Брат мой, ящер - Зиновий Юрьев

— Тогда кто?

— Боюсь, друзья мои, что мир наш слишком несовершенен для прямого соприкосновения с богом. Ведь, как я понимаю, ваше целительство идет от него. С другой стороны, вы, мне кажется, вряд ли согласитесь отказаться от своего дара и своей миссии. Так что выход один: нести свой крест. Просто нужно очень осторожно выбирать своих пациентов и всегда быть готовым к любым неприятностям. Со своей стороны, я могу обещать вам, что мои помощники, те, кто останется со мной после отхода от дел, всегда помогут вам по мере своих сил и возможностей…

— Если честно, Захар Андреевич, ничего особенно нового мы от вас не услышали, — вздохнула Ирина Сергеевна.

— Что делать, благодетельница, мир таков, какой он есть. Нового в нем не много. И каким-нибудь петушиным словом его не переделаешь. Многие ведь уже пробовали. Особенно у нас в России. И потом, простите, я законченный эгоист. Только что вы вернули меня к жизни, и убиваться от того, что мир полон негодяев, я просто не в состоянии. Лучше я еще раз поклонюсь вам и еще раз скажу спасибо.

Когда черный «Ленд Круизер» вез их обратно в Москву, у водителя мелодично звякнул телефон, и через несколько секунд он, не глядя, протянул мобильник назад:

— Вас, Ирина Сергеевна.

Ирина Сергеевна взяла телефон:

— Да, Захар Андреевич?

— Я хотел сказать вам, что только что опять измерил давление. Сто тридцать на восемьдесят. Я просто витаю в облаках, дорогая Ирина Сергеевна. В то, что вы сделали со мной, я верю и не верю. Обещайте мне, пожалуйста, что я смогу снова увидеть вас.

— Где, в облаках?

— На земле, дорогая Ирина Сергеевна.

— Хорошо, позвоните мне как-нибудь, когда будет настроение.

— Будет? Оно всегда будет. Еще раз спасибо.

Ирина Сергеевна протянула мобильник водителю. Что за дурацкая у нее натура, подумала она. Ну, понравилась она человеку, казалось, должно быть приятно. Какой бабе, да еще сорока семи лет от роду, было бы неприятно, если такой мужчина как Захар Андреевич положил, как говорится в изящной литературе, на нее глаз. Ан нет, она уже начала свое самоедство. Почему? Для чего? Понравилась — слава богу. Не криви душой, одернула она себя. Не потому ты заерзала, что видный мужик тебе улыбнулся, а потому, что ты в душе и сама потянулась к нему. И уже тем самым предала Яшу. На мгновенье ей показалось, что эта мысленная… что мысленная? Измена? Да нет, какая измена… Что такая слабость убьет в ней способность исцелять. Не прелюбодействуй… Да какое же это прелюбодейство, дура…

Рядом, прижавшись друг к другу, тихо спали Маша и Миша. Вино, шашлык и молодость делали свое дело. Хорошо бы и ей поспать, подумала Ирина Сергеевна, и вдруг краешком сознания сообразила, что уже тоже, наверное, спит, потому что откуда-то спереди Захар Андреевич протягивал ей руку, улыбался и ей было чуть стыдно и сладостно оттого, что и она улыбалась ему. А так как в машине его не было, стало быть, она уже задремала.

Глава 15. Военный совет

— Никак не могу понять, — пожала плечами Ирина Сергеевна, — почему самый обычный чай, вроде нашего «Липтона», всегда такой вкусный, когда пьешь его в лаборатории.

— Может быть, потому, — улыбнулся Миша, ставя свою кружку на заваленный бумагами стол в кабинете Ирины Сергеевны, — что мы, русские, считаем каждую минуту, украденную в рабочее время от работы, пусть маленькой, но сладкой победой.

— О каких маленьких победах ты говоришь, Мишенька? В масштабах странах это ежедневные гигантские свершения. По крайней мере, в академических институтах люди заняты в основном чтением газет, сплетнями, обменом рецептами быстрого похудания, на работе влюбляются…

— Маша, кого ты имеешь в виду? Себя? — строго спросил Миша.

— Нет, тебя.

— Какая самоуверенность, госпожа Федоровская.

— Ладно, ладно, детки мои, вам бы только миловаться. К сожалению, у меня сегодня не самое лучшее настроение для шуток, — вздохнула Ирина Сергеевна.

— Что-нибудь случилось? — испуганно спросила Маша.

— Да нет, ничего особенного, если не считать того, что какая-то идиотка звонила из горздрава и просила зайти к ним.

— По поводу чего?

— По-моему, Машенька, это очевидно. По поводу знахарского лечения, которое я провожу в институте и на которое я не имею никакого права.

— И что вы ответили?

— Я сдержалась, спорить и тем более посылать их туда, где по всем правилам они должны находиться, я не стала и даже пообещала зайти к ним. Но не думаю, что настроение у меня испортилось только из-за этого звонка, я все время думаю о том, что вчера говорил Захар Андреевич.

— Что именно? — спросил Миша.

— Ну, вообще… об исцелении как обоюдоостром оружии…

— К сожалению, он, наверное, прав, — задумчиво кивнул Миша. — Вообще большинство вещей не так просты и самоочевидны, как кажутся с первого взгляда. Это мы просто привыкли: чуть что — все ясно. Хотя на самом деле редко когда все бывает ясно. Вот, например, на днях я прочел статью одного американского политолога. Он задается абсурдным и безнравственным на первый взгляд вопросом: вот где-нибудь в Уганде или почти любом другом африканском государстве ребятишки умирают от голода. Нужно ли посылать туда продовольствие и спасать этих несчастных пухнущих от голода ребятишек? Разумеется, естественное движение души мало-мальски цивилизованного человека подсказывает: да, обязательно. И как можно быстрее. Но что произойдет, если богатые страны начнут кормить этих детишек? Резко упадет детская смертность, а это, в свою очередь, приведет к росту населения в этих странах и, опять-таки в свою очередь, к дальнейшему ухудшению их продовольственного положения. Точно так же улучшение медицинского обслуживания в той же Уганде опять же приведет к росту населения.

Значит, мало отправить столько-то мешков муки и сахара и открыть два десятка новых детских больниц. Надо открыть школы и университеты. Тогда уже более здоровые молодые люди получают образование и начинают думать, кто виноват в том, что их страна так бедна. Ну, конечно же, правители в президентском дворце и их коррумпированные чиновники. Не народ же, и они сами в том числе. Иначе нужно было сказать себе, что народ их страны резко отстает от мирового прогресса, от других стран. А сказать это трудно, если вообще возможно. Слишком обидно. Вместо этого молодые образованные идеалисты мужественно хватают автоматы Калашникова и гранатометы и начинают воевать за счастье народное. Гражданская война, как и все гражданские войны, жестока, кровава и тянется годами. Гибнут тысячи людей, разрушаются дома, недавно выстроенные школы и больницы и так далее. Дети опять пухнут от голода. Наконец, в президентский дворец въезжают новые правители, в министерства — новые молодые чиновники, и уже следующее поколение недовольных молодых образованных людей опять хватаются за автоматы и снова громят новых коррупционеров в борьбе за правое дело… Какой же выход? Очень простой. Уганда должна стать цивилизованным, высокоразвитым, законопослушным и толерантным обществом… Скажем, вроде Дании или Норвегии. Только и всего. Очень просто и бесконечно трудно. И главное — прогресс нельзя подстегнуть хворостиной или штыком. Нужно терпеливо ждать. Меньше тысячи лет назад те же датчане и норвежцы, которые сегодня звонят в полицию, когда видят, что кто-то превышает на дороге установленную скорость на пять километров в час, были кровожадными викингами, которые наводили ужас своими набегами не только на ближних соседей, но даже на ирландцев. Нужен многовековой тяжелый путь, нужна многовековая духовная работа всей нации. Другого пути нет. Вы спросите меня, к чему этот длиннющий монолог. Отвечаю. По моему скромному разумению, то, что вы делаете, Ирина Сергеевна и то, что делает Маша, — это посылка муки в Уганду. И не нужно обижаться на меня. Кора больших полушарий, то есть культура, должна научиться постоянно подавлять древние злобные инстинкты спинного мозга, Р-комплекса.

Конечно, пишет этот политолог, он не призывает к тому, чтобы философски взирать на умирающих детишек и думать о том, что все в мире взаимосвязано. Помогать им, конечно, нужно. Он лишь предостерегает от упрощенного взгляда на помощь развивающимся странам. Он подчеркивает, что воспитание терпения и толерантности не менее важно, чем строительство школы или больницы.

— Все это очень интересно, Миша, но что конкретно ты хочешь сказать о нас и нашем целительстве? Повторить то, что мы уже слышали от Захара Андреевича? — Ирина Сергеевна нахмурила брови и посмотрела на Мишу. — Бросить исцеление к чертовой матери? Ты полагаешь, я сама не думала об этом? Думала. Задолго до советов Захара Андреевича. Не раз и не два…

— Я не столь глуп, чтобы дать вам однозначное и простое решение: бросать или продолжать. Дело, может быть, в том, что в массе своей люди просто не готовы стать лучше. Они еще слишком зависимы от древних звериных инстинктов. Ведь культура и нравственность на космических часах, если всю историю Земли принять за сутки, появилась, наверное, несколько минут назад, а может, даже секунд. А мы хотим…