Страх - Маргит Сандему

— Ступайте прочь! — театрально восклицал Прунк из своего укрытия. — Ступайте прочь в обреченный на гибель мир и погибайте там! У меня нет в вас больше надобности, в таких нестойких в вере людишках! И не приходите ко мне за помощью, оказавшись среди руин Хальдена! Я один унаследую земное царство, когда все превратится в прах!

Прихожане притихли Некоторые принялись обсуждать друг с другом альтернативные варианты. Ведь, вопреки всему, они на протяжение нескольких месяцев внимали с почтением и страхом своему великому наставнику.

А что, если вдруг… Что, если он окажется прав? Мысль об этом долгое время была их путеводной звездой. Десять тысяч лет земного царствования… Величие. Почет. Слава.

— Мама, я хочу домой, — сказал какой-то ребенок. — Я не хочу больше оставаться в этой отвратительной пещере, здесь так плохо!

— Тише, дитя!

— Мне кажется, — этот мужик просто сдурел! Валяется без штанов на полу! Он думает, что он в сортире, что ли?

Все прыснули от смеха.

Кто-то из мужчин подошел к двери пасторской каморки и постучал.

— Дай нам ключи, Прунк, мы пойдем домой!

— Ступайте, язычники! Отступники! Господь накажет вас в Судный день…

Он осекся, видимо, поняв, что говорить теперь о Судном дне просто неуместно. Ведь уже начался новый день после Судного дня! Совершенно обычный день..

— Я молюсь, — кричал он из-за двери. — Молюсь в поте лица своего, чтобы все человечество было спасено от гибели! Поэтому не мешайте мне!

Двое старушек тайком всхлипнули по поводу своих разбитых иллюзий. Но агрессивно настроенный мужчина не был таким чувствительным.

— Прунк, уже давно перевалило за полночь, но ничего не происходит, — сказал он. — Мы не желаем больше оставаться в этой дыре. Я пришел сюда из-за жены, но теперь с меня хватит! У нас нет никакого доверия к проповеднику, совратившему молодую девушку и…

— Прекрасно, — сердито ответил Прунк. Приняв решение, он, наконец, появился в двери. — Прекрасно, поступайте так, как знаете. Вот ключ, пожалуйста, ступайте прочь, вы изменили Господу, изменили мне, подите прочь! Я умываю руки.

Мужчина с радостью взял у него ключи, опасаясь, как бы Прунк снова не запер дверь. Все начали собирать свои вещи, некоторые колебались. Одна из женщин с опаской спросила у стоявших рядом — тех, кто еще испытывал страх перед Судным днем и считал себя изменниками своему учителю:

— И что же теперь делать нашему пастору?

— Что делать? — ответил тот, кто уже не колебался. — Плевать мы хотели на него! Похотливый козел!

— Но ведь я же доверила ему все мои деньги!

— Я тоже, — сказал мужчина и другие подтвердили то же.

Мужчина бросился к двери пасторской каморки и принялся колотить в нее.

— Выходи, Прунк! — закричал он.

— Я не выйду, пока вы не уберетесь отсюда. Мы с Бьёрг начнем новую жизнь в новом царстве, мы справимся и без вас. Вы просто крысы, бегущие с корабля!

— Бьёрг собрала вещи и стоит у ворот. Ей не терпится поскорее выйти отсюда. И мы уйдем, но сначала мы получим обратно все наши деньги!

В пещере воцарилась тишина.

— Какие деньги?

— Те, что мы передали вам, пастор.

— Я не присваиваю себе ничьих денег. Те, у кого есть расписка, смогут получить их.

Все в замешательстве посмотрели друг на друга.

— Жалкий обманщик! — воскликнула одна из женщин. — Он сказал нам, что в новом десятитысячелетнем царстве не будет нужды ни в каких расписках!

Все завопили и зашумели, бросившись к дверям пасторской каморки.

— Подите прочь, исчадия Сатаны! — во всю мощь своих легких кричал Прунк. — Лучше прислушайтесь к буре за стенами нашего убежища. Да! Я уже слышу трубные возгласы архангелов! Началось крушение мира!

Люди остановились. Если бы не их наивность, он никогда бы не смог так манипулировать ими.

Заметив их нерешительность, Прунк показался в дверях. К нему снова вернулось его достоинство.

— Господь послал мне свою весть! Все превращается в руины. Разве вы не слышите отдаленного грохота?

Все стояли неподвижно и прислушивались. Не услышав ничего, решили, в своей униженности, что недостойны услышать Божье чудо. И Прунк тут же заметил, что снова держит их в своих руках.

— Я просто подверг вас испытанию, жалкие твари. Единственное, о чем вы думаете, так это о своих ничтожных деньгах. Низменные душонки! Но я вас прощаю. Дети мои, наступил судьбоносный час, вы не должны забывать о том, что время не одинаково на всей земле и, разумеется, на небесах тоже. Мы ориентировались на норвежское время и немного просчитались. Хотите, я выйду отсюда первым, чтобы взглянуть на обращенный в прах мир? Я охотно пожертвую собой, потому что верю, что Господь не оставит нас.

Все уставились на него, не зная толком, что ответить. И никто не обратил внимания на то, что он стал вдруг толще (все карманы его были набиты деньгами и ценными бумагами), ибо Прунк решительным шагом направился к воротам.

— Дайте мне ключи, — властно произнес он, — Я рискну своей жизнью ради того, чтобы узнать, что стало с человечеством…

И пока все раздумывали, что им предпринять, он открыл ворота и шагнул наружу.

Только он повернулся, чтобы запереть в пещере своих прихожан, как тяжелая рука легла на его плечо. Он завопил от страха.

Чья-то фигура в темноте. Свет карманного фонарика, направленный ему прямо в лицо.

— Полиция. Дайте сюда ключи, мы немедленно отправим всех в больницу, рядом ждут два автобуса.

Это был конец десятитысячелетнего царства пастора Прунка.

10

Ветер на острове затих.

В один из погожих дней Агнес повесила старую рождественскую красную скатерть на высокий шест во дворе, словно флаг, говорящий о бедственном положении. На крышу она залезть не могла, и невелика была надежда, что кто-то увидит красную скатерть с фьорда.

Но она была не в силах передвинуть шест за забор, он был слишком тяжелым.

Но шест повалил ветер, и он сломался, а красную скатерть унесло куда-то.

Ее старые следы на снегу расплылись и стали неузнаваемо-огромными, так же как и следы маленьких лап Доффена.

Уже несколько дней они не выходили из дома.

Агнес лежала в постели. Глаза ее были закрыты, щеки горели от лихорадки, дыхание было слабым и хриплым. Доффен ходил по комнате из угла в угол, временами издавая жалобный, усталый писк. Возле двери были маленькие лужицы, хотя в миске уже не было воды.

Агнес ничего не знала об этом. Если она и улавливала какую-то последовательность в своих лихорадочных видениях, то это были большей частью кошмарные переживания, не имевшие ничего общего с действительностью.

За углом старого крестьянского дома завывал ветер, Синглефьорд был таким же свинцово-серым, как и небо, на поверхности воды у берега плавал лед.