Счастье среднего возраста - Светлана Алюшина

И плакал долго, держа Сашку за руку ослабевшей, худой, обтянутой пергаментной, истончившейся, пожелтевшей кожей ладонью.

Сашка испугалась этого «прости» и неизбежного «потом».

«Потом» случилось очень быстро после этого их разговора — через двадцать два дня. Она похоронила папу и что-то в самой себе, что-то очень важное, определяющее закидали влажными комьями земли могильщики вместе с папиным гробом.

Одним майским поздним вечером она узнала, что именно похоронила в себе.

Саша возвращалась поздно, после десяти вечера, домой. Она подрабатывала репетиторством, готовила одного мальчика к поступлению в институт, естественно на химический факультет. Жил мальчик со своими родителями на окраине Москвы, на дорогу в один конец она тратила по часу.

Был май, радостный, предвещающий лето, с молодой яркой листвой, неожиданно теплыми вечерами, грянувшими после затяжных дождей, как мажорный аккорд. Ничего этого Александра не видела, не замечала, находясь в постоянном состоянии усталости, с какого-то времени ставшей такой привычной, что она не обращала на нее внимания, как на давно запущенную болезнь — болит и болит, привыкла и не замечаешь. Сашка тащила тяжелые сумки с продуктами, которые купила в далеком спальном районе на дешевом оптовом рынке, она покупала их там, два раза в неделю, когда ездила к ученику, там было намного дешевле, чем в ближайших от дома магазинах в центре Москвы, где они жили с мамой. Сумки оттягивали руки, она останавливалась, передыхала, разминала ладони и, подхватив свой драгоценный бытовой груз, шла дальше.

Так бы и прошла, но остановилась, в очередной раз отдыхая. Посмотрела по сторонам и увидела мужчину, сидящего, вытянув ноги, прямо на тротуаре. Он оперся спиной о стену дома, низко уронив голову на грудь, редкие прохожие старательно его обходили, неодобрительно косясь. А Санька вот не обошла, ничего по обыкновению не замечая от усталости, остановилась передохнуть в полуметре от его вытянутых ног.

«Пьяный», — подумала сразу. Присмотрелась повнимательнее, может, он и был пьян, но не алкаш, не бомж, это точно — одет весьма прилично, а при внимательном рассмотрении оказалось, что и дорого, а еще оказалось, при том самом правильном пригляде, что он плакал.

Здоровый такой мужик, лет сорока пяти, дорого одетый, сидит в центре Москвы на тротуаре и плачет — ничего себе сюжетик!

И Сашку зацепило что-то человеческое.

Она волоком подтащила сумки к нему поближе, чтоб кто-нибудь ненароком не спер ее полумесячную зарплату в продуктовом эквиваленте, присела на корточки возле него и больше настороженно, чем участливо, с надеждой на его отрицательный ответ и пожеланием, чтобы его оставили в покое, спросила:

— Вам плохо?

Он медленно поднял голову, посмотрел на нее заплаканными, покрасневшими глазами, удивился.

«Сейчас пошлет!» — подумала Сашка.

— Очень, — признался он.

— Вызвать «скорую»? — обрадовалась она даже простому логическому объяснению такого сидения на асфальте узкого тротуара.

— Нет.

— У вас что-то случилось? — Теперь расстроилась она, поняв, что он не болен и даже не пьян, выпивший наверняка, запашец-то был, но не пьян, точно!

— Мне очень плохо, тошно так, что не продохнуть!

Почему? Зачем? Признался он ей, словно душу вывернул.

— Горе? — сделала последнюю попытку привязать все к простому объяснению Александра.

— Нет, не горе, не беда, не пьянка, не сердце, не любовь несчастная, — ровным, не окрашенным эмоциями голосом дал отповедь мужик. — Очень, очень тошно! Устал так, что не чувствую ничего, как лабораторный хомяк, вынужденный все время бежать в колесе, пока не подохнет. Знаете, проводят такие эксперименты ученые, заставляют хомяка или крысу, не знаю, все время бежать. Если он останавливается, его бьют небольшим разрядом тока, и он бежит, пока не упадет от усталости и не сдохнет!

Сашка смотрела на него во все глаза, рассматривала выражение его глаз. От многочисленных неоновых витрин и фонарей было совсем светло, и она видела очень ясно, как он на нее смотрит и что там в его глазах. Ее холод продрал — пробежал тем самым током, которым дают лабораторной крысе, по позвоночнику и застрял где-то в затылке, подняв волосы дыбом.

Она плюхнулась рядом с мужчиной на асфальт, тоже вытянула ноги, не находя в себе силы отвести взгляд от его глаз.

— А… — протянул он. — Вижу, вы меня понимаете.

Она понимала! Она вдруг до самого дна прочувствовала эту отупляющую, перешедшую все пределы усталость, уже давно не телесную, пожравшую все — душу, жизнь, будущее, которого просто нет, все женское в ней, молодое и немолодое, все стремления, надежды, эмоции — все, все!!!

— Понимаешь, — объяснил мужик, — эта усталость, бег непрекращающийся, убил меня. У меня друг умер недавно, лучший друг! А я сижу на поминках, слушаю, что говорят, поминая его, и понимаю, что ничего не чувствую, даже горя! Втихаря на часы поглядываю, прикидываю, когда смотаться можно, еще поработать успею, к любовнице на часок заехать и домой, спать. Нет человека, понимаешь? Нет его, он-то человеком умер, в отличие от меня! Я вот сегодня понял, что даже не мечтаю ни о чем! Все безразлично, ничего не цепляет — тупо, тошно, никак! Если человек перестает мечтать, значит, он умер!

— Ну вот, ведь плачете, жалеете себя, может, оживаете? — предположила Саша.

— Плачу от бессилия!

Она отвела от него взгляд, подтянула к себе одну из сумок, достала из нее батон хлеба, отломила кусок:

— Будете?

— Буду, — вздохнул мужик и взял предложенный хлеб из ее рук.

Сашка отломила и себе, откусила. Они жевали, молча, глядя куда-то вперед, вздыхали потихоньку каждый своему, личному.

Мечтать! Наверное, это было бы прекрасно — мечтать! Она давно уже ни о чем не мечтала, даже о том, что вот случилось бы такое счастье, свалились бы деньги с небес или распродажа копеечная дорогих товаров, продуктов — ну, хоть на таком уровне!

Они так же молча съели еще по куску булки.

— Вам нельзя сидеть на земле, застудитесь, — проявил неожиданную заботу мужик.

— Вам тоже ни к чему.

— Да, некрасиво я как-то, — огляделся он, оценивая ситуацию. — Давайте вставать!

Он поднялся, помог встать Сашке и оказался намного ее выше. Она посмотрела ему в лицо, запрокинув голову.

— Спасибо вам, девушка, вы мне помогли. Надо, наверное, познакомиться? — неуверенно спросил он.

— Нет, — не согласилась Сашка, — вы мне тоже помогли. Без имен помощь честнее.

— Да, пожалуй. Вас проводить?

— Нет, это уже из области обычной жизни, а к откровениям такого уровня обычная жизнь неприемлема. До свидания, — улыбнулась Сашка.