Брисингр - Кристофер Паолини

Фадавар прищурился, еще выше задрал подбородок и сказал:

— Женская гордость всегда лишена смысла. Без нашей поддержки ты проиграешь.

Он перешел на свой родной язык, вынуждая и Насуаду говорить на этом языке, чего она терпеть не могла. Язык своего племени она знала плоховато, все время делала паузы и вообще говорила весьма неуверенно; ведь росла она не на родине, а в Фартхен Дуре, где этого языка почти никто и не знал. И теперь уловка проклятого Фадавара сбивала Насуаду с толку и, как ей казалось, подрывала ее авторитет.

— Я всегда рада новым союзникам, — сказала она. — Однако же фаворитизма не терплю, и вам совершенно не нужно к нему стремиться. Ваш народ силен и обладает многими талантами. Его представители наверняка быстро выдвинутся, вступив в ряды варденов, и не будут полагаться при этом ни на покровительство, ни на милосердие своих начальников. Разве вы голодные псы, чтобы сидеть и скулить у моего стола? Или все-таки вы мужчины, способные сами себя прокормить? Если вы настоящие мужчины, то я готова и впредь сотрудничать с вами во имя лучшей доли варденов и нашей общей победы над Гальбаториксом.

— Ха! — вскричал Фадавар. — Твои слова столь же фальшивы, как и ты сама! Мы не станем выполнять ту работу, которую положено выполнять слугам; мы избранные. Ты оскорбляешь нас, да, оскорбляешь! Вот ты стоишь и ласково мне улыбаешься, но душа твоя полна скорпионьего яда!

Едва сдерживаясь, Насуада попыталась утихомирить его:

— Я вовсе не хотела тебя обидеть. Я всего лишь пыталась объяснить тебе свою позицию. Я не испытываю ни капли враждебности по отношению к кочевым племенам, но и особой любви у меня к ним нет. Разве это так плохо или непонятно?

— Это куда хуже, чем просто плохо! Это же откровенное предательство! Твой отец не раз обращался к нам с просьбами, основанными на нашем родстве, а теперь ты плюешь нам в душу и пытаешься отослать нас прочь, точно жалких попрошаек!

Волна презрения охватила Насуаду. «Значит, Эльва была права, это неизбежно, — думала она. Острое чувство страха и возбуждения охватило ее. — Ладно, раз уж так суждено, то я больше не намерена продолжать эту игру в шарады!» И она заговорила громко и властно:

— Но просьбы моего отца вы в половине случаев не сочли нужным выполнить!

— Мы сделали все, о чем он просил!

— Нет, далеко не все. Но даже если б это и было так, я слишком пекусь о положении варденов, чтобы давать тебе что-то, ничего при этом не получая взамен. Ты ищешь моего особого расположения, сам постоянно чего-то требуешь от меня, но что все-таки ты способен предложить мне, нам? Готовы ли вы, например, поддержать варденов вашим золотом и драгоценными камнями?

— Не прямо, но…

— Готовы ли вы предоставить варденам возможность бесплатно пользоваться услугами ваших мастеров?

— Мы не можем…

— Как же, в таком случае, ты намерен заслужить мое «особое расположение»? Воинами своими ты отплатить мне за это не можешь; твои люди уже сражаются на нашей стороне — как в армии варденов, так и в армии короля Оррина. Так будь же доволен тем, что имеешь, военачальник! И не пытайся получить больше того, что принадлежит тебе по праву.

— Ты искажаешь истину во имя своих эгоистических целей! Я пытаюсь получить не больше, а всего лишь то, что принадлежит нам по праву! Именно поэтому я и решил переговорить с тобой. Но ты, женщина, все болтаешь и болтаешь, и слова твои не только лишены смысла, но и лживы! Да и по действиям твоим судя, ты предала нас! — Браслеты у Фадавара на запястьях так и загремели, когда он в гневе воздел руки, точно выступая перед многотысячной толпой. — Ты признаешь, что мы — твой народ. Но в таком случае следуешь ли ты нашим обычаям? Поклоняешься ли ты нашим богам?

«Ага, вот мы и добрались до поворотной точки», — подумала Насуада. Она могла бы солгать и заявить, что давно отказалась от старых традиций и обычаев, однако в этом случае вардены легко потеряли бы не только племя самого Фадавара, но и многие другие кочевые племена. А все они тоже были нужны варденам в этой войне с Гальбаториксом. И Насуада ответила ему:

— Да, следую и поклоняюсь.

— В таком случае я заявляю: ты совершенно не годишься на роль предводительницы варденов, и, согласно имеющемуся у меня праву, я предлагаю тебе Испытание Длинных Ножей. Если ты победишь, мы склоним перед тобой свои головы и никогда более не поставим под сомнение твой авторитет. Но если ты проиграешь, то отойдешь в сторону, и твое место во главе варденов займу я.

Насуада заметила, каким ликованием искрятся глаза Фадавара, и подумала: «Так вот чего он добивался. Не сомневаюсь, он заставил бы меня пройти это испытание и в том случае, если бы я удовлетворила и его первоначальные требования!» Но вслух она сказала:

— Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, наши правила гласят: тот, кто победит, обретет право руководить и племенем своего соперника, а не только своим собственным. Разве я не права? — Она чуть не расхохоталась, увидев на физиономии Фадавара растерянность. «Что, ты, похоже, никак не ожидал, что мне это известно?» — усмехнулась она про себя.

— Ты права.

— Хорошо. Я принимаю твой вызов. Но если я одержу победу, ты передашь мне свою корону, свой скипетр и свою власть над племенем, договорились?

Фадавар хмуро кивнул:

— Договорились! — И он, глубоко вонзив в землю свой скипетр, принялся стаскивать с левой руки один из своих бесчисленных браслетов.

— Погоди, — сказала Насуада и, подойдя к своему рабочему столу, взяла маленький бронзовый колокольчик и дважды позвонила; затем, выждав пару минут, позвонила еще четыре раза.

И тут же в шатер вошла Фарика. Она изумленно глянула на распаленных гостей Насуады, низко им поклонилась и спросила:

— Что угодно, госпожа моя? Насуада кивнула Фадавару:

— Теперь можно начинать. — Затем она обратилась к своей горничной: — Помоги мне снять платье; мне не хочется его портить.

Пожилая служанка, казалось, была потрясена этой просьбой.

— Прямо здесь, госпожа? Перед этими… людьми?

— Да, здесь. И побыстрей! Не буду же я спорить еще и с собственной служанкой.

Это прозвучало более резко, чем хотела Насуада, но сердце ее уже бешено колотилось, а кожа обрела какую-то сверхъестественную чувствительность, и даже мягкое полотно, из которого была сшита ее нижняя рубашка, показалось ей грубым, как парусина. В данную минуту ей было не до вежливости. Единственное, что имело сейчас для нее значение, — это грядущая ордалия, и она полностью сосредоточилась на мыслях о ней. Насуада терпеливо ждала, пока Фарика расстегивала и развязывала застежки у нее на спине, а потом, когда лиф наконец стал достаточно свободен, Насуада подняла руки и вытащила их из рукавов. Прелестное пышное платье облаком упало к ее ногам, и она осталась в одной лишь белоснежной нижней сорочке, с трудом сдерживая дрожь, когда четверо темнокожих воинов так и уставились на нее. Под их жадными взглядами Насуада чувствовала себя чрезвычайно уязвимой. Стараясь не смотреть в их сторону, она шагнула вперед, переступив через лежавшее на полу платье, и Фарика поскорее подхватила его, чтобы не испачкать.