Братва: Век свободы не видать - Евгений Монах

— Кто из руководства гостиницы сейчас на месте?

— Фельдман Борис Николаевич, первый заместитель генерального директора.

— Как к нему пройти? — спросил я, подумав с легким сарказмом: до чего всё же наши евреи навострились под русских грамотно канать — и имя и отчество почти у всех российских иудеев славянские. Такие вот пройдошистые прохиндеи.

— А вы по какому вопросу, господа? — Портье вежливо, но пытливо уставился мне в глаза.

— По личному, милейший, по сугубо личному! — усмехнулся я и придвинул к собеседнику зеленую купюру. — Так как найти уважаемого Бориса Николаевича?

Плюгавый цербер задумчиво поглядел на двадцатку:

— По личным вопросам господин Фельдман принимает с десяти до одиннадцати. Приходите завтра.

— Но ведь сейчас всего лишь половина одиннадцатого! — подал голос нахально-находчивый Цыпа, сунув свой пудовый кулак с часами на запястье под нос портье. — Сами гляньте!

— Правильно, — спокойно согласился тот, почему-то даже не отстранившись от мощного Цыпиного «аргумента». — Но пол-одиннадцатого ночи, а не дня.

— Не будьте таким заплесневелым зашоренным формалистом. Это, между прочим, давно не модно! — Я мило улыбнулся и положил на первую купюру вторую, но уже повыше достоинством — полусотню.

Портье наконец-то перестал кочевряжиться и, смахнув баксы со стойки себе на стол, констатировал, скромно потупя взор:

— Вы очень убедительны, господа. Бориса Николаевича найдете на втором этаже в комнате под номером двадцать два.

Поднявшись по широкой лестнице с ковровым покрытием на нужный этаж, мы быстро отыскали номер хитромудрого русского еврея.

Дверь оказалась не запертой. Комната была ярко освещена. Горели не только хрустальная люстра под потолком, но и три настенных бра. Прямо праздничная иллюминация нас встречала. Я посчитал это за хорошее предзнаменование.

Господин Фельдман выглядел точно так, как я себе и представлял: излишне полноватый, с заметной проседью в рыжих волосах, с лоснящимся, гладко выбритым лицом и ушами «пельменями». В добротном твидовом костюме и розовой рубашке без галстука. Он вальяжно сидел в одном из кресел, окружавших круглый стеклянный стол, и весело блестел на нас своими агатовыми глазами.

— Проходите, господа, не стесняйтесь! — полуулыбнулся Борис Николаевич, совсем не удивившись неожиданному вторжению. — Что за проблемы привели вас ко мне в столь неурочный час? Присаживайтесь, Евгений Михайлович, вместе со своим спутником и чувствуйте себя как дома.

— Вы меня знаете? — слегка опешил я.

— Разумеется! — ухмыльнулся хозяин гостиничного номера. — Кто же не знает владельца стриптиз-клуба «У Мари» и отеля «Кент»? Даже наш портье помнит вас в лицо! Вы в городе личность очень известная, господин Монах, не надо скромничать!

— В натуре? — Я даже немного расстроился, но сделал вид, что весьма доволен личной популярностью. — В таком случае, мы легче поймем друг друга и, уверен, сможем договориться.

Я уселся в кресло напротив Фельдмана, Цыпа последовал моему примеру.

— Очень интересно! — без всякого энтузиазма отозвался Борис Николаевич, прищурившись. — Даже архиинтересно! И о чем же, дорогой Евгений Михайлович, вы желаете договориться? Надеюсь, не о том, чтоб стать куратором нашей гостиницы? Хочу сразу поставить вас в известность, что этот финт не пройдет. Вы, безусловно, человек с серьезной репутацией, но и мы не лыком шиты, господин Монах!

«Вот морда иудейская! — в сердцах подумал я, сдерживая сильное раздражение, рвавшееся наружу. — Далась ему моя кликуха!»

Одарив собеседника своей коронной доброжелательной улыбкой, вложил в голос самые убедительные ноты:

— Борис Николаевич, вы совершенно напрасно так нервничать изволите. Никто рэкетировать вас, любезный, не собирается, уж поверьте слову серьезного — как сами утверждаете — человека.

С лица Фельдмана заметно спало мускульное напряжение, взгляд из пристально-настороженного стал просто внимательным, только что прямая спина снова расслабленно вернулась в мягкие объятия кресла. Он даже задумчиво покосился на компактный холодильник-бар в углу комнаты, видно, гостеприимно желая предложить нам выпить. Но почему-то передумал, козел.

— Так о каком предмете вы хотели со мной потолковать, уважаемый Евгений Михайлович? — уже совсем иными словами и другим тоном переспросил заместитель гендиректора.

— Сущий пустяк, Борис Николаевич! — заверил я, для пущей убедительности подняв ладони вверх. — Яйца выеденного не стоит, в натуре!

— Очень интересно, — вяло отозвался Фельдман. — А можно как-то конкретизировать?

— Пожалуйста! Ваше заведение славится в городе чисто пуританскими нравами — даже в ресторацию девушку без сопровождающего спутника не пускают. Ну это не мое, в общем-то, дело. В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Претензий никаких не имею, но просьбочка одна-единственная есть в наличии.

— Любопытно, — Фельдман подозрительно уставился в мое честное лицо. — И какая же именно?

— Прошу разрешить завтра приход на территорию гостиницы нескольких наших девчат. Для меня это жизненно важно, а вам никаких особых хлопот, уверяю, они не доставят. Будут вести себя натуральными пай-девочками. Я даже готов заплатить наличными за такую маленькую, но дружескую услугу. Подумайте — вы же деловой человек!

— Для какой цели это нужно? — сухо поинтересовался Фельдман, закаменев лицом. Тоже мне, сфинкс задрипанный на Урале нашелся!

Сдерживая усмешку, я, ни секунды не колеблясь, честно и открыто пояснил:

— Для личной, Борис Николаевич, для сугубо личной! Большего, к великому сожалению, сказать не вправе. Уж простите великодушно.

— Ну что ж. Ваше законное право не вдаваться в мотивы и подробности. Но в таком случае я вынужден внести полную ясность по существу: ваше предложение совершенно неприемлемо! — отрезал заместитель гендиректора. — И не из-за моего к вам какого-то предубеждения, а просто потому, что такие вопросы единолично я не решаю, — явно передразнивая, он язвительно добавил: — Уж простите великодушно, любезный Евгений Михайлович, но ваш «сущий пустяк» не в моей компетенции. Уж поверьте слову делового — как вы сами утверждаете — человека.

Я было собрался откровенно и без лишней интеллигентной дипломатии высказать наглому старому еврею все, что о нем думаю, но вовремя сдержался, уловив какое-то подозрительное движение за спиной.

Быстро оглянувшись, убедился, что милая интуитивная осторожность и на этот раз меня не подвела. Хипишевать в данной ситуации было бы бесполезно и даже глупо-смешно. Да и опасно, по ходу.

В комнату вошла, по-кошачьи неслышно ступая в своих темных кроссовках «Рибок» целая группа, состоящая из четырех молодых людей в одинаковых серых костюмах. Кроме «прикида», четверка имела еще две внешне их роднящие отличительные черты — все ребята были черноволосы и атлетически сложены.

Цыпа, не растерявшись, тут же сунул в рот сигарету и, будто в поисках зажигалки, зашарил по карманам, расстегнув между делом куртку, чтоб освободить руке доступ к верному крупнокалиберному «стечкину» под мышкой. Молодец, ничего не скажешь. Школа Монаха.

К сожалению, лично мне расстегиваться не было никакого смысла: нынче я совершенно случайно оставил шпалер дома, в чем сейчас остро раскаивался. Никогда не стоит беспечно забывать, что вечный закон подлости не дремлет и только и ждет подходящего момента, дабы посильней подгадить человеку.

К счастью, трудная ситуация не успела перерасти в необратимо-фатальную.

Дверь снова раскрылась, впуская Тенгиза — одного из тех немногих армян, которых я имел сомнительную честь знать. У меня прямо гора с плеч свалилась.

— Монах? — не смог скрыть искреннего удивления мой черноволосый знакомец. — Что ты тут делаешь?

— Да вот шел мимо, дай, думаю, навещу хорошего человека, — усмехнулся я. — Как твой дядя Армен поживает? Здоров и бодр, несмотря на свой преклонный возраст?

— Дядя в полном порядке, — не захотел вдаваться в семейные подробности племянник, недовольно встопорщив усики над верхней губой. Не оглядываясь, махнул рукой своим подручным — свободны, мол.

Четыре живых зубодробительных механизма покинули комнату так же быстро и бесшумно, как и проникли в нее.

— А мне передали, что «синие» внаглую наезжают на заведение! — откровенно признался-посетовал Тенгиз, присаживаясь к нашему круглому стеклянному столу. — Кретины! Так каким ветром, Монах? И что тебе надо от Бориса? Говори прямо, как мужчина мужчине.

Я повторил давешнюю личную просьбочку насчет завтрашнего присутствия в гостинице нескольких моих девочек.

— Обещаешь, что клиентов они клеить здесь не будут? — уточнил дотошный Тенгиз.

— Ручаюсь! Разве что одного…