Призрачные поезда - Елена Колядина

– Вова и Юра Александровы. Пионеры. Дома дали по рублю. Плохо спали – боялись опоздать. На станцию «Смоленская площадь» пришли в 6 часов. Ехали первыми!

Каждые пять минут отправляется поезд с сияющими пассажирами.

Пассажиры любовно и бережно относятся к своему метро и его работникам. Маленькая деталь: за весь день на пол станций не было брошено ни одного окурка или клочка бумаги.

К 9 часам утра в вагонах стало заметно теснее. Служащие московских учреждений, расположенных в центре, торопились на работу. Часом позже поезда заполнились домашними хозяйками и школьниками. А наверху, над тоннелями, ходили полупустые вагоны трамваев №№ 4 и 34. Кондуктора автобусов №№ 1 и 6 отметили резкое снижение количества своих пассажиров на участке от «Комсомольской площади» до центра.

Наиболее серьезное испытание молодой метрополитен вынес около 5 часов вечера, когда его наземные сооружения подверглись вежливой, но энергичной атаке десятков тысяч москвичей, желавших после работы совершить поездку под землёй.

В первый день пуска московского метрополитена 15 мая, к 9 часам вечера, было перевезено 258.593 пассажира.

Я быстро просмотрел заголовки. Перестроить транспорт по-сталински. Про железную дорогу, подождёт. Заочная партучёба. Франц Мазеерель: безнадёжность и отчаяние – удел художников, творчество которых не связано с трудящимся классом. Хм, что-то в этом есть, если подумать… Л. М. Каганович среди пассажиров метро. Ага, метро. Кто такой Каганович? Слышал неоднократно. Включаем внутренний гугл. Ага, нарком путей сообщения. Нарком – народный комиссар.

Около 11 часов утра пассажир, одетый в форму железнодорожника, пришёл на станцию «Дворец Советов». Только что отошёл поезд. Народу на платформе оставалось немного. Пассажир в чёрной форменной шинели подошёл к пожилой женщине, державшей на руках краснощёкого бутуза. Протянул руку:

– Здравствуйте! Ну как, нравится?

Женщина взглянула на него, и лицо её покрылось ярким румянцем, глаза заблестели.

– Спасибо, Лазарь Моисеевич. До чего же хорошо здесь всё!..

Потом, приподняв ребёнка и повернув к нему счастливое лицо, она сказала:

– Смотри, милый, это Лазарь Моисеевич.

Тов. Каганович взял мальчика на руки.

– Молодец парень! Внук?

– Сын, Лазарь Моисеевич, на старости лет сын. – И женщина рассказала о себе. Зовут её Пелагея Мироновна Новикова. Она – уборщица, работает в одном из домоуправлений. Муж – рабочий. Живут хорошо. Недостатка нет ни в чём. Лазаря Моисеевича узнала по портретам. Сразу узнала, как будто кто подсказал. На метро пришла просто так, чтобы прокатиться с сыном.

– Слышала, что хорошо метро построили, – говорила Пелагея Новикова, – но чтобы такое чудо под землёй можно было сделать, и в мыслях не имела. Ну прямо, как в сказке…

И взволнованная женщина горячо пожала руку наркому. Малыш тоже протянул ручонку. Лазарь Моисеевич с серьёзным видом, как равный равному, ответил на рукопожатие крохотного гражданина.

Подошёл поезд. К тому времени на платформе столпилось много людей. Москвичи узнали тов. Кагановича. Раздались аплодисменты.

«Да здравствует товарищ Сталин! Ура товарищу Кагановичу!» – пронеслось под сводами станции.

Овация не смолкала в течение нескольких минут, пока в поезд вместе со всеми пассажирами не вошёл тов. Каганович.

На других станциях происходило то же самое. Как только приближался поезд, как только искрой разносилась весть: «Лазарь Моисеевич здесь», – возобновлялись овации, бури аплодисментов, возгласы «ура».

Тов. Каганович сходил на всех станциях, хозяйским глазом осматривал их, – всё ли в порядке, заговаривал с пассажирами:

– Нравится? В вагонах удобно? Достаточно ли светло? – спрашивал он.

На станции «Комсомольская площадь» тов. Каганович перешёл в поезд, идущий по направлению к центру. В вагоне, под мерный рокот колес, он начал рассказывать столпившимся вокруг него пассажирам о том, как много сил и стараний было вложено в это строительство.

– Строили не на день и не на год. Строили так, чтобы в веках осталось, – говорил Лазарь Моисеевич. – И прежде всего при постройке думали о том, чтобы народу было удобно, чтобы, находясь под землёй, люди не чувствовали себя, как в сыром погребе, чтобы ощущение солнца и радости от Москвы не покидало москвичей и тогда, когда они будут находиться под улицами столицы. Кажется, это удалось, – улыбаясь, закончил Лазарь Моисеевич.

На станции «Красные ворота» тов. Каганович вышел. Тысячи людей, забыв о том, что они куда-то торопились, что их ждут дела, устремились за ним. И пока тов. Каганович подымался по эскалатору, не затихали аплодисменты, не смолкали «ура» и возгласы: «Да здравствует товарищ Сталин!», «Да здравствует тов. Каганович!»

Мой сухой ум не верил тому, что сходило с газетных страниц: всё это ложь и лицемерие, ну не могут люди радостно скандировать в метро имена вождей! Но почему-то верило сердце – я читал, и ощущал, как, словно в авиамарше, строятся, движутся, маршируют энтузиазм, храбрость, жизнерадостность, дисциплинированность, молодость, ловкость, крепость мышц.

Отложил «Правду», раскрыл другую газету – «Известия».

Поцелуй на эскалаторе.

Дома с утра комплектовались целые звенья воображаемой очереди. Чудились гигантские хвосты вокруг станций.

Очередей не оказывалось. «Может быть, отложили?..» Нет. Чающих проехаться с пяти утра ласково приглашали в вестибюль посмотреть оформление станций: Охотный ряд – белый итальянский мрамор и тёмно-жёлтая глазурованная плитка, Дворец Советов – розовый мрамор «коелга» и белые фарфоровые плитки, Красные ворота – красный мрамор «шроша» и мозаичные плитки серого цвета.

Деловые дни, будни на метро ещё не начались. Был праздник, было как бы большое гулянье. Просто всем было весело. И распахнулись сердца.

В поезде одинокий пассажир, не в силах пережить всё в одиночку, тихо трогал соседа за рукав.

– Виноват. Моя фамилия Безрогов. Как ваша? Хотелось бы обратить внимание на великолепие этих светильников в нишах.

Собственно, конечно, ехали и «всерьёз»: рано утром проехали рабочие. Ехали пассажиры пригородных поездов (дальний крупный пассажир ещё «не пошёл»). После четырёх началось «пиковое» положение в центре, со служащими. Но в основном Москва каталась, глазела, училась ездить на метро.

Надо сознаться, к стыду москвичей, но, не веря глазам, они щупали свой метро. Они дотрагивались хоть на минутку до блестящих голубоватых плиток. Они пробовали кулаком, хорошо ли пружинит сидение. Они всё хотели ощутить физически. Новички доставляли всем несказанное удовольствие.

Как ликовал вагон, когда пневматическая дверь, захлопываясь, захватила своими резиновыми губами каблук, носок ботинка, полы пальто какого-нибудь ротозея. Учитесь пользоваться метро!

По рукам ходили книги, стихи, песенки, частушки о метрополитене, в том числе безвременно почившего пролетарского поэта Маяковского, продававшиеся на всех станциях.

Огромная армия служащих метро терпеливо обучала москвичей их первым шагам под землёй. Белоснежные воротнички эксплоатационников порхали здесь и там. Они были всюду – эксплоатационники, всегда под рукой, вежливые, обязательные, выносливые, улыбающиеся. Они обнаружили дьявольское терпение. Они вынуждены были отражать столько претензий!

– Моя жена, – говорил солидный гражданин, наступая на дежурного по станции и притискивая его к колонне розоватого мрамора, – моя жена утвреждает, что она проехала от Сокольников до Смоленского за 2 минуты. Почему сейчас не выдерживается та же скорость? Нет, вы объясните!

– Шаг вперёд! – командовали инструктора у эскалаторов. И важные взрослые и солидные дяди слушались и делали этот робкий, неумелый шаг. И они имели ужасно беспомощный, даже глуповатый вид, эти дяли и тёти.

Они ничего не понимали под землёй, робели, теряли ориентацию, забывали, не знали, в какой стороне их собственный дом.

Зато, нужно сказать, к чести москвичей: они не осквернили своего метро в первый день его эксплоатации кухонными скандальчиками, воркотнёй, склокой. Удивительное единодушие и веселье поселилось в вагонах. Может быть, сама обстановка способствовала этому? Этот молочный свет, эти плафоны, эти мягкие тона, эти колонны станции Дворец Советов, эти вагончики цвета крем-брюле.

В вагонах нигде – при всей придирчивости служащих метро – не были обнаружены ни пассажиры «с ручной кладью, издающей дурной запах», ни «подозрительные лица» с «колющим и режущим интсрументом», предусмотренные параграфом седьмым правил пользования метро.