациями будет найти не так уж сложно. Самое ужасное, что она уезжала с разбитым сердцем. Джанин полюбила Малколма, и ей была невыносима сама мысль о том, что завтра она уедет и больше никогда его не увидит. Сила ее любви была столь огромной, что любая, даже самая неистовая гроза показалась бы мелким моросящим дождиком по сравнению с тем, что творилось в душе Джанин.

На следующее утро Малколм зашел в комнату леди Элизабет. Уже стуча в дверь, он старался, чтобы тетя поняла, как он раздражен. Когда услышал приглашение, он вошел и был поражен безмятежным видом, с которым эта достойная дама расположилась за маленьким круглым столиком и пила утренний чай. Как она может сидеть как ни в чем не бывало, когда все благополучие семьи трещит по швам! Если только известие об очередном увольнении няни выйдет за пределы замка, его будут неделю смаковать в местных газетах. А то еще, не дай Боже, о ней не побрезгуют написать и в столичной прессе, придумав нелепейшие объяснения всему происходящему. И во всех бедах виновата исключительно леди Элизабет, которая сидит и умиротворенно попивает чай.

Но не успел Малколм начать свою обличительную речь, как леди Элизабет обратилась к нему нарочито светским тоном:

– Здравствуй, Малколм. Ты уже слышал новость о своей сестре?

– Какую новость? – спросил он, застыв в дверях.

– Она беременна.

Малколм привалился к косяку.

– Вот черт! Теперь понятно, что за загадочная болезнь мучает ее последнее время.

Джанин предупреждала его, что, если игнорировать желания подростка, тот только из чувства противоречия может поступить по-своему. И попала в самую точку.