Из Парижа в Бразилию - Луи Буссенар

— Ну что, господа, не прав ли я был, когда еще в прошлом месяце говорил, что вам не удастся выехать ни завтра, ни через неделю, ни через две?

— Правы, капитан, совершенно правы.

— И помните, что я еще сказал? «Вы пробудете в форте Нулато до половины весны».

— Увы!..

— Как? Неужели вам здесь так скучно? Неужели вы все еще рветесь в дорогу? Но ведь подумайте: даже сами здешние жители не решаются выходить в это время из своих домов.

— Вы не так поняли восклицание моего друга, — вмешался третий собеседник. — Живя здесь, нам совершенно не на что пожаловаться. Ваше радушие выше всяких похвал, комнаты отведены нам прекрасные, стол отличный, а уж мистрисс Андерсон мы не знаем как и благодарить.

— Вообще мы вам бесконечно благодарны и от души, и от желудка, — прибавил еще один собеседник, четвертый.

— И все-таки вам ужасно хочется в путь, несмотря на погоду, в которую, как говорится, добрый хозяин собаки из дому не выгонит.

— Но ведь это отчего? Оттого, что мы здесь сидим и ничего не делаем, а до Бразилии далеко.

— Прекрасно, но чем же я-то виноват, если погода никуда не годится и дождик льет, как во время потопа?

— Вот что, капитан: скажите, пожалуйста, неужели так-таки и нет никакой возможности переехать в санях через эту проклятую реку?

— Monsieur Арно, ваши соотечественники любят повторять фразу, что во французском языке нет слова «нельзя», «невозможно». Но дело в том, что человек, составивший эту поговорку, вероятно, никогда не бывал под 155°30′ западной долготы и 64°42′ северной широты, то есть у ворот форта Нулато, на правом берегу реки Юкон, и вдобавок еще в то время, когда преждевременная и дружная весна находится в разгаре своего спора с необыкновенно суровой зимой. Вы как думаете, monsieur Лопатин?

— Я с вами совершенно согласен, капитан, и тоже боюсь, что всякая попытка будет неудачна, — отвечал тот самый собеседник, который делал поправку к печальному восклицанию Жака «Увы!»

— И не только неудачна, а даже, может быть, и гибельна, — заметил Жюльен де Кленэ, то есть четвертый собеседник, благодаривший «от души и желудка» гостеприимного хозяина. — Ну, милый Жак, — продолжал он, — не будь же капризным ребенком, который сердится, что ему не дают поиграть луной в ведре. Со стихией ничего не поделаешь. У ней есть много способов смирять непокорных: ураганы, бури, метели и не знаю еще что.

— Но ведь сегодня, право же, не холодно: после дождя пошел снег, и ртуть поднялась выше нуля.

— Вот это-то повышение температуры и опаснее всего. Ведь так, капитан?

— Так, monsieur де Кленэ. С минуты на минуту нужно ожидать оттепели и разлива реки. Слышите, какой ужасный треск раздается по временам? Это лед ломается.

— Оттепель! Разлив! — вскричал Жак. — Да что вы!.. Значит, Юкон скоро освободится ото льда, а я все еще здесь!

— И слава Богу, что все мы здесь, а не где-нибудь под дождем…

— Вам-то хорошо говорить, а я…

— Что ж вы? Чем вам здесь плохо? — спросил капитан.

— Да, в самом деле, — поддержал капитана Жюльен. — Отчего тебе здесь хуже, чем нам, Жак? Или ты из другого теста сделан? Особенно важный господин?

— Совсем не в этом дело, а просто я хочу выбраться отсюда.

— Домой в форт? Отлично. Нам тоже пора идти.

— Вовсе не в форт… Я хочу переправиться на другой берег реки.

— Да ведь тебе уже сказано, что это невозможно.

— Несчастный! Чего же ты хочешь? Дожидаться, что ли, следующей зимы, когда река опять замерзнет? Нет, благодарствую. Я уже здесь досыта насиделся. А ехать по реке две тысячи метров…

— Две тысячи восемьсот, — поправил капитан.

— Я не поеду водой. Я путешествую посуху. Ты обещал, что не будет плавания. Изволь держать свое слово.

Треск льда стал настолько силен, что ответа Жюльена нельзя было расслышать. Точно пятьдесят пушек непрерывно стреляли, сопровождаемые частой ружейной пальбой.

— Капитан, — сказал Жак, воспользовавшись минутным затишьем, — дайте мне, пожалуйста, сани и немного провизии.

— Зачем вам?

— Покуда еще есть время, я на собственный страх и риск переправлюсь через реку по льду и буду ждать на другом берегу конца разлива.

— Нет, сударь, этого я не сделаю, — коротко отрезал капитан. — Я не желаю обременять свою совесть вашей гибелью.

— Ну, хорошо; в таком случае я пойду через реку пешком.

— А мы вас не пустим силой.

— Увидим… Взгляните-ка, взгляните, пожалуйста! — вдруг воскликнул Жак с искренним торжеством. — Вот какие-то два человека, даже и не французы, доказывают вам наглядно, что невозможного не существует.

Действительно, на реке показалась запряженная двенадцатью собаками легкая нарта, в которой двое неизвестных пытались переехать через реку.

Они были еще в пятистах метрах от берега, на котором стояли европейцы, и всеми силами погоняли собак, которые, чуя опасность, и сами добросовестно старались поскорее вытащить сани.

— Несчастные! — прошептал капитан.

— Да, я им не завидую, — сказал Жак, — но только потому, что они едут с берега, на который мне бы страстно хотелось попасть.

— Они обречены.

— Ничего подобного! Через четверть часа они будут здесь, еще через пять минут я подойду к ним, а самое большее через полчаса они перевезут меня на другой берег.

Однако надеждам Жака не суждено было сбыться. Вследствие быстрого повышения температуры конфигурация льда на реке сильно изменилась.

Юкон уже давно делал усилия сбросить ледяной панцирь, который вздулся на середине, образуя опасные покатости с края. Вода снизу напирала все больше и больше.

Вдруг раздался страшнейший грохот, точно залп артиллерии. По ледяной коре побежали во все стороны широкие трещины, перекрещиваясь, перепутываясь между собой, и вода хлынула через них неудержимыми потоками.

Сани в это время находились на самом краю огромной, внезапно образовавшейся трещины. Вдруг та часть льдины, на которой они стояли, оторвалась от общей массы и почти отвесно стала погружаться в воду.

Люди, экипаж, собаки исчезли под водой на глазах у потрясенных европейцев, безмолвных свидетелей страшной сцены.

— Ну что, monsieur Арно, — нарушил наконец тягостное молчание капитан, — излечились вы теперь от вашего упрямства? Подействовал ли на вас этот страшный урок?

— Действительно, страшный, — отвечал Жак, — я сдаюсь, я отказываюсь от борьбы с неумолимой стихией.

— Вы, значит, согласны теперь, что переезжать реку нельзя?

— Увы! — произнес опять Жак тем же тоном, как и прежде.

— Ну-с, так пойдемте-ка домой в форт, — продолжал капитан. — Это самое лучшее, что мы можем сделать. За стаканом горячего грога мы поищем компромиссный вариант между вашим неприятием водного пути и желанием непременно ехать.