Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Партнёры быстро упаковали вещи и перебрались на корабль.
— Спасибо за предупреждение, — сказал Грегор перед стартом.
— Только не воображайте, будто вас я считаю лучше прочих. Насколько мне известно, вы такие же паразиты, как и мои обитатели. Но паразиты с другой планеты. И если узнают, что я вас прикончила, сюда заявятся другие существа вашего вида с атомными бомбами и лазерными пушками и уничтожат меня как бродячую планету. Так что уматывайте, пока я в хорошем настроении.
Несколько часов спустя, уже из космоса, Арнольд и Грегор своими глазами увидели, какая жуткая судьба постигла обитателей планеты. Когда всё кончилось, Грегор взял курс на Землю.
— Полагаю, — сказал он Арнольду, — нашей фирме конец. Мы не выполнили условия контракта. Адвокаты сарканцев сотрут нас в порошок.
Арнольд, внимательно читавший контракт, посмотрел на Грегора:
— Нет. Как ни странно, но, по-моему, мы чисты как стёклышко. Прочти последний абзац.
Грегор прочитал и почесал макушку.
— Я понял, что ты имеешь в виду. И ты думаешь, что это удовлетворит судей?
— Конечно. Наводнения всегда считались стихийными бедствиями, божественной волей. И если мы промолчим, а планета не проболтается, то никто и не узнает, как всё было на самом деле.
Тело
The Body — Galaxy Science Fiction, January 1956; перевод: Владимир Баканов
Открыв глаза, профессор Мейер увидел беспокойно склонившихся над собой трёх молодых хирургов. Внезапно ему пришло в голову, что они действительно должны быть очень молоды, если решились на это; молоды и дерзки, не обременены закостенелыми представлениями и мыслями, с железной выдержкой, с железным самообладанием.
Его так поразило это откровение, что лишь через несколько секунд он понял, что операция прошла успешно.
— Как вы себя чувствуете, сэр?
— Всё хорошо?
— Вы в состоянии говорить, сэр? Если нет, качните головой. Или моргните.
Они жадно смотрели.
Профессор Мейер сглотнул, привыкая к новому нёбу, языку и горлу. Наконец произнёс очень сипло:
— Мне кажется… Мне кажется…
— Ура! — закричал Кассиди. — Фельдман, вставай!
Фельдман соскочил с кушетки и бросился за очками.
— Он уже пришёл в себя? Разговаривает?
— Да, он разговаривает! Фредди, мы победили.
Фельдман нашёл очки и кинулся к операционному столу.
— Можете сказать ещё что-нибудь, сэр? Всё что угодно.
— Я… Я…
— О боже, — выдохнул Фельдман. — Кажется, я сойду с ума.
Трое разразились нервным смехом. Они окружили Фельдмана и стали хлопать его по спине. Фельдман тоже засмеялся, но затем зашёлся кашлем.
— Где Кент? — крикнул Кассиди.
— Он удерживал осциллограф на одной линии в течение десяти часов.
— Отличная работа, чёрт побери! Где же он?
— Ушёл за сандвичами, — ответил Люпович. — Да вот он.
— Кент, всё в порядке!
На пороге появился Кент с двумя бумажными пакетами и половиной бутерброда во рту. Он судорожно сглотнул.
— Заговорил?! Что он сказал?
Раздался шум, и в операционную ввалилась толпа людей.
— Уберите их! — закричал Фельдман. — Где этот полицейский? Сейчас никаких интервью.
Полицейский выбрался из толпы и загородил вход.
— Вы слышали, что говорят врачи, ребята?
— Нечестно, это же сенсация!
— Его первые слова?
— Что он сказал?
— Он действительно превратился в собаку?
— Какой породы?
— Он может вилять хвостом?
— Он сказал, что чувствует себя отлично, — объявил полицейский, загораживая дверь. — Идём, идём, ребята.
Под его растопыренными руками прошмыгнул фотограф. Он взглянул на операционный стол и пробормотал:
— Боже мой!
Кент закрыл рукой объектив, и в этот миг сработала вспышка.
— Какого чёрта?! — взревел репортёр.
— Вы счастливейший обладатель снимка моей ладони, — саркастически произнёс Кент. — Увеличьте его и повесьте в музее современных искусств. А теперь убирайтесь, пока я не сломал вам шею.
— Идём, ребята, — строго повторил полицейский, выталкивая газетчиков. На пороге он обернулся и посмотрел на профессора Мейера. — Просто не могу поверить! — прошептал он и закрыл за собой дверь.
— Мы кое-что заслужили! — воскликнул Кассиди.
— Да, это надо отметить!
Профессор Мейер улыбнулся — мысленно, конечно, так как лицевая экспрессия была ограничена.
Подошёл Фельдман.
— Как вы себя чувствуете, сэр?
— Превосходно, — осторожно произнёс Мейер. — Немного не по себе, пожалуй…
— Но вы не сожалеете? — перебил Фельдман.
— Ещё не знаю, — сказал Мейер. — Я был против из принципа. Незаменимых людей нет.
— Есть. Вы. — Фельдман говорил с горячей убеждённостью. — Я слушал ваши лекции. О, я не претендую на понимание и десятой части, математическая символика для меня только хобби. Но ваши знаменитые…
— Пожалуйста, — выдавил Мейер.
— Нет, позвольте мне сказать. Вы продолжаете труд Эйнштейна. Никто больше не в состоянии закончить его. Никто! Вам нужно было ещё пару лет существовать в любой форме. Человеческое тело пока не хочет принимать гостя, пришлось искать среди млекопитающих…
— Не имеет значения, — оборвал профессор. — В конце концов, главное — интеллект. У меня слегка кружится голова.
— Помню вашу последнюю лекцию в Гарварде, — сжав
