Укусы рассвета - Тонино Бенаквиста
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты смеешься надо мной! Ну же, напрягись немножко, я не знаю, куда ты хочешь… Где у нас тут людные места…
Если уж на то пошло, сейчас для него самое подходящее — это больница, там-то уж жизнь кипит круглые сутки.
Я помог ему перебраться на пассажирское сиденье, а сам сел за руль, не слишком представляя, куда ехать. И не слишком понимая, кого из нас двоих слушать.
* * *Этьен покинул меня спустя три улицы — довольно-таки безобразные, безликие, обычные парижские улицы. По чистой случайности мы ехали несколько секунд мимо рынка Ришара Ленуара; надеюсь, он еще успел увидеть битком набитые продуктовые сумки, людей в теплой одежде, продавцов овощей, во весь голос нахваливающих свои помидоры. Этого ему должно было хватить. Я-то планировал провезти его по Большим бульварам, попросту, без затей; у меня вообще плоховато с воображением. Когда он уронил голову и обмяк, в машине тут же запахло смертью, ее жуткий запах нежданно заполонил все пространство, и мне пришлось поскорее убраться оттуда. Мои штаны пропитались кровью, залившей сиденье. Затормозив возле закрытого железными жалюзями писчебумажного магазина, я вышел и хлопнул дверцей, не взглянув на поникший труп. Мне пришлось внушить себе, что это уже не Этьен, что мне не обязательно уважать его кончину, закрывать ему глаза, прощаться и все такое. Я только оставил включенной музыку. И нечего требовать от меня большего.
В конце концов он сам настоял на том, чтобы ехать со мной. И всю последнюю неделю он здорово развлекался. Еще бы, такое увлекательное занятие — охота на вампиров. Взбодрит любого. Я его не заставлял, он сам…
Блевать уже нечем. И плакать — тоже, все слезы кончились. Я просто бродил по улицам. Долго, очень долго.
С девяти часов до полудня.
Воскресный день — скверное время для халявщиков. А что я делал в прошлое воскресенье? Ах да, у нас были ключи от квартиры приятеля, уехавшего на уикэнд; мы накормили его кота, отсмотрели на видаке чуть ли не все серии «Рокки» — почти восемь часов кряду! — затем Бертран приготовил «тортеллини», после чего мы вышли в сквер напротив и поиграли в фрисби. Вечером нам было куда пойти: в «Бушоне», около Центрального рынка, давали небольшой фортепьянный концерт плюс сангрию; Гро-Жако снабдил нас входными билетами. Но мы поленились переться туда и остались дома, перед видаком. Этьен умер.
* * *Старик нетерпеливо поджидал меня, он был крайне возбужден. Я дал знак двум его гориллам очистить машину, и они мгновенно подчинились, не ожидая даже приказа шефа. Я спросил, где Бертран — из принципа. Исключительно из принципа. Потому что в данный момент Бертран представлял собой наименее интересную тему для разговора. Так, некое смутное понятие, и все. Просто имя, не более того.
— Он не захотел приехать.
Я пожал плечами и велел ему отъезжать, не заботясь о парочке кретинов, которые приглядывали за нами, сидя на парапете фонтана площади Шатле. Они было кинулись следом, но старик жестом успокоил их, и скоро машина влилась в плотный поток автомобилей на бульваре Себастополь.
— Два раза по сорок восемь часов на ваших двоих детишек — я считаю, что еще хорошо уложился. Сегодня утром с ними еще все было в порядке, они спали. Они ненавидят вас; я пытался сказать вашему сыну, что с виду вы вовсе не злодей, но он убежден, что Вьолен снова впадет в безумие, если увидит своего папочку после стольких лет разлуки, и тут уж я пас: во-первых, не желаю копаться в вашем грязном семейном белье, а во-вторых, все эти сложности — психические травмы, эдиповы комплексы, образы отца, члена, и прочее, и прочее — мне не по зубам, это ваша работа, а не моя.
Я получил затрещину в тот миг, когда из любопытства нагнулся к бардачку; моя голова стукнулась о лобовое стекло. Затрещина, даром что от старческой руки, была весьма ощутимой. Дождавшись, когда он сбавит скорость, я набрал в легкие побольше воздуха и осыпал его сморщенную физиономию градом ударов; к концу этой кулачной расправы я почувствовал огромное удовольствие, у меня даже стало легче на душе. Сзади яростно сигналили машины, потом они стали нас объезжать; водители, изрыгавшие проклятия, замолкали при виде его лица с окровавленным носом и подбитыми глазами.
— Это несерьезно, Робер; неужели ты думаешь, что детишки признают тебя — с такой-то рожей? Сегодня вечером тебе надо бы выглядеть поприличнее.
— Я не бросал их! — сказал он, утираясь рукавом. Кровь стекала по его бороде, ему не удавалось остановить ее. А я готов был повторить все сначала.
— Езжайте по улице Риволи и остановитесь возле «Макдональдса».
Увидев вывеску, он затормозил.
— Давайте деньги.
— … Сколько?
— Все что есть.
В конечном счете сумма набралась весьма приличная. Я вышел из фаст-фуда с картонным стаканчиком кофе. Мерзким на вкус, но мне безумно хотелось глотнуть чего-нибудь горяченького, притом не откладывая. Он завел машину, и мы поехали в сторону площади Согласия.
— Вам наверняка известно, что за вами охотятся с самых Штатов, — просто потрясающая история!.. И стоит вам приехать на очередной континент, как там начинаются трагедии. Недаром говорят, что все психиатры слегка того… но вы… вы побили все рекорды.
— Что вы имеете в виду?
— Спокойно, не торопитесь, до десяти вечера у нас еще вагон времени. Вас ищут американцы, но это вы уже знаете. Они хитры, прекрасно информированы, вооружены, терпеливы и вообще большие забавники — они поимели и меня, и моих дружков. Настоящие артисты, просто асы!
— Как же они вас нашли?
— Видимо, они уже несколько недель ищут случая прижать вас к стенке. Они знали, что вы устраивали прием на улице Круа-Нивер. Видели, как ваши люди пропустили нас с Бертраном. Подождали, когда мы выйдем, дождались только меня одного и проследили до моей штаб-квартиры — ночного заведения около Пигаль. А потом устроили там настоящий спектакль — разыграли клиентов-пьянчуг, вошли в курс дела, освоились как следует и стали меня пасти — что бы я ни делал, ходили за мной по пятам и даже в один прекрасный вечер завалили охранника, который зазнался не по чину, угрожая мне. Так вот, сегодня утром они сбросили маски: вышибли информацию из моего приятеля-сумиста и взяли в заложники ваших детишек. В общем, они спецы, эти ребята; не знаю, чем уж вы им так насолили, не знаю, легавые они или гангстеры, но работают они грамотно. На сегодняшний вечер забита стрелка — стандартный обмен, старый на малых, детишки на отца. Кажется, они твердо настроились вас убрать. На вашем месте я бы туда не ходил. Свидание грозит быть коротким.
Пауза. Он молчит, обдумывая мои слова. Все, что я говорю, правда, и к тому же я ничего не утаил. Выложил ему все. Как хочешь, так и понимай. В данную минуту Этьен уже не слышит свой рок, его лишили любимой музыки, вот что его убило, и вскрытие ничего не даст, они установят смерть от пули, дураки безмозглые.
— Я знаю, кто их послал. Я был слишком надежно защищен, они не могли меня достать. Чтобы добраться до меня, им понадобились Джордан и Вьолен.
— Ах да, чуть не забыл, им нужна вдобавок еще одна штука, они называют это «The book». Но вы можете не говорить мне, что это такое, я уж как-нибудь переживу.
— Это мои мемуары.
— Мемуары?.. Ага, мемуары… — Я с минуту помолчал, давая уложиться этому словцу у себя в голове.
— Они и их получат… Я был к этому готов. Меня предупредили, еще там.
— Ну, мне плевать, поступайте, как хотите. Мое дело передать.
Я чувствовал, что сейчас он опять расхнычется; я был готов избить его, лишь бы он перестал думать о своих проблемах, о своей жизни, о своих детях, о своем смертном приговоре, лишь бы уразумел наконец главное: что этот старый дурень Этьен лишился своей музыки. И что мне понадобится еще куча бабок, чтобы оплатить билет Жан-Марку. Я ждал, когда он перестанет всхлипывать и задышит нормально.
Хотя и делал вид, что его мемуары мне до лампочки, но все же не смог удержаться и спросил, намеренно небрежно:
— Что же в них такого замечательного, в ваших мемуарах?
И только задав свой вопрос, я понял, чего ожидал.
Эффект был потрясающий: у него просветлело лицо, он с идиотски счастливым видом схватил и потряс мою руку.
— Вы быстро читаете? Я не посмел вам предложить…
— Успокойтесь. И лучше сами вкратце изложите мне содержание.
— Это невозможно. Они не укладываются в резюме, и отдельные фрагменты тоже никто не сможет отобрать, особенно я. Но мне совершенно необходимо, чтобы вы это прочитали. Очень нужно, вы понимаете?..
— Нет.
— Я писал их специально для моих детей. Даже не зная, существуют ли они, как выглядят и чем живут. Не подозревая даже, что их двое. Они должны, должны услышать от вас, что там написано. Неужели вы мне откажете?