Апостолы судьбы - Евгения Михайлова

— Да, он очень простой. Той колдунье, которую я сама нашла, я повесила лапшу на уши. Этой — скажу правду. Короче, все по обстоятельствам.

— Так что же именно вы хотите узнать? — Ирина долго смотрела на снимок, который Дина протянула ей, а потом прямо, почти требовательно посмотрела ей в глаза. Дина ответила таким же прямым взглядом. — Вы сами мне сказали, что этот человек умер. Что вас теперь беспокоит?

— Это мой друг. Он известный ученый, специалист по особо важным экспертизам. Он умер внезапно, во время следствия по одному тяжелому преступлению, которое пытались замять серьезные люди. Настолько серьезные, что я не верю в естественность его смерти.

— Вам очень нужно это знать?

— Да.

Ирина глубоко вздохнула и закрыла глаза. Руки с тонкими пальцами безжизненно лежали на снимке. Дина увидела, как вдруг затрепетали длинные ресницы на смуглых щеках. Она не догадывалась, что Ирина сейчас уже не здесь, не в уютном кабинете. Она у холодного стола в морге. Резиновые руки патологоанатома, блеск скальпеля, сердце. Золотое сердце… Дальше, дальше… Тонкие пальцы мелко задрожали, сквозь сжатые зубы вырвался стон…

Дина с ужасом смотрела в широко открытые, страшные глаза Ирины, в которых были смерть и нечеловеческая боль.

— Сейчас, — пробормотала Ирина. — Сейчас. Одну минуту. — Она сжала виски руками, затем закрыла ладонями лицо. Ровно через минуту перед Диной вновь сидела строгая, красивая, спокойная женщина, которая внимательно смотрела на нее.

— Что? — не выдержала Дина.

— Я скажу. Я знаю этого человека. Это Александр Васильевич Масленников. Он в нашем институте заведовал кафедрой патологоанатомии. Но мне было неизвестно о том, что он умер. Он не убит и не отравлен. У него практически разложились легкие. У больших ученых так бывает: вовремя не помогли себе, а потом уже было поздно. Он работал, испытывая страшные мучения, невыносимую боль. Но он, как вы говорите, работал.

— Я даже не знаю, что сейчас чувствую, о чем хотела бы вас спросить…

— Если вы не знаете, как проверить мою информацию, могу вам помочь. Нужно поговорить с патологоанатомом, который делал вскрытие. — А его жена сказала, что семья отказалась.

— На самом деле оно было. Вас устроила моя консультация? Или вы хотите меня еще каким-то образом проверить?

— С чего вы взяли, что я вас проверяю?

— Ничего сверхъестественного. Просто ко мне приходят не только темные бабки. Бывают и образованные, умные женщины, которые пытаются перехитрить самих себя.

— Я вам не понравилась?

— Как вы можете не понравиться. Наоборот, я жду, когда вы спросите о том, ради чего на самом деле пришли.

— Вот… — Дина положила на стол перед Ириной фотографию Кати. — Это моя подруга. С ней что-то произошло. Непонятный эмоциональный срыв, что ли. Она попала в психиатрическую клинику.

— Надеюсь, для врачей клиники этот срыв не является чем-то непонятным?

— Представьте себе, является.

— Поищите других врачей.

— Мы нашли лучшего. Известного профессора психиатрии. Он не считает случившееся болезнью. Он полагает, что мы имеем дело со случаем криминального гипноза, если это так можно назвать.

— Вы меня просто просвещаете. Не знала, что у нас есть такие профессора-вольнодумцы. Но сейчас эта женщина находится не в больнице. Что же вас беспокоит?

— Она ушла от мужа. У них были идеальные отношения, а сейчас она все пересматривает и просто убивает Игоря.

Ирина очень долго смотрела на фотографию Кати. Затем ровно произнесла:

— Ваш профессор прав, скорее всего. Во всяком случае, сейчас ваша подруга — совершенно здоровая женщина, восстанавливающаяся после сильного внедрения в ее биополе. Что касается проблем, связанных с пересмотром жизни, с этим можно работать. Если она захочет, я ее приму.

— Катя не знает, что я решила проконсультироваться с… с таким специалистом, как вы. Но я попробую ей предложить. При случае. Большое спасибо.

В холле Дина посмотрела в зеркало и припудрила покрасневший носик. Встретившись взглядом с секретаршей, она измученно улыбнулась и неожиданно для самой себя спросила:

— Я забыла, как фамилия Ирины. Мне говорили, но после этого сеанса голова как решето.

— Ничего. Так у всех бывает, — сочувственно ответила Вера. — Оболенская она.

Дома Дина судорожно вытащила из всех ящиков стола записные книжки. Телефон самого близкого друга Александра Васильевича Масленникова она записала при знакомстве несколько лет назад и никогда по нему не звонила. Вот он, кафедра патологоанатомии мединститута. Раскатистый бас ответил ей сразу, любезно поприветствовал. Дина комкано, почти заикаясь, изложила ему свои опасения по поводу смерти Александра Васильевича.

— Я вам отвечу, — обстоятельно произнес собеседник. — Может быть, нарушу при этом какие- то обязательства перед семьей и самим Сашей, который скрывал рак, как неприличную болезнь. Но мы знали о ней давно. Я сам проводил вскрытие. Только гений может бороться за чужие судьбы, за торжество закона, преодолевая такие мучения. Я рассказал это вам, чтобы вы не страдали из-за того, что подсовывали ему запутанные дела, как он сам об этом рассказывал. Но он говорил о вас с большой теплотой. Он считал вас чем-то вроде богини справедливости.

— Неужели он столь невероятно ошибался? — Дина больше не могла сдержать слезы. Алена и Сергей в этот день звонили ей безуспешно.

Она чувствовала себя прохудившейся бочкой с дождевой водой. Топик тяжело вздыхал рядом, а Чарли устал слизывать соленую жидкость, льющуюся по ее лицу. Дина пыталась найти объяснение своему состоянию, но от этого стало еще хуже. Ей пришлось восстановить в памяти ужасный визит к экстрасенсу до малейших подробностей. Ощущение бесконтрольности ситуации, своей подчиненности, боль, навязанные видения. Значит, это возможно. Значит, рядом с нами живут существа, для которых наши тела и души — просто стеклянные колбы, и мы в них защищены не больше рыб в аквариуме. Дине было так неуютно от этой мысли, ее индивидуальность и независимость так протестовали, что срочно требовалось нестандартное решение. Она почему-то вспомнила деревенскую родственницу соседей с двадцатого этажа, тетю Машу. Они познакомились во дворе, выгуливая собак. Тетя Маша постоянно ругалась со своей таксой, называя ее «тварью неблагодарной». Дина решила влезть о ненавязчивым советом: «Вообще-то собак нельзя ругать. Она любить вас не будет».

— Очень мне надо! — гордо сказала тетя Маша. — Пусть она кобелей любит. Сделали из меня няньку собачью! Я в этой Москве сижу как синичка в клетке.

Дине образ понравился. «Синичка» весила не меньше 130 килограммов. С тех пор они здоровались, встречаясь во дворе, а временами беседовали на отвлеченные темы.

Встреча с соседкой показалась Дине неплохой идеей. Она пошла на кухню, взяла пакет, бросила туда какую-то выпивку и закуску, спустилась на двадцатый этаж и позвонила в квартиру, где проживала тетя Маша.

— В гости я, тетя Маша, — решительно сказала Дина, когда дверь открылась, и протиснулась в узкую щель между стенкой и толстым животом. — Давай выпьем и поговорим о жизни.

— А че выпьем-то? — обеспокоенно спросила тетя Маша.

— Я принесла. «Чинзано», сливочный ликер, красное вино. На выбор. Есть у меня корзиночки — с малиновым желе. Любишь?

— Люблю, — с готовностью сказала тетя Маша. — Когда поем.

— Ясно. Бери пакет. Там еще балык гусиный есть, телячья колбаса с трюфелями. В общем, сама посмотри.

Тетя Маша любовно расставила на кухонном столе выпивку и закуску.

— Плохо мне сегодня, — скорбно сказала Дина и налила в чашки красное вино. — Без причины, понимаешь? Просто сил нет дальше жить.

— Без причины не бывает, — со знанием дела сказала тетя Маша, хлопнув одним глотком содержимое чашки. — Давай теперь из этой бутылки нальем, а то как-то не забирает. Причина есть. Может, отравилась, может, запор. Мне как- то сестра с Украины сало привезла. Мы сели, как сейчас с тобой. Горилка у ней еще была. А меня как схватит, не продохнуть… Вот как бывает.

— Ну, и что это было?

— А хрен его знает. Потом прошло.

— Как ты думаешь, тетя Маша, наша жизнь кем-то сверху расписана? Ну, когда нам родиться, замуж выйти, умереть?

— Ты про что?

— Скажу иначе. Ты веришь в то, что какой-то незнакомый человек может точно сказать, что с тобой было вчера и что будет завтра? Что случилось, скажем, тридцать лет тому назад? От чего умерла твоя бабушка, чем болела мама? Просто посторонний человек, который первый раз тебя видит?

— А-а… Ты про это. Зинке, снохе моей, одна цыганка сказала, что ей соседка на коврик землю могильную посыпает.

— Зачем?

— А хрен ее знает, зачем.

— Но сноха жива после этого?

— Жива. А что ей сделается?