Водный Лабиринт - Эрик Фраттини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лучше всего, если ты сам отправишься туда. Это очень важно. Но главное — ни слова сестре. Я не хочу, чтобы она попусту волновалась. Скажи, что надо разобраться с бабушкиными бумагами в Лондоне или Женеве. Она поверит.
— Подожди-ка. Получается, что я еще не женат, а уже обманываю свою будущую супругу.
— Пожалуйста, сделай это ради меня и бабушки. — Афдера поцеловала его в щеку.
— Почему это я всегда поддаюсь на твои просьбы?
— Может, потому, что я напоминаю бабушку?
— Да уж, Крещенция могла уговорить кого угодно.
Афдера взяла Хэмилтона за локоть.
— Прошу тебя, будь осторожен и не доверяй никому. Не говори ни одной душе, даже своей секретарше, о том, что едешь в Аспен. Обещай мне.
— Обещаю.
ВатиканПоздним вечером в государственном секретариате раздался звонок. Молодой священник, дежуривший в это время, снял трубку.
— Мне нужно поговорить с монсеньором Мэхони. Это срочно, — услышал он.
— Как вас представить?
— Скажите ему, что звонят из Берна. Он поймет.
Священник зашагал по длинным ватиканским коридорам и вскоре оказался у дверей, ведущих в рабочие комнаты кардинала Льенара Швейцарские гвардейцы равнодушно взглянули на него.
Этому человеку пришлось долго барабанить в дверь, пока Мэхони, заснувший за своим столом, не пробудился и не зажег лампу.
— Кто там?
— Монсеньор, звонит какой-то странный незнакомец, не желающий себя называть. Я не мог перекинуть его звонок. У вас было все время занято.
— Я снял трубку, чтобы немного отдохнуть. Он не сказал, откуда звонит?
— Кажется, из Швейцарии. Уверяет, что вы поймете.
— Перебросьте звонок на защищенную линию государственного секретариата.
Вскоре Мэхони услышал голос отца Корнелиуса:
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio, — ответил епископ.
— Монсеньор, перевод еретической книги скоро будет завершен. Если ее содержание станет широко известно, то это будет грозить опасностью, как мне кажется.
— Делать выводы могут великий магистр и я. Вы только получаете приказы.
— Простите меня, монсеньор. Я не собирался вас беспокоить, просто мы с отцом Альварадо очень встревожены тем, что ученые слишком близко подобрались к словам предателя.
— Какие последствия имела смерть Хоффмана?
— Бернская полиция расследует происшествие. Они пока не пришли к заключению, что это несчастный случай или убийство, но вроде бы склоняются ко второму.
— Нам нельзя хоть как-то проявлять себя в Швейцарии. Я поговорю с великим магистром и передам вам его приказы. В данный момент вы, отец Понтий и отец Альварадо не должны совершать никаких шагов без разрешения великого магистра.
— Но…
— Никаких «но», отец Корнелиус. Не делайте ничего до получения нового приказа. Кстати, кто ведет расследование?
— Отец Альварадо выяснил, что этим занимается некий инспектор Грюбер. Этот полицейский старой школы работает очень старательно. Его деятельность может угрожать нам.
— Типичный старательный швейцарец. Вот поэтому-то они делают часы и отмывают деньги в своих банках, — насмешливо заметил Мэхони.
— Так что же нам делать?
— Пока что, как я уже говорил, сидите тихо вплоть до новых распоряжений. Я должен побеседовать с великим магистром. Fructum pro fructo, отец Корнелиус.
— Silentium pro silentio, монсеньор.
Мэхони понимал, что совершать еще одно убийство в Берне будет слишком опасно. Но если этот Грюбер и вправду так старателен, то в ходе расследования убийства Вернера Хоффмана он способен выйти на братство.
Мэхони набрал номер личных апартаментов Льенара.
Трубку сняла горничная.
— Квартира государственного секретаря. Слушаю вас.
— Здравствуйте, я секретарь кардинала Льенара. Мне нужно с ним поговорить.
— По-моему, его преосвященство уже спит.
— Проверьте. Дело крайней важности.
Мэхони знал, что Льенар страдал от бессонницы и спал от силы три часа в сутки, как некогда Папа Иоанн XXIII.
Действительно, чуть погодя в трубке послышался голос кардинала:
— Монсеньор Мэхони, чего вы хотите от меня в этот час?
— Ваше преосвященство, прошу срочно принять меня. У нас намечаются проблемы в Швейцарии.
— Хорошо, жду вас через десять минут.
От покоев Святой Марты, где обитал Мэхони, до Апостольского дворца, в котором находились покои кардинала, было метров четыреста. Епископ предпочитал самую короткую дорогу — от площади Санта-Марта по виа дель Фондаменто, огибая сзади собор Святого Петра. Мэхони миновал кордон швейцарской гвардии, вошел в так называемые апартаменты Борджа, быстрым шагом пошел по коридорам и наконец добрался до здания, где располагались помещения, предназначенные для Папы и государственного секретаря.
У дверей, ведущих в комнаты Льенара, сидел молодой гвардеец. Он увидел епископа в лиловом облачении и вскочил на ноги.
— Монсеньор!..
— Сидите, — успокоил его Мэхони.
За дверью его ожидала та самая горничная, что сняла трубку.
— Монсеньор, его преосвященство ждет вас, — сказала она, сделала реверанс и поцеловала епископский перстень.
Личные апартаменты Льенара его секретарь посещал впервые. Он вошел в просторную гостиную. На большом столе в серебряных рамках стояли фотографии пап, глав государств и правительств, принцев и королей. Все они были с дарственными надписями.
— Это мой персональный музей, — объяснил кардинал, стоя за спиной Мэхони и наливая себе виски. — Хотите немного выпить, монсеньор?
— Нет, благодарю вас. Уже слишком поздно или еще слишком рано. Это зависит от того, как посмотреть.
— Итак, что же привело вас ко мне в этот час?
— Звонок от отца Корнелиуса.
— Что сообщает верный отец Корнелиус?
— Он, отец Понтий и отец Альварадо обеспокоены тем, что работа по переводу еретической книги подходит к концу.
— Пока что нам следует терпеливо ждать. Корни терпения горьки, зато плоды сладки. Тайна его в том, чтобы не просто ждать, но и кое-что делать. Уверяю вас, монсеньор, нетерпение отдельных людей не остановит меня и не собьет с пути. Передайте нашим братьям в Швейцарии, что человек, охваченный досадой или тревогой, должен проявлять терпение. Оно позволит избежать многомесячных мучений. Пусть они ничего не делают без моего разрешения, иначе нарушат правила братства и понесут за это кару.
— Но, ваше преосвященство, они, как и я, считают, что опасно давать этим ученым возможность завершить перевод.
— Вы, как и я, прекрасно знаете, что благодаря нашему союзнику внутри фонда Хельсинга книга предателя Иуды попадет к нам в руки. Надо только подождать. Каждый из нас хочет многого!.. Жаль, что мечтания съедают всю нашу жизнь, а задержки — все наше время. Но каков бы ни был мрак, в нем рано или поздно забрезжит свет. Помните, мой дорогой Мэхони, этот свет дает нам силу и надежду, позволяет мечтать и желать дальше, пока цель не будет достигнута. Скажите об этом братьям Понтию, Альварадо и Корнелиусу.
— Отец Корнелиус считает нужным предпринять какие-нибудь действия против этих ученых, но полагает, что в Берне делать этого не стоит. Это будет слишком опасно. Ведь сейчас там идет расследование смерти Хоффмана.
— В случае с Хоффманом исполнение было очень плохим. Как говорил великий Цицерон, человеку свойственно ошибаться, а глупцу — настаивать на своей ошибке. Если убийство Хоффмана было ошибкой, то повторение чего-то подобного в Швейцарии будет глупостью. Пусть остальные ученые разъедутся по своим странам, и тогда мы перейдем к действию. Братство нанесет удары в Канаде, Израиле, Чикаго и Женеве, и даже этот Грюбер со своим тонким нюхом ни о чем не узнает.
— Наша разведывательная служба собрала данные о команде, которая занимается еретической книгой.
— Осторожнее, монсеньор Мэхони. Мне не хотелось бы, чтобы агенты кардинала Белизарио Данди обнаружили связь между государственным секретарем и братством.
— Не волнуйтесь. Учитывая, что фонд Хельсинга производит реставрацию предмета, который может стать собственностью Святого престола, они обязаны собрать информацию обо всех, кто соприкасается с книгой, — объяснил Мэхони, открывая папку, помеченную печатью организации. — Группа исследователей состоит из Сабины Хуберт, координатора; Берта Хермана, американца, специалиста по раннему христианству; еврея Эфраима Шемеля, знатока коптского языка, и Джона Фесснера, бывшего канадского хиппи, который занимается радиоуглеродным анализом. Этому Фесснеру, если не ошибаюсь, принадлежит большой особняк в Оттаве. Пятым был Вернер Хоффман, немец, специалист в области папирологии и профессор Франкфуртского университета. Он обожал переодеваться в женскую одежду, а любовница в это время стегала его хлыстом.
— Genuflectant omnes in piano,30 мой дорогой Мэхони. Пока что будем ждать. Сообщите об этом нашим братьям. Ничто не должно делаться без моего одобрения. Пусть каждый четко усвоит это. В наших переговорах наступает решающий момент. Следующий шаг должен сделать Агилар. Когда книга окажется у нас, братья свершат приговор судьбы над четырьмя учеными.