Танцующая с Ауте. Трилогия - Анастасия Парфенова

Должно быть, со стороны казалось, что я веду за собой Музыку, заставляя свирели, певшие на ветру, откликаться на тень своего желания. Должно быть, со стороны я выглядела чуждым, потусторонним существом. Должно быть…

Да какая разница, как танец выглядит со стороны?

Изнутри это выглядело… холодно. Антея тор Дериул-Шеррн умирала. Ее личность растворялась под наплывом чужих чувств и воспоминаний, намеренно принесенная в жертву. Я была проводником, холодным, непреклонным, уводящим вас в царство мертвых.

Бесстрастно и неумолимо движения танца смывали все, что еще во мне было человеческого, оставляя вынырнувшую на зов музыки… богиню.

То, что должно случиться дальше, уже не имело особого значения.

Однако…

Однако мне хотелось, чтобы все прошло… красиво. С надломленной эльфийской трагичностью и соответствующим декором.

Уж что-что, а соответствующий декор эль-ин умели обеспечивать как никто другой!

Я парила в абсолютной темноте, покачиваясь на потоках воздуха. Зал растворился в первородной бездне – безграничной, бездонной, всепоглощающей тьме.

Единственными источниками света в царстве тени были эль-ин. Каждая облаченная в длиннополый плащ фигура сжимала в обеих ладонях прозрачную, наполненную серебристым вином пиалу. В каждой чаше плавал, отбрасывая надломленные блики, маленький серебристый язычок пламени.

Ветры, живущие в Зале, играли что-то хрупкое, торжественное. Один за другим эль-ин расправляли крылья и срывались в темную бездну, бережно сжимая в руках чаши. Невидимые носители света, они медленно летели по кругу, вдоль галерей и террас, все выше и выше, постепенно сужая круги и по спирали приближаясь к центру.

Танец серебряных светлячков во тьме ночи. В этом было что-то феерическое и потустороннее.

Мое тело начало светиться. Сначала немного, а затем все больше и больше, будто я проглотила гигантскую серебряную луну. Источник взмывал из глубин моего тела, готовясь покинуть ненадежную оболочку. Ауте, надеюсь, голокамеры все это фиксируют. Жаль будет, если столь потрясающее шоу пропадет даром.

Музыка нарастала в рвущем душу крещендо… А потом вдруг затихла. Передо мной, раскинув белоснежные крылья, застыла Лейруору тор Шеррн.

Ей полагалось быть спокойной и безмятежной, но опытный взгляд мог заметить следы напряжения на темном лице. Я подбадривающе улыбнулась. Осторожно расстегнула перевязь меча, в последнем немом извинении коснулась губами ножен. Молча передала одушевленное оружие своей Наследнице. Сергей хотел остаться ближе к Эль. С тех пор как Нефрит стала излюбленной маской богини, ее бывший спутник считал своим долгом «присматривать» за зеленоокой арр-леди, пока та не разберется с собственным посмертием…

Лейри с величайшим почтением приняла клинок. Замерла в поклоне. Пристроила ножны у себя за спиной.

Пауза затягивалась. В фиалковых глазах все явственней проступало смятение.

– Мама? – Ее голос впервые за очень долгое время прозвучал совсем по-детски.

Как всегда. Все, ну абсолютно все приходится делать самой.

– Все будет в порядке, дорогая. – Сама поразилась доброму, успокаивающему, какому-то неуловимо божественному звучанию своего голоса. – Ты справишься.

Слова разнеслись по всему гигантскому Залу. Голокамеры, без сомнения, разнесли их по всей Империи. Пора.

В моей светящейся изнутри лунным серебром руке медленно материализовалась прохладная тяжесть кинжала-аакры. Несколько мгновений я потратила, проводя тщательнейшее изменение ритуального оружия: убить вене отнюдь не так просто, а затягивать и без того затянувшуюся на десятилетия комедию мне не хотелось.

Вложила в руки Лейри пылающий холодом клинок. Затем взяла чуть дрожащие черные ладони в свои, ни на минуту не выпуская из виду затравленно-решительного фиалкового взгляда.

Водоворот кружащихся в темноте свечей взмыл ввысь, когда миллионы эль-ин одновременно напрягли крылья.

Я рванула на себя руки приемной дочери, одновременно подаваясь ей навстречу.

Вместе с кровью из моего тела хлынула, обжигая сиянием, энергия Источника. Боль была недолгой.

Я ждала освобождения, но было лишь удивление одиночества: Эль покинула меня, и в последние секунды жизни я вновь смотрела на мир серыми, такими слепыми, смертными глазами. Какое… странное чувство… эта….

…пустота…

В ту неуловимо краткую долю секунды, когда божественный свет уже покинул старый сосуд, но еще не завладел новым, Эль вгляделась в обращенные к ней в страхе или же в религиозном экстазе лица.

А потом она заговорила.

Это был… странный разговор. Разум богини был кардинально отличен от разума простых бессмертных. Не говоря уже о смертных. Ей было гораздо сложнее понять своих детей, чем, скажем, Кесрит тор Нед'Эстро понять своего кота. Она заговорила с ними одновременно со всеми, потому что не могла представить, что может быть иначе, что каждому существу можно было бы выделить отдельное время. Впрочем, это не помешало ей сказать каждому существу именно то, что ему необходимо было услышать.

– Мама?

– Виор?

– Ох, мам, ну ты и вырядилась! А если они испугаются и улетят?

– От меня? Не дерзи, девчонка! И как ты додумалась сунуться тогда к тор Дериул?

– Ну-уу… – Виор, такая же юная и самоуверенная, как и в тот день, когда она налетела на клинок своей тетки, недовольно дернула ухом. – Не рассчитала сил. Подумаешь. С кем не бывает.

– Со всеми остальными, – прошипела Вииала. На глаза навернулись слезы, но она лишь гордо вздернула подбородок. Дочь не должна видеть ее слабости! И тут же вновь пришла старая вина: если бы она не скрывала свои слабости так тщательно, если бы она как-то убедила глупую девчонку, что есть вещи, справиться с которыми просто невозможно…

– Мам, прекрати, – Виор тряхнула головой, заставляя спускающиеся до колен черные косички затанцевать по плечам. – Ну сколько можно? Да, ты виновата. Да, Антея виновата. И Раниель-Атеро, потому что не научил. И Зимний, потому что не успел. И все остальные тоже, просто потому, что выжили. Но, может быть, ты наконец поймешь, что в моей смерти прежде всего виновата я сама?

– Я это отлично понимаю, – сухо заверила ее Ви.

– Тогда, может, перестанешь терроризировать саму себя и всех окружающих?

– Не перестану, – воинственным тоном заявила Вииала Великолепная. – Может, я это делаю не от непереносимого горя, а просто из природной вредности. Может, терроризировать окружающих доставляет мне искреннее, ни с чем не сравнимое удовольствие!