Меняю бред на бренд - Наталья Нецкая

Ева сказала:

– Давай выбежим из палатки и попросимся переночевать к этим чувакам в каменном домике!

Ага, и по дороге нас убьёт молнией… – ворчу я.

Блин, а вдруг тут убьёт тоже?

Не знаю. Принцесса достала айфон.

Сейчас посмотрю, что там пишут, как выжить в грозу в палатке.

Давай.

Она с серьёзным, профессорским лицом достаёт свой красивый, красный, гламурный аппарат и аккуратными пальчиками тычет по буковкам.

В интернете написано, что надо отключить все электроприборы!

Ага… А где они у нас?

А телефоны – это электроприборы?

Не знаю.

Лежим дальше. Каждая думает о своём. Надо постараться просто уснуть. Бежать всё равно страшно. Так мы просто взяли и отрубились, подумав о неизбежности. Чему быть, того не миновать.

Утром я первая проснулась и потрогала тихонечко Еву. Мне показалось, что она даже не сопит. «Уфф… живая», – про себя обрадовалась я и вылезла из палатки.

Утро на море после шторма сияло безмятежное и невинное, как будто ничего и не было вовсе, как будто всё приснилось. Ко мне подошёл нарконудист в шотландской юбке, поулыбался то ли мне, то ли себе и сказал, что море нынче не щедро на подарки.

А какие подарки дарит море?

Ну, по-разному… В прошлый раз, например, ведро принесло.

А зачем тут ведро?

– Ну как зачем. Хорошее же ведро. Можно же, например, постираться в нём, да много чего ещё можно сделать с ведром!

– А… Понятно, – не будучи уверена, что поняла до конца, кивнула я.

Из палатки выползла сонная Ева. Ей пришлось выпить успокоительные таблетки, чтобы уснуть в эту ночь.

– Я тебя искала во сне, – сказала она. – Боялась, что ты ушла и бросила меня одну в палатке.

– А я проверяла, дышишь ты или нет, – ответила я.

Знаешь, Наташ, я, наверное, больше сюда не приеду.

Почему? – спросила я.

Я больше не алкоголик и не наркоманка. Мне здесь не место. Мне больше тут не комфортно.

Ааааа… Значит, мы вызываем такси и едем в наш крутой отель?! И будем ходить красивые и мытые по пафосным ресторанам и общаться с нормальными людьми?

Да, будем. Сейчас я попрошу таксиста, чтобы он приехал за нами как можно быстрее.

– Ура!!!

И я на радостях побежала покупать вино, чтобы выпить его в дороге, в единственный на всём побережье конченый ларёчек, где было всего десять товаров.

Я спросила про хорошее вино.

О, так вы леди?

Леди, леди… Есть?

Есть, но дорого… Из проживающих здесь его никто не покупает.

Давай его. Точно не отравишь?

Не уважаешь, леди. Точнее не бывает, дорогое же самое.

Ну ладно. Верю.

По дороге лакаю чуть-чуть это вино одна, грамм сто, не больше. Что было потом, помнит туалет «Макдональдса», это было круто и жёстко, так меня обмануть. Лисья Бухта всё-таки!

Мы с таким кайфом ввалились в наш отель, всё с теми же ужасными тюками, плюс ещё и с чемоданами, что даже самый страшный номер нам показался бы раем. Но через полчаса счастья Ева подошла к окну и сказала:

– Какой потрясающий вид!

– На море? – наивно предположила я. И вприпрыжку подбежала к окну. Там я увидела полуголых рабочих, молодых мужчин, яростно ремонтирующих крышу. Грохот и вонь чего-то горелого смешивались с ялтинском морем. Ну ладно, голые молодые мужики, наверное, получше будут философов-нарконудистов. Мы поржали, и Ева повела меня в… столовую. Да-да, именно в столовую, обычную советскую столовку, где дёшево и сердито. Эта аристократка, кажется, намеренно хочет меня медленно убить, но сначала попортить мне кровь. Плетусь за принцессой в столовку. Там типичные толстые тётки-украинки с ребёнком и ведром. Ребёнок или свой, или внук. Ведро, как правило, принадлежит ребёнку.

Вечером наконец наступил мой долгожданный час. Мы нарядились в платья, сделали мейк-ап и двинули в дорогой грузинский ресторан «Тифлис». Там администратор очень борзо нас встретила, окинув взглядом оценщика из ломбарда, и долго заставила ждать столик. Ничего, что принцесса из обеспеченной семьи, без пяти минут дочь олигарха, а я тоже не лыком шитая замарашка. Короче, еле нас посадили в это «священное место», и мы сделали заказ на немалую сумму. Тут Ева рассказала мне, как ей нравятся грузинские мужчины (чем меня очень удивила), потому что они такие темпераментные и приставучие. И ещё ей безумно нравится, как они поют. И тут заиграли «Арго».

– А ты знаешь, что такое «Арго»? Про кого вообще они поют? – спросила я её.

– Наверное, корабль или имя чьё-то… – ответила принцесса. «Надо посмотреть в инете», – подумала я.

– А ты знаешь, что «Миллион алых роз» – песня, основанная на реальных событиях? – взяла реванш хитрая Ева.

– Нет, не знаю… – честно сказала я.

– Был Пиросмани – такой художник, грузин, и именно он продал свой дом и купил миллион алых роз! Даже у Тамары Гвердцители есть такая песня – «Пиросмани». Слышала?

– Нет, конечно… – искренне удивилась я знаниям Евы. Мы ели потрясающе вкусную еду, но счёт мне всё равно показался каким-то необоснованно большим. Ну, да и фиг с ним. Засыпали мы с Евой нынче на белых простынях, одетые в белые махровые халаты, сытые и довольные жизнью.

– Слушай, а какой у тебя был самый клёвый секс? – неожиданно спросила Ева.

– Ну, не знаю даже. У меня как-то секс и любовь живут на разных улицах. Кого любила – сексился не очень, а не особо любила – трахался, как Эрос.

– Слушай, у меня точно так же!.. А мне очень запомнился только один секс. Он был художник. И он просил меня надевать всегда длинные чёрные кожаные перчатки на руки, по-другому он не мог. И секс мог длиться шесть часов в одной позе.

Ого! А ты что ему на это говорила?

На что?

– Ну, на перчатки?!

– А, ну так всё нормально, я ему купила медицинские перчатки белые и тоже просила его надевать перед сексом.

Я представила, как эти двое в перчатках «жгут», и уснула крепко-крепко, даже без эротических сновидений.

Утром мы пошли на свой отельный пляж. Всё чисто, светло и благородно. Ева прячется под зонтик, ей очень хочется, но нельзя загорать. Потом она ещё долго бухтит по поводу своего веса, который надо срочно скинуть, но нужно настроиться. У неё очень красивая фигура, реально как у Монро: тонюсенькая талия при внушающих доверие бюсте и попе. Я считаю, что главное дело – в упругости тела. Если ты худая как жердь, то это ещё не фантастическое тело, попробуй себя на упругость! Вся фишка именно в ней.

Прекратив бухтеть, Ева рассматривает пришедших отельных отдыхающих.

– Вот почему маленьких девочек больше, чем маленьких мальчиков? – спрашивает меня.

Не знаю… Женщин в России вообще больше, чем мужчин.

А я знаю, значит, не будет войны! Мальчики рождаются к войне!

Ого… А откуда знаешь?

Откуда-то знаю, – улыбается довольная своим умом Ева.

Мне было жарко лежать без зонта, а принцессе холодно под зонтом. Решили посидеть на террасе.

– А ты хочешь иметь детей? – спросила принцесса.

– Пока нет, а позже, может быть, да. Вообще о ком-то всю жизнь заботиться – это ж такая ответственность. И сомнительное удовольствие.

– А я вот чувствую, что просто обязана оставить после себя след. Только ради этого. Я просто не имею права поступить по-другому. У меня будет девочка, и назову я её Анжелика. Я улыбаюсь.

– А ещё я никогда не буду её ругать! Дам ей полную свободу. Анжелика будет вправе выбирать именно то, что хочет она, а не я. Прям с самого детства.

– Ну как, например?

– Вот захочет ведро надеть ребёнок на голову – пусть надевает и ходит!

– А… Ну, с ведром понятно про свободу. А если что посерьёзнее: пить, курить, наркотики? Что, тогда тоже ругаться не будешь?!

Нет, я просто расскажу про свой личный опыт. Что это плохо и так нельзя. Я не буду врать, что этого не было.

Ева, ну ты гений просто! – чешу репу я. Наверное, в этом что-то есть…

Потом мы пошли есть суши в модный ресторан на берегу моря. Ева сказала, что может съесть двадцать четыре ролла за один раз, что, собственно, она и пыталась продемонстрировать. Я тоже не отставала. Правда, я прикалывалась по угрю, морским гребешкам, тигровым креветкам и прочим сырым морским радостям. Сомневаюсь, конечно, что есть сырую рыбу в таком количестве полезно, но не могу проявить силу воли, которая у меня в этот момент просто делает вид, что она глухонемая.

А знаешь, что самое страшное в жизни?

У всех своё, наверное, разве нет?

Нет…

А что тогда?

Быть сумасшедшим!

– Почему? Хотя подожди, подумаю… Наверное, потому, что тебе все говорят: «Заткнись!» Нет?

– Нет. Главное и ужасное – это одиночество. Тебя не принимает и не понимает общество. И эти панические атаки просто убивают. Я теперь по-другому отношусь к сумасшедшим. Доктор сказал, что есть два вида сумасшествия: х…йня и п…ц. Как сама понимаешь, во втором случае сделать уже ничего невозможно. Я раньше так хотела побыть немного не в себе, но потом поняла, что я дура и играть с этим нельзя. Четыре дня в психиатрической клинике мне показали всё. Место, где деньги не решают ничего. Все равны. Максимум, что можно сделать, это дать денег нянечке, чтобы больше следила за тобой, и всё. Еду передавать нельзя, потому что всё сразу же воруют, так же, как и вещи… Даже если сама всё раздашь. Спишь в коридоре, потому что ты новенькая или за тобой нужно больше смотреть. В двух случаях. Я была новенькая… Мне стало немного неудобно, что мне рассказывают такие личные вещи. Но Ева не боялась осуждения или неприязни, она просто хотела рассказать всему миру свои ощущения.