Песни над облаками - Розмари Полок

Их самолет вылетал около полуночи. С небольшой группой других пассажиров они прошли к нему под мелким холодным дождем. Канди не боялась летать и, когда стюардессы прекратили суетиться вокруг них, а лайнер, как огромная трепещущая птица, взмыл в хмурое ночное небо, впервые за весь вечер почувствовала, что охватившее ее напряжение понемногу ослабевает. Что бы ни случилось, сейчас она на пути к Микеле, и каждая проходящая секунда делает его все ближе.

Но к тому времени, когда стюардесса принесла ей чашку чаю, которую она сама попросила, эмоционально измученная Канди уже крепко спала.

Она проснулась часа через два и обнаружила, что они все еще находятся воздухе, а за окнами царит черная февральская ночь. Большинство пассажиров крепко спали, но, искоса глянув на изящный профиль графини, Канди увидела, как дрожат ее длинные ресницы. Через несколько секунд, как будто почувствовав, что за ней наблюдают, графиня открыла глаза и повернулась.

— Проснулась? — спросила она.

— Да, — ответила Канди и вдруг пожалела, что проснулась так рано. Чувство покоя и расслабленности, которое она испытала во сне, сразу испарилось, будто его и не было.

— А где эта клиника? — спросила она. — Где лежит Микеле?

— Всего в десяти милях от Женевы. На берегу озера.

— Мы поедем прямо туда?

— Да. Операция послезавтра, так что времени почти нет.

Канди заметила, что итальянка потеряла склонность к истерикам, и ее место заняла холодная, глубокая печаль. И поддавшись порыву, Канди сказала то, во что у нее не было никакой причины поверить:

— Знаете, я думаю, он вас сильно любит.

— Кто? Микеле?

— Да.

— Нет, моя дорогая, он меня не любит. Он меня презирает. За все, чем я была, и за все, что я сделала им обоим, ему и его отцу.

— Я не понимаю…

— Нет? Ладно, объясню. В подобное время можно говорить такое, на что обычно никогда не отважишься. — Женщина удобнее устроилась в своем кресле и подняла одну руку, чтобы полюбоваться сверканием отягощавших ее камней. — Я вышла замуж совсем молодой… мне исполнилось тогда всего семнадцать лет. Но я уже была преуспевающей киноактрисой… В Италии, — она сдержанно усмехнулась, — мы иногда очень рано начинаем карьеру. Когда богатый граф ди Лукка захотел жениться на мне, я подумала: «Почему бы и нет? Я буду важной леди. У меня будет палаццо в Риме, вилла рядом с Генуей, и все станут меня уважать». И я вышла за него… Через два года родился Микеле. — В голосе графини появились нотки горечи. — Но я никогда не любила мужа и долгое время даже думала, что не люблю и его ребенка.

— Вы… кого-то любили? — тихо спросила Канди.

— Да. Я любила Марко, брата моего мужа. И он меня любил. Он не простил мне того, что я вышла за Джованни… так звали моего мужа. А позже начал ненавидеть меня за то, чем я стала… эгоистичной женщиной, не заботившейся ни о муже, ни о сыне. Как ты, наверное, знаешь, Марко так и не женился, и, когда я чувствую желание утешить себя, я говорю, что это из-за того, что он не может любить никого, кроме меня. Но на самом деле… на самом деле я знаю — это потому, что я показала ему, какой стервой может быть женщина.

Канди ничего не сказала. Значит, это правда — насчет Марко ди Лукки! Вот какая история лежит за его беспокойной, несчастной жизнью!

— Даже когда он вчера пришел ко мне сообщить новости о болезни Микеле, — вновь заговорила графиня нетвердым голосом, — я поняла, что он не простил меня. И я не думаю, что когда-нибудь простит. Я… — Она оборвала себя.

Канди посмотрела на нее и кое-что поняла. Знаменитая, потрясающая Анна Ланди, графиня ди Лукка, легендарная красавица, окружившая себя самыми восхитительными мужчинами и имеющая поклонников больше, чем какая-либо другая женщина в блестящем фешенебельном мировом сообществе, в котором она вращалась, была после всех этих лет все еще влюблена в своего деверя… в пресытившегося и утратившего все иллюзии Марко ди Лукку. Она поняла теперь, что мужчины типа Джона Райленда были для графини всего лишь мимолетным капризом, и не более того, и вряд ли графиня знала о том, что между нею, Канди, и Джоном когда-то было что-то серьезное, но теперь это не имело никакого значения.

Было все еще довольно темно, когда самолет прилетел в Женеву, а у трапа их встретил резкий холодный ветер Швейцарии. Без особых трудностей пройдя таможенный и иммиграционный контроль, они остановились внутри здания у главной двери аэропорта в ожидании, когда их багаж перенесут в такси. И в этот момент их окликнул знакомый мужской голос. Анна, вздрогнув, стремительно повернулась.

— Марко! — Он только что вошел в стеклянные двери, и она шагнула ему навстречу. — Марко, как ты здесь оказался?

— Самолетом, Анна, как и ты… только на несколько часов раньше. — Он посмотрел на Канди. — Доброе утро, малышка. — Затем его лицо стало серьезным. — Вы пели прошлым вечером? Вы не отменили представление?

— Нет, она пела, — ответила за нее Анна. — И пела, как ангел. Но сразу же уехала, чтобы прибыть сюда со мной.

— Прошлым вечером я сам пытался добраться до Флоренции, — печально признался Марко ди Лукка. — Хотел поговорить с Канди до тебя… убедиться, что она пойдет вперед, как хотел Микеле.

— Тогда почему же ты не приехал? — требовательно и немного резко спросила Анна.

— Моя машина сломалась всего в двадцати километрах от Рима. И я решил лететь в Швейцарию, чтобы оказаться здесь раньше вас.

Его голос был холоден и лишен эмоций, даже почти дерзкий. Но, хотя это было заметно всего мгновение, Канди все же не пропустила того, что таилось в глазах Марко, когда они остановились на прекрасном лице его невестки.

Поскольку было всего четыре часа утра и у них оказалось немного багажа, они решили не ехать сразу в клинику, а велели таксисту доставить их в известный отель на берегу озера, неподалеку от нее. Там они привели себя в порядок после путешествия, умылись и переоделись, а графиня и Марко сделали все, что было в их силах, чтобы убедить Канди хоть немного поспать.

— Я позабочусь, чтобы тебя вовремя разбудили, carina, — мягко заверила ее графиня. — Ты совсем измучилась и должна отдохнуть.

— Но я не хочу спать, — запротестовала Канди. — Я не устала. — Затем ей вдруг пришло в голову, что они оба будут, вероятно, только рады избавиться от нее на время. Это правда, что Анна желала ее компании, но на самом деле все было личным делом семьи, а она, Канди, человек посторонний. — Я вас не потревожу, — обёспокоенно пообещала она, — пойду прогуляюсь или посижу где-нибудь.

Графиня только покачала головой:

— О, Канди, не глупи!