Счастье среднего возраста - Светлана Алюшина

— Нет у меня сотрясения. Надо посмотреть, кто приедет.

— Да сматываться надо!

— Успеем, — буднично так, без эмоций ответил он.

Сашка смирилась. А ведь он прав! Черт возьми, он прав!

Может, она этого Постного узнает и поймет, откуда ветер дует, переходя в смерч, закрутивший ее.

Иван затащил Саньку в кусты, походил, присел пару раз, выбирая удобную позицию для проведения разведывательной деятельности на территории врага, а именно наблюдения.

Нашел.

Они улеглись рядышком на землю, спрятавшись в дикорастущих кустах, через дорогу, наискосок от распахнутых ворот дома, мирно и тихо стоящего на окраине непонятного поселка. Или деревни?

— Ты как? — спросил Иван, когда Санька затихла, устроившись поудобнее.

Хотя удобнее может ли быть на земле, под кустами, возле дороги? Сюр фильма Кустурицы продолжился, видимо, вторая серия. Или третья.

— В порядке, — не очень сама в это «в порядке» веря.

А что может быть в порядке в такой ситуации?

— А ты?

— Нормально, — ответил он и придвинулся к ней: — Дай я посмотрю твое лицо.

— А что у меня с лицом? — удивилась Сашка.

Жесткими пальцами он ощупал нос, челюсти, брови, скулы. Сашка зашипела, почувствовав жгучую боль, зато вспомнила, что может быть у нее с лицом.

— Ничего страшного, — ставил диагноз Гуров, — челюсть не сломана, зубы на месте, синяки будут не детские, скула уже распухает, фингал под глазом, щеки в синяках. Это от Скунса подарочек.

— Ты врач?

— Я не врач, — усмехнулся он, прервав осмотр, но не выпуская ее лицо из ладоней, и заглянул ей в глаза. — Синяки полечим, опухоль снимем. У меня классная примочка есть, вылечивает все! — почему-то шепотом сказал он, продолжая смотреть в ее балтийские глаза.

Сашка замерла под этим взглядом, даже дышать забыла.

С чего бы это?

— Кто-то едет, — так же шепотом оповестил Иван, не отводя взгляда.

— Они? — тоже шепотом спросила Сашка, одурманенная золотисто-шоколадным гипнозом.

Машина, темно-синий «вольво», остановилась у распахнутых ворот.

Бзынь-нь! — разорвалась нить гипноза.

— Ну, посмотрим! — оживился Иван, отпуская Сашку.

Из машины выбрался полноватый мужчина лет тридцати пяти, наклонился, что-то сказав водителю, захлопнул дверцу и неторопливо, с преувеличенным достоинством понес себя к дому.

— Ты его знаешь? — тихо спросил у Саньки Гуров.

— Нет.

— Может, видела когда, пересекались, вспоминай!

— Нет, точно нет! — стараясь не повышать голос, прошипела Сашка. — А ты?

Он не ответил. Знал он данного господина и не особо удивился его появлению.

Минут через пять господин выскочил из дома и потрусил к машине, по дороге растеряв часть своего преувеличенного достоинства, суетливо забрался в машину, крикнул что-то, и вольвешник сорвался с места.

— Больше здесь ничего интересного не будет! Нам тоже пора, — тоном покидающего званый вечер дорогого гостя заявил Иван.

Он поднялся одним быстрым движением, помог встать Сашке и подтолкнул ее легонько в спину… в сторону дома.

— Туда?!

— А что, тебе джип не подходит для эвакуации? — искренне удивился он. — У нас и ключи есть! — продемонстрировал он позвякивающую связку.

— Откуда? — сбитая со всех толков, вопрошала Александра.

— От верблюда! — ответил Иван. И, ухватив ее за локоть, потащил за собой из кустов.

Опять! Что он ее хватает всякий раз и тащит, как дитя неразумное или инвалида какого!

Сашка замолчала надолго, надулась почему-то, позволив ему принимать решения, воплощать их в жизнь, тащить ее, действовать.

Она оторвалась от созерцания мелькающего за окном машины пейзажа и своих непонятных мыслей, копошащихся в голове мушками-дрозофилами: бестолково и бесполезно, зато скопом, одной большой компанией.

— Куда мы? — спросила она не окрашенным интонациями тоном.

— Ко мне. А куда еще?

— Нас там не найдут?

— С чего бы? — не то удивился, не то успокоил он.

— Да, — тем же стерильным тоном, согласилась она, — с чего бы!

— Сашенька, что с тобой? Посттравматический синдром, запоздалая реакция на стресс?

Сашка не ответила.

А черт его знает?! Черт его знает, какая у нее там такая реакция и синдром чего-то!

Ей вдруг захотелось заорать во все горло и орать, орать, крушить все вокруг, разбить что-нибудь, трахнуть кого-нибудь — вон Гурова, например — по башке!

Нет, Гурова, пожалуй, не надо, у него башка и так многострадальная. Тем более он сегодня за трюк фокусника и за чудо Божье в одном лице.

Чудо посмотрело на нее и проникновенно спросило:

— Сань, ты что, сильно испугалась?

— Да, я сильно испугалась! — заорала Сашка, словно ей старт дали, отмашку красным флагом. — Я, знаешь, всегда сильно пугаюсь, когда меня привязывают скотчем к стулу какие-то уроды и бьют в челюсть! А еще больше я пугаюсь за прынцев недоделанных, которых лупят почем зря у меня на глазах!!!

— Я не понял, ты за меня испугалась? — неподдельно удивился он.

— Гуров, тебе все-таки мозги отбили! — орала Сашка. — Или ты идиот от рождения? Конечно, за тебя! Я испугалась за тебя до одури! Это что, так непонятно?!

«Нет. Не понятно», — подумал озадаченный Иван.

— Понятно, — быстро согласился он, только чтобы успокоить начавшийся бунт. — У тебя стресс. Тебе надо скинуть адреналин! Ты покричи, можешь стукнуть меня разок, но не больно, ладно? — предложил свои услуги.

Сашка аж зашлась в праведном гневе, от переизбытка злости она открыла и закрыла рот несколько раз, не найдя достойного определения тому, что хотела сказать.

И вдруг успокоилась — в момент! Раз — и все!

— Скажи мне, — демонстрируя небывалый эмоциональный штиль, спросила она, — если ты предполагал возможность такого развития событий, что захватят и все остальное, почему мы не ушли из той квартиры?

Он не ответил, обалдел от такого крутого виража — от шумной истерики к холодному анализу. И до Сашки дошло!

— Ты с самого начала это планировал? — задохнулась она от догадки. — Ты знал, что это Лилька? И знал, что нас повяжут, специально это подстроил: заставил меня звонить с домашнего телефона на домашний, чтобы они нас нашли по номеру и адресу?

Гуров продолжал молчать, только желваки ходили на разбитых скулах.

— Значит, я в твоих планах была, как это… «живцом»? — От злости, понимания и нахлынувшей ярости у Сашки раздулись ноздри, расширились зрачки, затопив чернотой всю балтийскую холодность радужки глаз. — Да, — сама ответила она за него. — Ты знал! И знал, что меня свяжут и будут бить, а тебя просто убивать, и что издеваться будут! Но на черта! — Не выдержав, сама снова перешла на крик: — Мы же ничего не узнали!