Укусы рассвета - Тонино Бенаквиста

Тонино Бенаквиста

Укусы рассвета

Посвящается Жан-Марку и Жан-Марку

Но вот увидел я зарю…

О, дух ночной, благодарю

За этот пир богатый!

Возница, монстр горбатый,

Скорей верни меня домой,

В далекий тихий замок мой!

Оставь, старик, распятье,

Подай другое платье,

Плеть чеснока — долой с ворот,

Он лишь бесчестье нам несет,

Сыщи-ка мне живее

Дружка, что всех вернее,

Что никогда не предавал

— Неси шампанского бокал!

1

— Где спать будем?

— Откуда я знаю.

— Мне есть хочется.

— Ты невыносим, Антуан!

Перегнувшись через парапет фонтана, я отыскал в зеркале воды свое лицо, украшенное мыльной пеной. Потом сполоснул бритву; вода замутилась, и отражение исчезло. Мистер Лоуренс, разлегшийся на скамье, явно предпочитал освежаться, обмахиваясь своей книжицей «Правила дипломатического протокола», нежели отвечать на мои вопросы.

— Мы греемся на солнышке в саду Тюильри, ближайшая ночь обещает массу приятностей. Так какого хрена ты отравляешь нам обоим настроение вместо того, чтобы любоваться загорающими девушками? Вспомни, Антуан, сколько мы ждали этого июня.

Закончив брить левую щеку, я окунул голову в воду и потер лицо, проклиная в душе всех тех, у кого не растет борода, как, например, у мистера Лоуренса.

Эх, было бы у меня лишних сорок франков — я бы давно бросил здесь мистера Лоуренса с его томными манерами, идиотской беспечностью и извращенной любовью к пустому безделью. Да, бросил бы и свалил в кино. После чего почувствовал бы себя возродившимся к новой жизни и готовым встретить вечер со всеми его сюрпризами. Но сорок франков — это два сэндвича с сосисками-мергез. Или три часа сидения в кафе. Или треть стоимости номера в отеле «Жерсуа дю Карро дю Тампль». Или проезд ночью на такси через три парижских округа. Или телефонная карточка на полсотни единиц. Или дорога в один конец в Фонтенбло, к моей сестре — в случае полного облома. Или стирка белья на двоих в прачечной-самообслуживания. Или же запас сигарет до конца недели. А еще на них можно купить тюбик пены и одноразовый станок для бритья.

Ну почему я, в отличие от моего напарника, не способен наслаждаться солнышком и теплым ветерком, нежным журчанием воды, неспешными прогулками по улицам, чтением газеты, забытой кем-то на скамейке? Я спрашиваю у молодых туристов, зачарованно созерцающих обелиск на площади Согласия, который час. Они отвечают по-английски. Мне вдруг приходит в голову мысль: сколько бы я мог показать им в Париже мест, не значащихся в путеводителях! Панорамы, никогда не попадавшие в объективы фотографов-туристов, «знойные» аллеи вдали от «горячих» кварталов, безвестные смешные закоулки, будничные улицы, о которых можно мечтать в изгнании, но не заслуживающие никакого интереса, пока вы здесь, вечные бистро, бурлящие перекрестки, бульвары с их дурацкими легендами.

— Seven p. m.[1]

Ага, значит, мы уже перевалили на другую половину суток. В тот странный промежуток времени, что зовется вечером и начинается, как только ты этого возжелаешь. И где ничего уже не получишь за сорок франков: либо все на халяву, либо слишком дорого, чтобы снизойти до платы.

— За работу, мистер Лоуренс! Надо пошевеливаться, если мы хотим приласкать сегодня «Вдовушку Клико».

Он терпеть не может, когда я величаю его мистером Лоуренсом, но мне кажется, что это прозвище подходит ему куда больше, чем банальное имечко Бертран. Уходя из Тюильри, он специально делает небольшой крюк, чтобы шлепнуть по бронзовым сиськам присевшую женщину Майоля. Он клялся мне, что как-то ночью, оставшись бесприютным, перелез через решетку, чтобы заснуть, прильнув к этой статуе и положив голову ей на колени. Но я так и не поверил. Я улыбаюсь при мысли, что нынче только вторник. Неделя, можно сказать, еще и не почата.

— Ты Этьену звонил? — спрашиваю я.

— Он куда-то торопился, спросил, где встретимся, чтобы спланировать вечер. Договорились через полчасика в кафе «Модерн».

— В кафе «Модерн»? На улице Фонтен? Ты что, шутишь?

— Ну, это первое, что пришло мне в голову.

— А получше тебе в голову ничего не пришло, идиот несчастный? Ты забыл, что мы у них в черном списке?

Парень, работающий на face-контроле в кафе «Модерн», ненавидит нас лютой ненавистью — с того самого вечера, как его взяли туда вышибалой, а мы решили проникнуть внутрь, выдав себя за журналистов. Мне тогда пришла в голову богатая мысль: якобы мы задумали серию фотопортретов и статей об охранниках, силачах и великих физиономистах, фильтрующих посетителей при входе в night-клубы. Вышибала, соблазнившись газетной славой, радушно распахнул перед нами двери своего заведения, и все шло прекрасно, пока кто-то из его дружков не вправил ему мозги: «Зачем ты впустил сюда этих ублюдков? Да они же поимели тебя, Жерар! Один ты, видать, их еще не знаешь!» С тех пор Жерар навсегда запечатлел в памяти наши физиономии. Особенно мою.

Мы проходим по улице Фонтен и тормозим напротив кафе «Модерн». Идиот охранник уже тут как тут, сидит на своем «харлее» у дверей кафе. Нас он сразу засек. И ржет вовсю, указывая на нас пальцем двум своим коллегам, на случай, если мы попытаемся прорваться внутрь, пока он будет парковать свою тарахтелку на углу улицы. Мистер Лоуренс заказывает две маленькие кружки пива. Не то чтобы мы очень уж обожали пиво, но это единственные пузырьки, которые мы можем себе позволить в ожидании шампанского.

— Видал, каков прием? Что будем делать, подождем, пока Этьен выйдет?

— Еще чего! Когда Этьен присосется к рюмке, ждать уже бесполезно.

— Вы только гляньте на эту парочку мокриц! — говорит Жерар, без приглашения подсаживаясь к нашему столику.

За спиной у него позвякивает цепь, под распахнутой курткой видна майка с надписью «Скорей продам сестру за грошик, чем сяду в тачку от япошек». Это рыхловатый белобрысый кретин с сонными глазами и веснушчатым лицом. У него сломан один из передних зубов, и щербатая усмешка уподобляет его хулиганистому подростку. Не будь он такой здоровенной и опасной скотиной, готовой бить кого попало, я бы давно приказал ему очистить место, достаточно было щелкнуть пальцами и подозвать гарсона. Но не тут-то было: он схватил мой стакан и одним махом выдул пиво.

— Я еще не забыл ту историю, в первый день моей работы. «Модерна» вам больше не видать как своих ушей, а скоро вас вообще никуда не пустят, я уж об этом позабочусь.

Бертран, якобы случайно, выплескивает пиво на джинсы Жерара.

— Ах ты, сволочь!..

Пока он размахивается, чтобы врезать моему дружку, я вскакиваю и несусь через улицу. Бертран и Жерар обалдело глядят мне вслед. А я заприметил одного актеришку, который уверенным шагом пилит прямо к «Модерну». С месяц назад мы были на вечеринке, которую он устроил по случаю получения «Сезара» за роль второго плана. Тогда он надрался до такой степени, что даже не спросил, что мы тут у него делаем. Мы тоже приняли не слабо, отчего расхрабрились и понесли черт знает что насчет цвета его гардин и его гостей. Мы даже кой-чего насочиняли про нравы в киношных кругах, чтобы его повеселить. Кончилось тем, что он достал из загашника последние бутылки «Mumm». Он был такой бухой, что без проблем разрешил нам переночевать у него. Чего только не сделаешь после нескольких бутылок с золотым горлышком!

Он наверняка забыл меня напрочь, до того мы все тогда надрались, но попытка не пытка. Хотя бы для того, чтобы проучить этого кретина Жерара.

Актеришка направляется прямо к входу, под ручку с девицей, которую я видел в тот памятный вечер. Очертя голову я бросаюсь к нему, как к близкому другу, и напоминаю о тусовке; он неуверенно улыбается, не смея признаться, что не помнит меня. Я сразу перехожу в наступление:

— Ну что, увидимся сегодня на вечеринке «Гомон»?

— На вечеринке «Гомон»? А разве сегодня…

— Ты что, не получил приглашения? Хотя что я говорю — тебе-то приглашений не требуется.

— А где это будет? На улице Марбёф?

— Нет, они сняли какой-то зал. Я как раз должен повидать дружка, который даст мне точный адрес. Вообще-то странно, что ты об этом не слышал, вот забавно…

Но он не видит в этом ничего смешного.

— А где он, твой дружок?

— Сидит в «Модерне».

Он приглашает меня следовать за ним. Подоспевший Жерар угодливо кланяется ему и отворяет дверь, но, увидев меня, разъяренно загораживает проход.

— Он со мной, — говорит актер.

Я вхожу, наслаждаясь ненавистью охранника и успевая исподтишка сделать непристойный жест в его сторону. Внутри нас оглушает музыка. Или, вернее, льющаяся из синтезаторов звуковая каша, от которой лопаются барабанные перепонки. Тем не менее само местечко вполне приятное. Современное, но приятное. Напоминает палубу теплохода своими блестящими стенами из волнистого пластика, круглыми окошками-иллюминаторами и стеклянными овальными столиками. Наша звезда экрана берет курс на ресторанный зал; я знаком показываю, что присоединюсь, как только добуду нужную информацию. Поднимаюсь в бар: полтора десятка столиков, колонны в зеленой облицовке под мрамор, музыка помягче, чтобы не мешала смаковать напитки, бармен в красном комбинезоне с вышитой на груди эмблемой «Модерна». Я замечаю известную топ-модель сногсшибательной красоты в компании молодых людей, ее сверстников. Считается, будто эти девицы ложатся спать засветло и питаются одной лишь «Бадуа»[2] — ха-ха, как бы не так! Этьен сидит в глубине зала перед своей подружкой и двумя коктейлями. Ему полтинник с гаком, и в своей потертой кожаной куртке он плохо вписывается в стиль данного заведения. Я встречаюсь с ним уже года два, но никак не могу разрешить три вопроса: кто он, откуда взялся и как ему удается снимать таких девочек? Он торжественно обещал мне ответить на них как-нибудь потом, postmortem.[3]