Остаток дня - Кадзуо Исигуро

Известие о тетушкиной смерти пришло раньше, с утренней почтой; я сам принес мисс Кентон письмо и постучался в двери ее гостиной. Помнится, я на минутку вошел обсудить какой-то рабочий вопрос, мы присели за стол и повели разговор, она вскрыла конверт и вдруг застыла, но, к ее чести, самообладания не потеряла. Прочтя письмо по меньшей мере дважды, она осторожно вложила его в конверт и посмотрела на меня через стол.

– Пишет миссис Джонсон, тетина компаньонка. Тетя позавчера умерла. – Мисс Кентон замолчала, потом добавила: – Похороны завтра. Хотелось бы знать, смогу ли я взять свободный день.

– Это, безусловно, можно устроить, мисс Кентон.

– Спасибо, мистер Стивенс. Вы уж меня простите, но теперь мне бы хотелось побыть одной.

– Разумеется, мисс Кентон.

Я удалился и только за порогом сообразил, что так и не принес ей свои соболезнования. Нетрудно было представить, какой это для нее удар, – ведь тетушка была для нее во всех отношениях как родная мать. Я остановился в коридоре, раздумывая, не стоит ли вернуться, постучаться и исправить оплошность. Но тут мне пришло в голову, что этим поступком я, скорее всего, бесцеремонно нарушу ее уединение. Больше того, я совсем не исключал, что в эту минуту мисс Кентон и в самом деле плачет в каких-нибудь нескольких футах от меня. При этой мысли во мне поднялось какое-то непонятное чувство, отчего я на минуту замешкался в коридоре. Однако в конце концов я почел за лучшее подождать другого случая для выражения своего сочувствия и отправился восвояси.

Вышло так, что случай подвернулся лишь далеко за полдень, когда я, как было сказано, застал ее в столовой, где она убирала в сервант посуду. К этому времени я вот уже несколько часов раздумывал о беде, свалившейся на мисс Кентон, в особенности над тем, что мне сделать или сказать, чтобы хоть немного облегчить ее горе. Услыхав, что она прошла в столовую – сам я был чем-то занят в холле, – я выждал примерно с минуту и проследовал за нею.

– А, мисс Кентон, – сказал я. – Позвольте узнать, как вы себя чувствуете.

– Очень хорошо, спасибо, мистер Стивенс.

– Все в порядке?

– Все в полном порядке, спасибо.

– Я все собирался спросить, нет ли у вас каких трудностей с новой прислугой. – Я коротко рассмеялся. – Когда разом принимают столько новеньких, всегда возникают разного рода мелкие затруднения. В таких случаях, осмелюсь сказать, небольшой рабочий обмен мнениями часто бывает полезен и лучшим из нас.

– Спасибо, мистер Стивенс, новые девушки меня вполне устраивают.

– Вам не кажется целесообразным пересмотреть нынешнее распределение обязанностей в связи с недавним пополнением?

– Не думаю, чтобы в этом была необходимость, мистер Стивенс. Однако в случае чего я сразу же дам вам знать.

Она вернулась к посуде, и я хотел было удалиться; помнится, я уже направился к дверям, но повернулся и сказал:

– Значит, мисс Кентон, новые девушки, по-вашему, работают хорошо.

– Обе прекрасно работают, можете в этом не сомневаться.

– Что ж, рад слышать. – Я вновь коротко рассмеялся. – Просто интересно было узнать, мы же с вами выяснили, что ни одна не работала до этого в таком большом доме.

– Действительно, мистер Стивенс.

Я глядел, как она расставляет посуду по полкам, и ждал, скажет ли она еще что-нибудь. Когда стало ясно, что нет, я произнес:

– Кстати, мисс Кентон, вот что я должен сказать. Я обратил внимание, что в самое последнее время кое-где наблюдаются отступления от принятых норм. Мне кажется, вам не мешает быть чуть покритичней, когда дело касается новеньких.

– Что вы этим хотите сказать, мистер Стивенс?

– Я, мисс Кентон, со своей стороны, когда новенькие приступают к работе, предпочитаю проверить и перепроверить, все ли в порядке, – всесторонне инспектирую их работу и стремлюсь выяснить, каковы они в общении с другими слугами. В конце концов, важно иметь о них ясное представление и в рабочем аспекте, и под углом их влияния на моральное состояние персонала в целом. К сожалению, должен заметить, мисс Кентон, что в этом отношении вы, на мой взгляд, иногда допускаете небрежность.

На секунду мисс Кентон, похоже, растерялась. Затем она обернулась ко мне, и я заметил у нее на лице какое-то напряженное выражение.

– Прошу прощения, мистер Стивенс? – спросила она.

– Например, посуда, мисс Кентон. Ее хоть и моют на должном высоком уровне, однако, как я заметил, расставляют на кухонных полках не лучшим образом. На первый взгляд, ничего страшного, но со временем это приведет к увеличению боя сверх неизбежного.

– Вот как, мистер Стивенс?

– Да, мисс Кентон. Кроме того, маленькая ниша у входа в малую столовую давно не протиралась. С вашего разрешения, найдется и еще пара мелочей, о которых я мог бы упомянуть.

– Все и так ясно, мистер Стивенс. Я проверю работу новых служанок, как вы советуете.

Мисс Кентон отвернулась, и лицо ее снова стало сосредоточенным, словно она пытается разобраться, что именно привело ее в полное замешательство. Вид у нее был не столько расстроенный, сколько усталый. Затем она закрыла сервант и вышла, сказав:

– Извините, мистер Стивенс.

Но что это за смысл бесконечно рассуждать, что бы случилось, если б тогда-то и тогда-то все вышло по-другому? Эдак, вероятно, недолго себя и до беспамятства довести. Во всяком случае, можно сколь угодно рассуждать о «поворотных пунктах», но распознать такие мгновения, разумеется, можно только в прошлом, не в настоящем. Естественно, когда сегодня возвращаешься мыслью к тем давним событиям, они и вправду могут показаться решающими, драгоценными минутами жизни; но тогда представление о них, конечно же, было другое. Тогда уж, скорее, казалось, что впереди – бесконечная череда дней, месяцев, лет, чтобы разобраться во всех сложностях отношений с мисс Кентон; что в будущем еще подвернется масса возможностей устранить последствия того или иного недопонимания. Ничто, решительно ничто не указывало тогда, что столь незначительные, казалось бы, происшествия вовек обрекут безнадежности все мечты и надежды.

Но, вижу, я предаюсь излишнему самокопанию, да еще и довольно мрачного толка. Повинны в этом, безусловно, поздний час и муки, что мне пришлось вынести нынче вечером. Безусловно и то, что мое теперешнее состояние как-то связано с тем, что завтра – если, конечно, в местном гараже мне, как уверяют Тейлоры, заправят «форд» – я к полудню доеду до Литтл Комптона и, можно надеяться, через столько лет снова увижу мисс Кентон. Нет решительно никаких оснований ожидать, что наша встреча не будет сердечной. Мне бы, понятно, хотелось, чтобы наша беседа – исключая обмен новостями личного плана, что в данных обстоятельствах вполне правомерно, – носила по преимуществу профессиональный характер. То есть моей обязанностью будет установить, заинтересована ли мисс Кентон, когда ее брак, по-видимому, увы, распался и она осталась без крыши над головой, вернуться в Дарлингтон-холл на свое прежнее место. Скажу заодно, что нынче вечером я перечел ее письмо и склоняюсь к тому, что, пожалуй, и впрямь вычитал из него значительно больше, чем позволял здравый смысл. Но я по-прежнему настаиваю на том, что в отдельных строках тоска по прошлому выражена у нее отнюдь не намеком, особенно там, где она пишет что-нибудь вроде: «Я так любила вид из окон спален третьего этажа – на лужайку и дальнюю гряду известняковых холмов».

Но опять же, какой прок бесконечно раздумывать о том, как мисс Кентон настроена в настоящее время, когда завтра я выясню это у нее самой? Да и в любом случае я изрядно отклонился от рассказа о том, что произошло нынче вечером. Эти несколько последних часов, честно скажу, были для меня чудовищно трудными. Уж, казалось бы, бросить «форд» на каком-то одиноком холме и добираться в полутьме до деревни по жуткому бездорожью – вполне достаточно для одного человека на один вечер. И мои добрые хозяева, мистер и миссис Тейлор, никогда бы, уверен, не захотели подвергнуть меня тому, что я был вынужден испытать. Но факт остается фактом: стоило мне сесть с ними ужинать, а кое-кому из соседей заглянуть на огонек, как вокруг меня стали развиваться весьма огорчительные события.

Комната на первом этаже коттеджа с окнами по фасаду, видимо, служит мистеру и миссис Тейлор столовой и гостиной одновременно. В этой довольно уютной комнате господствует огромный, грубо вытесанный стол того типа, который скорее встретишь на кухне у фермера, с дощатой столешницей, испещренной многочисленными щербинками от сечек и хлебных ножей. Я отчетливо видел эти зарубки, хотя мы сидели при слабом желтом свете керосиновой лампы, стоявшей на полке в углу.

– Вы не думайте, сэр, у нас тут есть электричество, – заметил мистер Тейлор, кивнув на лампу. – Но что-то там вышло из строя, и мы скоро два месяца сидим без света. Да, сказать по правде, не так уж по нему скучаем. У нас в деревне есть несколько домов, куда электричество так и не провели. А от лампы свет потеплее.