Винный склад - Висенте Бласко-Ибаньес

– Нѣтъ, – продолжалъ свою рѣчь синьорито, – на Сальватьерру слѣдуетъ надѣть рубашку для сумасшедшихъ и пусть отправляется, пропагандируетъ ученіе въ домѣ умалишенныхъ на весь остатокъ своей жизни.

Слушатели Дюпона одобряли эти предложенія. Владѣтели касенныхъ заводовъ, старички съ сѣдѣющими бакенами, проводившіе часы, созерцая бутылки въ священнодѣйствующемъ безмолвіи, измѣняли своей серьезности, чтобъ улыбнуться юношѣ.

– Этотъ молодой человѣкъ весьма талантливъ, – заявилъ одинъ изъ нихъ. – Онъ говоритъ точно депутатъ.

И остальные одобряли его.

– Двоюродный его братъ Паблито позаботится о томъ, чтобы мы его выставили кандидатомъ, когда наступятъ выборы.

Луисъ чувствовалъ себя подчасъ утомленнымъ и отъ тріумфовъ, которые онъ пожиналъ въ казино, и отъ изумленія, внушаемаго внезапной серьезностью былымъ товарищамъ веселой жизни. Воскресали вновь наклонности его развлекаться съ людьми уничиженными.

– Я по горло сытъ сеньоритами, – говорилъ онъ съ отвращеніемъ выдающагося человѣка своему вѣрному спутнику Чиво. – Ѣдемъ въ деревню: маленькій кутежъ всегда на пользу организму.

И желая сохранить протекцію могущественнаго своего двоюроднаго брата, онъ на денекъ отправляется въ Марчамало, прикидываясь будто интересуется результатомъ винограднаго обора.

Виноградникъ былъ полонъ женщинами, и Луису нравилось обращеніе этахъ дѣвушевъ изъ горныхъ селъ, смѣявшихся надъ шутками сеньорито, и благодарныхъ ему за его щедрость.

Марія де-ла-Лусъ и ея отецъ принимали за честь столь частыя посѣщенія дономъ Луисомъ виноградника. О скандальномъ приключеніи въ Матансуэлѣ оохранилось только лишь блѣдное воспоминаніе. Шалости сеньорито! Люди эти, по традиціи привыкшіе къ уваженію туманныхъ развлеченій богатыхъ, оправдывали ихъ, точно это была какая-то повинность молодыхъ лѣтъ.

До старижа Фермина дошли слухи о великой перемѣнѣ, происшедшей въ образѣ жизни дона Луиса, о его стремленіяхъ быть серьезнымъ человѣкомъ, и онъ съ удоволъствіемъ видѣлъ, что Луисъ пріѣзжаетъ на виноградникъ, спасаясь оть городскихъ искушеиій.

Его дочь также принимала ласково сеньорита, говоря ему ты, какъ во времена ихъ дѣтства, и смѣясь надъ всѣми его шутками. Онъ хозяинъ Рафаэля и наступитъ день, когда и она будеть его слугой на мызѣ, которую воображеніе ежечасно рисовало въ видѣ гнѣздышка ея счастія. О скандальномъ кутежѣ, вызвавшемъ въ ней такое сильное негодованіе противъ надсмотрщика, она почти что не помнила. Сеньорито проявляетъ, раскаяніе въ своемъ прошломъ, и, спустя нѣсколько мѣсяцевъ, скандалъ на мызѣ былъ окончательно забытъ всѣми.

Луисъ выказывалъ особенную любовь въ жизни въ Марчамалѣ. Иногда онъ очень поздно засиживался здѣсь и оставался ночевать въ башнѣ Дюпоновъ.

– Я словно патріархъ тамъ, – говорилъ онъ друзьямъ своимъ въ Хересѣ, – окруженъ дѣвушками, которыя привязаны ко мнѣ, словно я родной ихъ отецъ.

Друзья смѣялись надъ благопристойнымъ тономъ, которымъ кутила говорилъ о своихъ невинныхъ развлеченіяхъ съ ватагой дѣвушевъ, работавшихъ на виноградникѣ. Кромѣ того, ему нравилось оставаться на виноградникѣ изъ-за ночной прохлады.

– Вотъ это значитъ жить, сеньоръ Ферминъ, – говорилъ онъ на эспланадѣ въ Марчамало, при сіяніи звѣздъ обвѣянной ночнымъ вѣтеркомъ.

Вечеринки протекали въ патріархальномъ мирѣ и спокойствіи. Сеньорито подавалъ гитару приказчику.

– Идите сюда! Покажите искусство золотыхъ вашихъ ручекъ! – кричалъ онъ.

И Чиво, по его приказанію, бѣгалъ вынимать изъ ящиковъ экипажа нѣсколько бутылокъ лучшаго вина фирмы Дюпонъ. Какъ есть настоящій кузенъ. Но мирный, порядочный, тихій, безъ пошлыхъ словъ и дерзкихъ жестовъ, которые испугали бы зрительницъ-дѣвушекъ, слышавшихъ въ своихъ селахъ разсказы объ ужасномъ донѣ-Лулсѣ, и видя его вблизи, теряли предубѣжденія свои, признавая, что онъ не такой дурной, какъ молва о немъ разглашала.

Марія де-ла-Лусъ пѣла, пѣлъ также и сеньорито, и даже хмурый Чиво, подчиняясь приказанію своего патрона, начиналъ пѣть грубымъ своимъ голосомъ отрывки воспоминаній о свиданіи у рѣшетчатыхъ оконъ или о кинжальныхъ ударахъ въ защиту матери или любимой женщины.

– Оле, великолѣпно! – крдчалъ приказчикъ иронически этой фигурѣ висѣльника.

Послѣ того синьорито бралъ за руку Марію де-ла-Лусъ, выводя ее въ середину кружка присутствующихъ, и они начинали отплясыватъ «севильяну», съ рѣзвостью и искусствомъ, вырывашимъ у зрителей крики восторга.

– Милосердый Богъ! – восклицалъ отецъ, ударяя аккордами по гитарѣ съ новымъ пыломъ. – Вотъ такъ парочка голубей!.. Это, дѣйствительно, называется танцовать!

И Рафаэль надсмотрщикъ, появлявшійся въ Марчамалѣ лишь изрѣдка, увидавъ раза два эту пляску, былъ польщенъ честью, оказанной сеньорито его невѣстѣ. Хозяинъ его не дурной человѣкъ, прошлое его лишь сумасбродство молодости; но теперь, когда онъ образумился, вышелъ сеньорито хоть куда, донельзя симпатичный, одаренный большой склонностью въ общенію съ людьми низшаго сословія, точно они были ему ровней. Онъ хлопалъ въ ладоши, глядя на танцующую пару безъ малѣйшаго проблеска ревности, онъ, способный хвататься за ножъ, едва кто-либо бросалъ взглядъ на Марію де-ла-Лусъ. Чувствовалъ онъ лишь нѣкоторую зависть оттого, что не умѣлъ танцовать съ такимъ изяществомъ, какъ его хозяинъ. Вся жизнь его уходила на завоеваніе себѣ хлѣба, и онъ не имѣлъ времени научиться такимъ тонкостямъ. Онъ могъ только пѣть, и то лишь на суровый дикій ладъ, какъ научили его товарищи по контрабандѣ, когда они верхомъ на своихъ кобылахъ, согнувшись съ товаромъ, ѣхали, оглашая своимъ пѣніемъ уединенныя горныя ущелья.

Донъ-Луисъ властвовалъ на виноградникѣ, словно онъ былъ хозяинъ. Могущественный донъ-Пабло отсутствовалъ. Онъ проводилъ лѣто съ своимъ семействомъ на сѣверномъ прибрежьи, пользуясь тщеславіемъ, чтобы посѣтить Лоюлу и Деусту – центры святости и учености добрыхъ его совѣтниковѣ. И кузенъ, чтобы еще болѣе доказать ему, что онъ человѣкъ серьезный и дѣловитый, писалъ ему длинные письма, сообщая о своихъ поѣздкахъ въ Марчамало, надзорѣ надъ сборомъ винограда и о хорошихъ результатахъ этого сбора.

Онъ въ самомъ дѣлѣ интересовался ходомъ работъ на виноградникѣ. Испытываемое имъ желаніе сразиться съ работниками, его стремленіе побѣдить забастовщиковъ побуждали его быть трудолюбивымъ и упорнымъ. Онъ кончилъ тѣмъ, что совершенно поселился въ башнѣ Марчамало, давъ клятву, что не сдѣлаетъ шагу изъ имѣнія, пока не будетъ конченъ виноградный сборъ.

– Дѣло идетъ на ладъ, – говорилъ онъ приказчику, насмѣшливо мигнувъ глазами. – Разбойники эти впадуть въ уныніе, видя, чго съ помощью женщинъ и нѣсколькихъ почтенныхъ виноградарей мы кончимъ работу, ни мало не нуждаясь въ нихъ. По вечерамъ у насъ пляска и благопристойный кутежъ, сеньоръ Ферминъ, чтобы негодяи эти узнали и бѣсились бы.

Такимъ образомъ проходилъ виноградный сборъ, среди музыт, пиршества и вина, щедро раздаваемаго изъ лучшихъ сортовъ.

По вечерамъ домъ виноградныхъ давиленъ, имѣвшій какой-то моеастырскій оттѣнокъ, вслѣдствіе своего безмолвія и строгой дисциплины, когда въ Марчамало находился донъ-Пабло Дюпонъ, теперь оглашался до поздней ночи шумными празднествами.

Поденщики забывали о ночномъ отдыхѣ, чтобы пить господское вино. Дѣвушки, привыкшія къ нуждѣ, царившей въ мызныхъ людскихъ, широко раскрывали изумленные глаза, точно онѣ видѣли осуществленными изобиліе и довольство тѣхъ чудесныхъ сказокъ, которыя онѣ слышали на вечеринкахъ. Ужинъ былъ великолѣпный. Донъ-Луисъ платилъ не считая.

– Вотъ что, сеньоръ Ферминъ: пусть привозятъ говядину изъ Хереса: пусть всѣ эти дѣвушки ѣдять до отвала, пусть пьютъ, пусть пьянѣютъ: я беру на себя всѣ расходы. Мнѣ хочется, чтобы та сволочь видѣла, какъ мы хорошо угощаемъ покорныхъ работниковъ.

И лицомъ въ лицу, съ признательнымъ полчищемъ дѣвушекъ, онъ скромно говорилъ:

– Когда увидите забастовщиковъ, скажите имъ, какъ угощаютъ Дюпоны своихъ работниковъ. Правду, – одну лишь правду.

Въ теченіе дня, когда солнце сжигало землю, распаляя бѣлесоватыя покатости Марчамалы, Луисъ спалъ подъ аркадами дома, съ бутылкой, стоявшей около нero и снабжающей его прохладой, протягивая время отъ времени свою сигару Чиво, чтобы онъ зажегъ ее.

Луисъ находилъ еще новое, неиспытанное имъ удовольствіе, разыгрывая хозяина обширнаго имѣнія; ему искренно казалось, что онъ выполняетъ великую соціальную функцію, созерцая изъ своего тѣнистаго убѣжища работу столькихъ людей, согнувшихся и задыхающихся подъ огненнымъ дождемъ солнца.