Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма - Патрик Гардинер

187

Таким образом, как было замечено, человека побуждает к действиям постоянно действующий закон Природы... Но он может понять влияние мотивов не более, чем связь между любыми другими причинами и следствиями. И тогда такого рода телесную активность, проявление которой ему непонятно, он объясняет как силу, или качество, или свойство тела... Но это совершенно не так... (том I).

Фактически, можно сказать, что Шопенгауэр возвращается к позиции своих предшественников эпохи Просвещения: вместо того чтобы принять без возражений самодостаточность научных моделей и способов объяснения естественного мира, а затем попытаться сравнить данные, полученные в результате интроспективного анализа, он подходит к решению проблемы с противоположной стороны, обращаясь к непосредственному знанию, которое мы имеем о себе самих, и принимая его за стандарт оценки научного знания физических явлений и как способ определения (с точки зрения философии) его недостатков или отсутствия.

Поскольку исследование формы и содержания научного объяснения в итоге ведет к пониманию самих себя, как действующих субъектов, имеющих волю, то к этому же ведет исследование их целей и функций, что, в свою очередь, приводит ко второму из двух вышеупомянутых понятий, свидетельствующих об отношении Шопенгауэра к науке. Рассмотрим любую научную гипотезу или теорию и спросим: в чем ее ценность? Как возникла мысль о ней или каким образом ее удалось сформули

188

ровать? Разве не заключается ответ в том, что это происходит потому, что такая теория позволяет нам осуществить или предотвратить событие, которое нам желательно или о котором мы можем мечтать при определенных условиях? Не обусловлена ли цель любого научного исследования его сущностной технологичностью и не заключается ли его ценность просто в его практической пользе?

Очевидно, такова в общих чертах точка зрения Шопенгауэра. Он предполагает, что функция науки заключается просто в предоставлении средств для создания условий и манипулирования ими в соответствии с нашими желаниями и целями: пытаясь найти причины и ответы на вопросы "где, когда, почему и куда", наука ориентируется на удовлетворение практических потребностей, обнаруживая и устанавливая связи между явлениями, "окончательная цель которых - установить связи с нашей волей" (том I).

Такие наблюдения в целом соответствуют Шопенгауэровой "активистской" концепции человеческого знания, в свете которой он обращает наше внимание на те вещи, которые часто игнорировались философами, недооценивавшими то, как человеческие потребности и интересы определяют наши методы исследования мира и образ размышления о нем. Но только что упомянутые наблюдения не должны ослепить нас и помешать увидеть некоторые особенности. Даже если бы научные исследования проводились и теории создавались главным образом, если не полностью, ради практической пользы и были предназначены для удовлетворения утилитарных целей, что в действительности не так, из этого не следует, что достижения ученых не представляют для нас никакого интереса, разве что как потенциальные возможности для дальнейшего практического применения, или (что также имел в виду Шопенгауэр) что причиной нашего интереса к научным открытиям должно быть понимание того, что они полезны для управления миром, а не для углубления нашего понимания мира.

189

Тем не менее, я не имею в виду, что две вышеупомянутые причины взаимоисключаемы: где и как мы ни применяли бы результаты научных достижений, нельзя отрицать, что удовлетворение любознательности является решающим фактором при оценке научных результатов.

i ем не менее, вряд ли эти рассуждения тронули бы Шопенгауэра: понятие разума (в которое он включал "понимание" и "мышление"), как имеющего "исключительно практические цели", слишком глубоко проникло в его теорию, чтобы он серьезно воспринял их. Интеллект, как понимал его Шопенгауэр, выполняет абсолютно "реальную" или существенную роль, которую можно определить вполне независимо от каких-либо причин исследования естественных явлений, какие только ни придумает человек. Так, он пишет: "Именно объективное рассмотрение разума и его происхождения приводит к пониманию того, что он создан для понимания тех целей, от достижения которых зависит жизнь людей и их преумножение, а отнюдь не для понимания внутренней природы вещей и мира..." (том III).

Более того, оказывается, что интеллектуальная деятельность, как ее представляет Шопенгауэр, изначально имеет "определенную" цель, и далее, что она полностью подходит для выполнения этой, и только этой цели. Учитывая вышесказанное, мы могли бы прийти к заключению, что он рассматривал способность человека мыслить, и в частности, научно мыслить, как некий механизм, который помогает человеку адаптироваться и прийти к согласию с окружающей средой, а также обеспечить его биологическое выживание. Но

190

это предположение, хотя и вероятное, если обратиться к некоторым замечаниям Шопенгауэра [1] и учесть натуралистическую тенденцию, которая столь характерна для его системы, является ошибочным, учитывая, что он рассматривал некий непроизвольный процесс, который приводит к возникновению упомянутой способности в результате определенных каузативных факторов, имеющих место в физическом мире.

1 Например, в одной из работ он пишет: "Каждое существо должно суметь приспособиться к окружающей среде, в которой оно обитает... Так, каждое растение приспосабливается к той почве и к тому климату, в котором произрастает, каждое животное приспосабливается к той добыче, которая становится его пищей, что некоторым образом защищает его от естественных врагов" (том I).

Поскольку, в таком случае, нам прежде всего пришлось бы объяснить ограничения разума с помощью таких доводов, с которыми он никогда не согласился бы, хотя этот вопрос (как мы увидим далее) представлял определенную трудность и для него самого, но к которому он относился достаточно равнодушно. Кроме того, что наиболее важно, он стремился показать наш чувственный и интеллектуальный аппарат в прямой нефеноменальной зависимости от метафизической "воли", воплощением которой ощущает себя каждый из нас в самой глубине своего сознания.

Все известные формы знания, включая научное знание, несут на себе отпечаток воли, которая и является их raison d'etre. И именно поэтому они все неизбежно "испорчены": обращаясь к ним в поисках ответов на интересующие нас вопросы, мы непременно идем к пониманию вещи по такому пути, который приобретает значение только тогда, когда он связан с волей и ее устремлениями, и который постоянно ведет от одного явления к другому, беспрерывно и неустанно пытаясь найти причины, при этом, никогда не меняясь, возвращается к своему ужасному источнику и началу.

191

Но взгляд на мир глазами ученых, исследующих его, не просто мешает нашему пониманию: Шопенгауэр также считает, что научный подход не может быть удовлетворительным в более глубоком смысле, скорее в моральном смысле, так как то, что формирует его методы, те цели, которых он стремится достичь и для которых он столь подходит, изначально абсолютно бессмысленны; воля является источником порочности нашего существования. Таким образом, он не только утверждает, что наука, которую пытаются использовать для достижения каких-то иных целей, не может привести нас к полному пониманию, но и далее он настаивает, что те цели, которым она служит, сами по себе требуют осуждения.

Из этих утверждений возникает образ ученого, который подчинен воле и предан бесконечному и абсолютно бесполезному поиску и в то же время заблуждается по поводу своего предназначения, напоминая человека, который считает, что "если бежать, то можно достичь того места, где облака соприкасаются с горизонтом" (том I). Из этих же рассуждений возникает противопоставление науки и искусства и теория, в соответствии с которой искусство является "чистым созерцанием" или ощущением "без воли".

Итак - вывод. Независимо от того, будем ли мы рассматривать научное объяснение мира и его недостатки с точки зрения той информации, которую мы получаем, или с точки зрения причин, которые побуждают нас к поиску и требуют объяснений, мы неизбежно придем к воле, которая проявляется в наших обычных действиях, а также направляет наши мысли и знания. Но само понятие воли остается туманным и непонятным. Что такое воля? Насколько она может прояснить традицион

192

ные философские проблемы, в основе которых лежат понятия тела и поведения? И, учитывая те ограничения, которые он установил для нашего знания, до какой степени, если вообще об этом можно говорить, использование воли оправдано для метафизического объяснения реальности в целом?

Природа человека

"Все предшествовавшие мне философы... полагали, что истинная природа человека (или его сущность) заключена в его познающем сознании, и, следовательно, они представляли и объясняли "я", а некоторые из них трансцендентную ипостась "я" - душу, как прежде всего и по сущности познающую и размышляющую, и только как следствие этого, то есть вторично, как субъект воления. Поэтому первым делом необходимо устранить эту старую, всеобщую и радикальную ошибку" (том II).