Всегда на страже (сборник) - Эдмунд Низюрский

Разочарование еще не улеглось - рядом послышался клекот: не тревожный, как много лет назад, а спокойно-ласковый, семейный, словно бы интимный. Привычная воинская память сразу засекла место этого приятного для души клекота, и Владимир Иванович быстрым шагом заспешил туда.

Гигантский дуб величаво и властно возвышался над всем здешним лесом, как перед войной. Владимир Иванович еще издали заметил, что приграничный богатырь разросся за минувшие годы, буслянка на нем едва чернела среди густой листвы. Вершина дуба раздалась вширь, поднялась ввысь. А у комля? Тут вряд ли заметишь перемены. Увидеть бы, как заживали на дубе-великане раны, ведь вместе с сержантом Новиковым этот богатырь первым принял на себя вражеские пули и минные осколки.

Подойдя ближе, Черепанов увидел, что рядом с дубом стоит красивый каменный памятник, огороженный ажурной, старательно покрашенной в голубой цвет оградой. «Тут похоронен,- было написано на памятнике,- старший сержант, пограничник Алексей Новиков, который геройски погиб, сдерживая фашистских захватчиков в первый день войны».

«Тут похоронен…» - невольно заметил про себя Черепанов. Значит, нашли, узнали, выяснили все, что надо. Наверно же, и других можно найти. Необходимо найти!

Как же все-таки установили, что тут сражался и погиб именно Алексей Новиков, а не кто-нибудь другой? Это заинтересовало и взволновало Черепанова, и он решил немедленно разузнать обо всем. Пошел снова в деревню, надеясь услышать грустную правду от старожилов. Про подвиг Новикова знали всюду в этих местах. Да не только в этих! О нем говорили, как о живом, бессмертном, будто он все время стоял и теперь стоит со своим ручным пулеметом возле дуба-великана. И дуб этот все зовут дубом-крепостью, а чаще всего - дубом Новикова.

Для Черепанова не было новостью, что сержант Новиков мужественно и самоотверженно охранял границу. Не только минуты, а целые часы прошли тогда. Он слышал стрекот пулемета Новикова. А потом все вдруг перевернулось, заплыло туманом…

А тем временем было вот что. Алексей Новиков, потеряв своего помощника,- он был убит во время первой схватки,- еще долго держал оборону один. Как стало видно, что из-за дуба уже невозможно вести огонь (немцы начали окружать его), он залез с пулеметом в дупло и оттуда давал меткие очереди. Гитлеровцы долго не могли подступиться к этой необычной крепости, и переправа пехоты задерживалась.

Новиков был отличным стрелком и обладал исключительной выдержкой: каждую минуту рискуя жизнью, хорошо зная, что положение его безвыходное, он не только оборонялся, но и вел точный прицельный огонь. Это потом определили люди по количеству убитых фашистов на отмели и возле дуба-великана. Сообщали об этом и сами немцы. На этом участке советской границы они называли две неприступные крепости: соседнюю - известную, и крепость в дупле дуба. И если ту крепость немцы знали и имели ее на своих картах, то дуб-великан значился там только как временный ориентир.

…Захватили Новикова после второго тяжелого ранения, он уже был без сознания. В пулеметных дисках не нашли ни одного патрона. Из немецкого штаба, который размещался в польском монастыре, стоявшем за рекой, поступило распоряжение доставить пленного туда. Доставили, долго допрашивали, но ничего не добились: даже фамилии своей пулеметчик не назвал. Документов тоже никаких не нашли: видимо, Новиков уничтожил их или закопал под дубом. Изможденного, еле живого, немцы бросили советского воина в здание монастыря и закрыли на замок.

Может, на том бы все и кончилось, и не было бы никакой легенды о Новикове. Узнали бы наши люди о подвиге сержанта или не узнали - трудно сказать. Возможно, кто-то посчитал бы его пленным, может, даже трусом. Или зачислили бы в списки пропавших без вести, и тогда на обелиске, что стоит на территории заставы, прибавилась бы еще одна условная единица. Судьба Новикова повернулась иначе. Помог этому довольно необычный в тех условиях, а если смотреть по-человечески, то совсем обыкновенный случай. Что фашисты сделали с Новиковым и куда его дели,- об этом узнал один старый служитель польского монастыря. Подобрав ключи от помещения, где лежал советский воин, старик незаметно спустился туда, чтоб хоть чем-нибудь помочь человеку: подать воды, перевязать раны, подстелить что-либо под изнуренное тело.

Так некоторое время этот старик и спасал советского пограничника: как мог, лечил его, поддерживал студеной водой, приносил кое-что поесть. Но раны у Новикова были тяжелые, к тому же еще и фашистские пытки обессилили человека. Алексей редко когда приходил в сознание, а если приходил, то чувствовал, что этот старый человек честен и вереи ему. Такому человеку можно довериться, можно поручить что-нибудь важное, понадеяться на его помощь. Но что поручишь, если тебя покидают последние силы, если огонь предсмертной горячки заслоняет сознание и уничтожает даже тень какой-либо надежды на спасение?…

И все же Алексей дал последнее поручение незнакомому человеку: он назвал ему свою фамилию и имя, сказал, откуда родом и где живут его родители.

Когда Новиков умер, поляк ночью похоронил его в малоприметном уголке монастырского двора. Похоронил, а сам несколько лет носил в памяти облик этого воина и его имя, и все ждал, искал удобного случая, чтоб передать обо всем кому-нибудь надежному по другую сторону границы.

Годы шли, служитель монастыря вес больше старел, стал недомогать, и неотвязная мысль, что он умрет и не выполнит предсмертной просьбы советского воина, страшно мучила его, не давала покоя.

Так она и жила в нем до того времени, пока не посетили те места первые советские люди. Старый поляк сообщил им все, что знал о Новикове, и показал, где он похоронен.

Так осветилась судьба героя. Его останки были перенесены на нашу территорию и похоронены на том месте, где пограничник проявил безмерную стойкость, героизм, безграничную преданность Родине.

Родители героя не дождались вести о сыне, умерли до того, когда имя Новикова стало легендарным, А братья приезжали во время перезахоронения. И теперь приезжают на заставу каждый год.

Владимир Иванович со слезами на глазах слушал все подробности этой славной, теперь всем тут известной истории. Она мучительно волновала его, но вместе с воспоминаниями о былой совместной службе возникало и чувство гордости за своего друга-сослуживца. И хотя теперь нет сержанта Новикова в живых, но живет он в легендах людских. К дубу-крепости ходят экскурсанты, приезжают зарубежные туристы, как и к соседней цитадели.

Пошел к заветному дубу и Черепанов. Ему захотелось более внимательно осмотреть и сам дуб и все вокруг дуба, чтобы точнее представить, как это все происходило в то, теперь уже далекое, время.

Дуб будто самой природой был создан так, чтобы служить цитаделью. В его дупле можно свободно разместиться человеку. Кроме большего лаза, служившего входом, были еще два дупла, которые вполне могли служить амбразурами. Одна такая амбразура выходила на запад, другая - на юг. В просторном дупле Новиков действительно мог переставлять ручной пулемет из одной щели в другую. Стены дупла - довольно толстые, твердые, пули их не пробивали - хорошо прикрывали бойца от вражеского огня.

Черепанов начал искать следы пробоин, как следы ран на живом теле. Затянулись они, залечились за послевоенные годы, как и все раны на нашей земле. Но некоторые все еще видны, и по ним можно судить, какой тут был огонь врага, как дуб-великан спасал советского пограничника и всеми своими силами, всем телом прикрывал воина, давая ему возможность защищать свою Родину и самого себя. Владимир Иванович внимательно осмотрел дупло и не нашел ни одной отметки, чтоб пули прошли через могучую броню дуба: где дерево было целое, живое, там пули не смогли его пробить. Но Новиков был все же дважды ранен, это, видимо, через давнишние щели.

Могучий гигант-дуб стоит тут столетия. Еще не было, возможно, ни нашей заставы, ни тех деревень и поселков, которые есть теперь, ни леса, ни теперешних полей и лугов вокруг, может, и речка текла тогда иначе, а дуб стоял, рос, набирался сил. Нелегко, видно, было прожить этому дубу столько лет. Немало всяких невзгод и лихолетий пришлось пережить ему. Какая-то злая сила - беспощадная, мерзкая - нанесла ему тяжелую и глубокую рану. Но не поддался смерти красавец-дуб, он одолел ее, залечил свои раны, и хоть остался с дуплом, но не приостановил роста, не ослаб.

Возможно, сотни поколений аистов вывелись на нем. Но в памяти людской останется то гнездо, которое было пронизано вражескими пулями в первый час войны, и тот аист, который своим тревожным клекотанием оповестил о вражеском нашествии на нашу землю.

Наверно немало всяких названий и имен давали люди этому дубу. Но в памяти людской навечно останется имя Алексея Новикова, которым назвали лесного богатыря советские люди. Пройдут многие годы, десятилетия, может, и дуб состарится, упадет, а имя это останется навечно: над ним не властны ни старение, ни тлен. Оно - вечное!