Первая жена (сборник) - Ольга Агурбаш

Вопросы множились. И то, что днем казалось таким понятным, сейчас представлялось тревожным и даже опасным. Это что же выходит? Он пытается обаять мать, чтобы, развеяв ее сомнения и расслабив полностью, за ее спиной крутить шашни с дочерью?! Вполне реальный ход. Вполне! Похоже на то. Он ведь ни слова не сказал об их общении, он вообще сделал вид, что с трудом вспомнил какую-то там ученицу. Ой, Господи! Что же делать? Что ей делать? Может, правда, Глебу рассказать? Пусть со своей мужской колокольни посмотрит на ситуацию.

Она прислушалась. В доме стояла тишина. Глеб был настолько погружен в свой компьютер, что Надежда решила отложить разговор, зная по опыту, что ничего хорошего, если его оторвать от работы, не выйдет. Да еще звонок телефонный раздался. Звонила сотрудница с каким-то безобидным вопросом, а зацепились языками, заговорили и не заметили, как наступила ночь.

«Завтра, – определила для себя Надежда. – Поговорю с мужем завтра».

Но на следующий день ей позвонил Вадим, и вся жизнь Надежды изменилась до неузнаваемости…

Что-то разладилось в Анином представлении о собственной жизни. Вроде бы все нравилось: и то, как она выглядит, и какие поступки совершает, и как у нее отношения прекрасно складываются с интересующим ее мужчиной… А потом вдруг раз – одномоментно, резко, одуряющее тяжело – нет, не то! Не так! Все плохо! Что плохо, что именно не так, еще четко не осознавалось. Проснувшись как-то под утро, когда бы еще спать и спать, когда самые сладкие сны снятся взрослеющим девушкам, она вдруг ошеломленно вскрикнула: «Господи! Как же все плохо!» И начался круговорот: воспоминания, анализ, воспроизведение собственных фраз, препарирование диалогов…

Аня как-то одновременно увидела себя во всех ипостасях. И в роли дочери, и подруги, и выпускницы, и абитуриентки. И ни одна из этих ролей не порадовала ее. Ни одна не дала ей ощущение хотя бы минимального комфорта. В любой из этих ипостасей, в каждой из них узрела Аня фальшь и самообман. Каждую жестко раскритиковала, осознав тотальное недовольство собой, что было странно. Странно, ново и, соответственно, непривычно и даже шокирующее.

Считая себя неотразимой красавицей, она, разглядев себя будто бы со стороны, обнаружила сутулость. Недаром мать ей то и дело твердит: «Аня, выпрями спину! Аня, следи за осанкой!» Но мать-то она не очень слушает, не слишком-то уважает, а уж любовь к матери вообще не рассматривается Аней как высшая ценность. Это, кстати, к вопросу о том, какая она дочь. Ничего себе – единственный ребенок, обласканный, избалованный, не знающий ни в чем ни отказа, ни упрека, заявляет самому себе, что к родной матери нет ни почтения, ни уважения, ни особой любви.

И еще Аня поняла, что не любит свои ногти, которые вечно слоятся, ломаются, плохо растут. И яркий лак, столь любимый ею, лишь только подчеркивает некрасивость формы и неухоженность рук. Но до сих пор она не слушала замечаний и насмешек подруг, а ведь, выходит, опять права мама. «Дочь, ты вместо лака лучше полечила бы ногти, витамины попила». И покупала Ане лечебное покрытие и препараты соответствующие. Только Аня и без нее все знает, и нечего ее учить, и глупую заботу проявлять никому не нужную, навязчивую и оттого раздражающую.

А сейчас, лежа в душной своей предрассветной тоске, вспомнила она, куда закинула мамины покупки и пообещала себе с утра извлечь витамины из тумбочки и воспользоваться.

Ну ладно: ногти и сутулость еще как-то поддаются корректировке. А что делать с подружками? У нее же ни одной закадычной так и не случилось за все школьные годы. Почему? Ну почему, Господи? Так, одноклассницы, приятельницы… Ну еще с кем-то летом можно сойтись, на даче… Все не то… Почему нет у нее ни одной милой сердцу подружки, с которой можно поболтать, поделиться не просто мыслями, а самым сокровенным, самым-самым… Таким, что на дне души затаено… Таким, что больше никому-никому. Не умеет она, видно, дружить. Не умеет!

Конечно, далеко не все мог осознать мозг юной девушки и не все аналитические умозаключения были ей доступны, но бывают, бывают в жизни такие минуты, такие состояния, которые озаряют, проясняют, которые будто бы даны свыше необъяснимой силой и оттого пронзительны, несомненны и истинны.

Мысленно список Ани множился поминутно: дочь – неблагодарная, внешность – красоты сомнительной, подруга – никакая… Что дальше? Дальше – ученица, выпускница, абитуриентка. Это можно объединить и отложить в сторону. Учится Аня неплохо, отношения с учителями – более-менее нормальные. И на фоне всех остальных минусов против данной позиции можно поставить плюс. Пусть не жирный, не однозначный, но все-таки плюсик. Можно и в этой позиции что-то покритиковать, нужно наверняка и в данной ипостаси что-то трансформировать и менять к лучшему, но Аня не стала долго задерживаться на данном пункте.

Впереди маячил самый сложный и наиболее притягательный для нее вопрос: влюбленность. Она даже и сама не знала, каким словом обозначить то чувство и те отношения, которые будоражили и не давали покоя. Она, недолго думая, назвала их одним словом: Вадим! И вроде бы поплыла уже, растворяясь в девичьих мечтах своих и грезах, но опять вдруг резко остановилась и заставила себя реально оценить ситуацию.

А реальность оказалась не то чтобы не слишком приятной, а в точности наоборот – неприятной совсем!

Она представила себя в театре, сидящей в зрительном зале. Спектакль еще не начался. Занавес закрыт, свет в зале яркий. Она сидит, зная заранее сказку, какую будет смотреть, и представляя героев, наряды, декорации. Представляя даже свои эмоции и ощущения. А когда погасили свет, открыли занавес и действие началось, то почему-то все оказалось по-другому. И музыка новая, и костюмы другие, и даже актеры выглядят не так, как ей виделось в своем воображении.

Высвеченные ярким светом, герои сказки произносят вроде бы знакомые слова, но то ли смысл в них вкладывается другой, то ли сама Аня воспринимает их иначе, только картина мира меняется настолько существенно, что Аня ошеломлена и даже несколько подавлена. Она огорчена увиденным и не может, не хочет, не желает воспринимать мир таким, каким ей его показывают. Ей нравился ее собственный сценарий, она была готова только к нему, она наслаждалась и предвкушала свой восторг заранее. А тут что?

Что у нее с Вадимом? Каким словом можно это назвать? Связь? Роман? Флирт? Да ни одним! Ничего не подходит! Все вранье и сплошной самообман. Напридумывала она себе и любовь эту, и страсть мифическую, или, как принято говорить сейчас, виртуальную. А на самом деле… На самом деле ничего между ними нет. Есть односторонние Анины потуги. Все! Ну подумаешь, один-единственный поцелуй в машине. Неужели его можно считать чем-то серьезным? А с тех пор только ее сообщения да редкие, урывками звонки ни о чем. Он всегда подчеркнуто вежлив и сух. Да что там сух? Холоден и равнодушен! Пора уже называть вещи своими именами! И, осознав истинное положение вещей, она ощутила совершенно явно, как упала пелена с глаз. И не только с глаз. С души, с сердца упала. Успокоилось как будто все мгновенно. Успокоилось, потому что приняла Аня взрослое, взвешенное решение: жить иначе. По-другому вести себя, по-другому осмысливать происходящее. И даже наметила, как именно. Села за стол, зажгла настольную лампу и в красивом блокноте, подаренном родителями к Новому году и до сих пор бесполезно валяющемся в ящике стола, написала по пунктам, что и как она будет делать, начиная с сегодняшнего дня.

Список получился длинный. Аня просидела над ним до половины восьмого утра, как раз до того времени, когда надо было подниматься и собираться в школу. Будильник в тот день не понадобился. Она его выключила заранее, чтобы невзначай не разбудить родителей.

Вадим был лаконичен, любезен и в меру улыбчив. И хотя вряд ли в телефонном разговоре можно разглядеть улыбку собеседника, Надежда уловила ее, почувствовала, невзирая на то что разговор к улыбке вроде бы и не располагал.

– Надежда Федоровна! Добрый день! Вадим Иванович беспокоит.

– Да, Вадим Иванович! – к собственному удивлению, Надя обрадовалась. Удивилась звонку, удивилась себе и откровенно обрадовалась.

– Надежда Федоровна! У меня есть к вам разговор. Не могли бы мы встретиться? Это недолго, но очень важно.

– По поводу Ани?

– Да-да. Пожалуйста, если располагаете временем, то можно сегодня.

– Сегодня? Ну если вы говорите, что ненадолго… – Надя делала вид, что сомневается. На самом деле она продумывала свои сегодняшние дела, выгадывая, какими из них можно пожертвовать ради Вадима.

Хотя кто он ей, этот Вадим? Почему ради него она должна чем-то жертвовать? А с другой стороны, это же из-за Ани, это по поводу дочери он хочет с ней говорить. Значит, другие дела подождут.

Долгие годы, живя со своей второй супругой, Глеб мучился вопросом: а способна ли Надежда любить?