Третья концепция равновесия - Ярослав Веров

— А! А! — издал дикий вопль Крюгер. — Не хочу! Отставить! Унавожу! Всех построить на верхней плоскости в секторе «А»! Немедленно!

И бархатный голос со сводов повторил: «Всем соратникам Управления строиться на верхней Поверхности сектора „А“ тускала».

«Хоть это получилось у меня сегодня», — подумал Крюгер.

Мимо повалили густой массой соратники. «А тебя, что, приказ Гражданина Галактики не касается?» — рявкнул ражий детина, пребольно толкнув плечом Верховного.

«Меня? — растерялся Крюгер. — Уже и Гражданин Галактики есть? Где-то я про него слышал».

— Растопырился, руп, поперек. Исполнять мешает, — недовольные голоса нарастали вокруг Крюгера.

Кто-то скомандовал и набежало с десяток ражих молодцев. Гремя подковами на сапогатах, они принялись теснить Крюгера в тупиковый рукав, наподдавая сапогатами чуть повыше крюгеровских нижних.

— Ой! Ну! Ай! Зачем? Ох! Отставить! Эх! — издавал роковые возгласы Крюгер.

И не сразу, нет не сразу, он осознал, что боли-то не ощущает. А двигается сам, без чьей-либо видимой помощи, правда, рывками.

«Я что, в призрака превратился? Как Журьск Альдах в Третий Капун?» — сформулировал новую гипотезу Крюгер.

И почему-то вдруг повеселел. И устремился напролом сквозь радужные разводы силовых полей. За спиной парни продолжали кого-то усердно обрабатывать. Этот кто-то отчаянно кричал и пробовал отбиваться. Ничего у него не получалось. А поверх этих воплей по рукавам разносилось эхо хорошо поставленного голоса Гражданина Галактики.

— Стоп, — вдруг сказал себе Крюгер и остановился. — Да ведь это мои любимые фонемы, то бишь обороты речи!

И точно. Гулкие реверберации разносили историческое: «Соратники! Друзья! Ненаглядные мои! В этот знаменательный для всей нашей Большой Семьи момент…»

В спините вдруг заломило. В голове поплыл звон. «Разве призраки чувствительны к официальным речам?»

Охнув, Крюгер поковылял обратно в Кабинет методом перемежающейся хромоты, на ходу пытаясь сообразить, могут ли призраки всасывать блюмы, и к чему, в принципе, это может привести. Одно было ясно наверняка — непрерывность личного бытия не собиралась прерываться, в отличие от бытия не-личного — окружающей реальности, с которой что-то не то безобразилось.

Без блюмов жить не хотелось. Никак. А пресловутую непрерывность хотелось прервать. «Если не напьюсь до боли в суставах, до выпадения волос, до кривоты в нижних, — тогда, точно, дезынтегрируюсь. А вдруг и это не выйдет?»

В ужасе, дрожащими верхними, Крюгер нащупал Рычаг Локализации и оказался в Кабинете. Начертал Двоичный Знак и поспешил в бар. Перемещаться было нелегко. Казалось, что-то привалилось к крюгеровому боку и отягощало. Наконец Крюгер забрался в бар и оторопел окончательно, поскольку в баре всеми своими рядами мутных пропойных гляделок пялился на него бывший и давно уже «отстойный» Шеф Охраны Корнилыч. В хваталках его был зажат увесистый блюм.

— Ну что там? — хрипло вопросил он у Крюгера. — Улеглось?

— Какое там…

— Ага, тоже решил отсидеться, расслабиться. А ты знаешь, я здесь вот сидел и думал. Хм. Блю-блюк. Всхрщм. Вот оно как. Думал, стало быть я. Это ты, негодях, все и представил. В смысле, изобразил. Гадко, Крюгер, нехорошо. Мы же были с тобой одной командой. Сволочь ты, вот кто, — и Шеф Охраны смачно отрыгнул в сторону Крюгера.

Бар затопил густой перегар. Было в том перегаре и аммиачно-коньячное, и спиртово-скипидарное, и сусально-портвейновое, и непознаваемо-непредсказуемое. Крюгер лишь досадливо поморщился.

— Гад, — продолжил Шеф. — Подставить меня удумал. Умный, да?! — пьяно взревел Корнилыч.

Передняя правая Шефа охраны лихорадочно зашарила у пояса в поисках табельного оружия. Таковое, к удивлению Крюгера, отыскалось. Шеф облегченно выпустил газы и с лязгом выдернул из ножен личную булаву.

— Все Крюгер, твоя песенка спета! — безапелляционно заявил Шеф, нарочно перевирая стандартную Форму Уложения о Поимке. — Ждет тебя, любезный, так твою, прямая путь-дорога в Отстой. То есть! В распыл! Жаль, что по Уставу я не могу тебя прямо тут кончить.

— Дурак. В Отстое как раз ты. Я и засадил. Как опасно излишнего свидетеля. Сгинь, призрак.

Шеф Охраны заскрежетал сегментами мундира и замахнулся булавой.

Вот, значит, что удумал. Так не буду я ждать Консилиума. Прямо щас порешу люпуса! Вот так! Во имя равновесия!

И Корнилыч, поплевав на верхние, перехватил в них булаву, пару раз примерился, что-то подумал и, поколебавшись, переложил обратно в промежуточные. После чего молодецким ударом попытался размазать Крюгера. Но его сильно повело, и удар пришелся по патрубкам испускателя. Из патрубков хлынуло, из всех сразу. Корнилыч, не мешкая, свободной верхней ухватил первый попавшийся блюм, наполнил и поспешно всосал. Наведя таким образом резкость, повторил удар. На сей раз успешно, поскольку Крюгер тоже не мешкал, тоже присосавшись к блюму. Отчего и пропустил удар, замертво рухнув на пол. Череп разлетелся на мелкие кусочки.

— Суме тебя раздери, Корнилыч! — запоздало воскликнул Крюгер.

Очередной хроносдвиг вновь изменил ситуацию. Крюгер был все еще в баре, вместе с Корнилычем, но все было совсем иначе.

— За что, командор, такие оскорбления? — в совершенно трезвых гляделках Корнилыча сквозило удивление. — Мы ж с племяшем тебе верой и правдой. Всю свою сознательную жисть. Да я за тебя любого готов без Ордера под Арест доставить.

— Арестовать? — вяло пробормотал Крюгер и мысль, ясная как молния, промелькнула в больной голове. — Кого-то я должен был арестовать. Или не должен был? Или не я?

— Вы о чем шеф? — насторожился Шеф. — Может, опять о Фомиче?

— О-о-о! — волна озарения пятнами побежалости прокатилась по телу Крюгера. — Вот где клюпы-то запрятаны! Фомич, блай поганый, все это сварганил! Как же я сразу не догадался?! Его ж почерк, тындыть вашу!

— Так я побежал? — оживился Шеф Охраны. — Приказ Начальника Канцелярии? Арест и немедленный?

— Вон что удумал… Как отомстил-то сурово, — не обращая внимания на порывы Корнилыча, рассуждал вслух Крюгер. — Загипнотизировал? Нет, слишком для него просто. Они бы с Лукрецием что-нибудь покрепче загнули. Не их почерк. Держать все время ситуацию под контролем — не их стиль. А может?.. Нет, не верю. Тогда что?

И Крюгер, болезненно опираясь на прогнувшегося Корнилыча, проковылял из бара, не преминув досадливо заметить:

— Я же всегда прошу тебя — сдавай табельное оружие, — и вывалившись в Кабинет, тяжело опустился в седадло.

Крюгер невесело засвистел любимую Мобилизующую Последовательность. «Что-то надо со всем этим делать. Надо. Вот только что?»

Глава 4

Яна-Пунь стоял на склоне холма, задумчиво разглядывал что-то вдалеке и улыбался. Ему было хорошо, думалось легко и свободно.

Осторожно подошла красавица Аглы-Унь-ная. Помялась в нерешительности, и, не дождавшись внимания, решилась:

— К-хм, хм-м.

— Чего тебе, женщина? — повернулся к ней вождь.

— Слушай… — замявшись, начала красавица.

— Оставь эти преамбулы, женщина, — махнул рукой вождь. — Давай попроще.

— Вождь, — осмелела Аглы-Унь-ная, — я тут корешков целую авоську наковыряла. Вот, принесла…

— Ну и что корешки?

— Да вот… — опять замялась та и вдруг выпалила: — Ну никак не пойму я, вождь, для чего мы их ковыряем? Ведь есть-то их совсем никто не ест!

— Во-от! — чему-то своему обрадовался вождь и необычайно довольным тоном объявил: — Хорошо! Ух как хорошо!

— Да что ж хорошего? Наковыряла целую кучу, а куда их девать-то? Жалко выкидывать, как-никак труд.

И Аглы-Унь-ная скромно потупила свои огромные прекрасные глаза. Дрогнули большие длинные ресницы.

— Да не мучайся ты так, женщина, — вновь улыбнулся Яна-Пунь, по-отечески хлопнув ее по мягкому месту. — Видишь ержик ползет? Брось ему, он очень обрадуется.

Красавица Аглы-Унь-ная недоуменно посмотрела на вождя, пожала плечами и подошла к ержику. Высыпала корешки перед его мордой. Лежавший в послеобеденном отупении ерж встрепенулся, сонно глянул на женщину и крякнул. Она ему сказала что-то ласковое и почесала за ухом. Ержик снова крякнул, встал и принялся за корешки, чавкая и довольно похрюкивая. Красавица повернулась и пошла своей дорогой.

— Ну вот, — опять обрадовался Яна-Пунь, возвращать к горизонтосозерцанию. — Теперь и вовсе хорошо!

Вождь долго оглядывал окрестные холмы, пока не зацепился взглядом за великую гору Пука. Свистопляска Теней сообщила его взгляду некоторую задумчивость.

— А и правда… — пробормотал вождь и направился к склону горы.

Достигнув подошвы, остановился в зарослях жесткой плетеницы и пронзительно свистнул.

— Слышь, Фомич, — прогундосила одна из теней, — по твою душу. Щас философию разводить будешь.