Женское образование в России - Эдуард Днепров

Это объяснялось двумя главными причинами. Первая – жгучая острота «женского вопроса» в те годы: в общественном сознании женщины воспринимались как «второе крепостное сословие в России», и по отношению к «женскому вопросу», как справедливо отмечал видный советский исследователь В. Я. Кирпотин, «определяли принадлежность человека к той или иной партии» [83, с. 98]. Вторая причина – отсутствие целостного звена женского образования в общей образовательной системе России. Правда, то же можно было бы сказать и о начальной народной школе. Но последняя затрагивала интересы в основном «нижних сословий», с которыми еще приходилось разбираться, тогда как проблемы женской школы волновали прежде всего беднеющее дворянство и «средний класс», с которыми в условиях мощного общественного подъема нельзя было не считаться.

Положение о женских училищах 1858 г. несло на себе отпечаток непоследовательности новой образовательной политики правительства. С одной стороны, оно вынуждено было признать необходимость женской школы и, более того, призывало общественную инициативу и общественные средства к делу развития женского образования. С другой – правительство отказывало общественности в праве принимать участие в управлении жизнедеятельностью этой школы, похоронив на данном этапе идею создания попечительных советов при женских училищах. Не получила пока поддержки и высказанная полтавским обществом мысль об учреждении приготовительных классов, или «классов грамотности», при женских училищах, что лишало их прочной опоры на начальную школу. Да и сам заявленный в Положении учебный курс этих училищ был заметно ниже того, что предлагался общественностью, например в Костроме или в Полтаве. Однако при всей непоследовательности Положения 1858 г. первый и важный шаг был сделан. И его результаты не заставили себя долго ждать.

ДВЕ ЛИНИИ РАЗВИТИЯ НОВОЙ ЖЕНСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ В КОНЦЕ 1850 – НАЧАЛЕ 1860-х гг.

После 1858 г. развитие новых всесословных открытых женских учебных заведений интенсивно пошло по двум линиям – в рамках Ведомства учреждений императрицы Марии и под эгидой Министерства народного просвещения. В Мариинском ведомстве они изначально были поставлены в более благоприятные условия, получив существенную поддержку от казны, чего были лишены министерские женские училища. Последние всецело зависели от сформированности общественной потребности в женском образовании (которая проявлялась далеко не однозначно), от достаточно случайных добровольных пожертвований различных сословий и частных лиц.

За этим принципиальным различием в финансово-экономической поддержке двух линий развития женского образования весьма прозрачно стояли определенные политические и социальные интересы власти. Правительство сконцентрировало свою поддержку новых женских училищ в районах с наиболее повышенной «политической температурой»: сначала в одной столице, С. – Петербурге, а затем и в другой, передав московские женские училища из Министерства народного просвещения в Мариинское ведомство, и, кроме того, – во взрывоопасных районах Царства Польского, Северо-Западного и Юго-Западного краев, где в 1859—1860 гг. были открыты 11 женских училищ Мариинского ведомства. То есть в новых условиях, накануне Польского восстания 1863 г., была реанимирована уваровская идея об использовании на западных окраинах женских учебных заведений как эффективного средства национальной политики.

Дуализм в управлении новыми женскими училищами, их разноведомственная подчиненность были закреплены высочайшим повелением от 17 июля 1859 г. Согласно этому повелению женские всесословные училища, учреждаемые за счет частных и общественных пожертвований, подчинялись Министерству народного просвещения, с распространением на них Положения 30 мая 1858 г., а получающие средства от Мариинского ведомства – этому ведомству. Данное повеление в значительной мере было формальным. Исходя из политических, в том числе национально-политических, соображений правительство подчиняло Мариинскому ведомству и многие из тех женских училищ, которые содержались за счет средств различных сословий, особенно в национальных районах. В 1859 г. из 11 женских училищ Ведомства учреждений императрицы Марии семь содержались на общественные средства.

Несравнимо более благоприятные условия, в которые были поставлены женские училища Мариинского ведомства, позволили команде Н. А. Вышнеградского сосредоточить усилия на тщательной отработке внутреннего устройства нового типа женских учебных заведений. Эта работа имела важнейшее значение для последующего развития женских гимназий. Естественно, ее результаты вышли далеко за стены Мариинского ведомства, оказав существенное влияние и на министерские женские училища, а позднее – и на гимназии, на все российское женское образование в целом.

Самоотверженная работа Н. А. Вышнеградского и его соратников воплотилась в поразивших педагогов того времени «Правилах внутреннего распорядка», которые были утверждены принцем П. Г. Ольденбургским 26 февраля 1859 г. [20]. «Эти правила, – отмечала Е. И. Лихачева, – представляли совершенную противоположность той системе женского воспитания и образования, какая до того была принята в закрытых заведениях» [94, кн. 2, с. 163]. Они, по словам В. Я. Стоюнина, были «написаны рукою опытного педагога, притом хорошо знакомого с недостатками тогдашних женских институтов, недостатками, которые он хотел устранить от новых заведений» [166, с. 221].

Как писал более тридцати лет спустя после введения «Правил» Н. А. Вышнеградского Д. Д. Семенов, «правила эти, в которых вполне отразились гуманные идеи, положенные в основу внутренней жизни заведения… до настоящего времени не потеряли своего значения» [158, с. 48]. Очевидно, что они не потеряли своего значения и сегодня, в связи с чем есть смысл напомнить некоторые фрагменты из этих «Правил».

«Ввиду того, что Мариинское женское училище, – отмечал Д. Д. Семенов, – было открытым учебным заведением, ответственность за поведение и успехи детей возложена «Правилами» не только на начальство училища, но и на родителей обучающихся в училище детей». «Начальство Мариинского училища, – говорилось в параграфе 2 «Правил», – ответствует перед правительством за успехи детей лишь в той мере, в какой они зависят от деятельности наставников и занятий детей во время уроков. Для полного успеха в том и другом необходимо, чтобы родители и попечители детей содействовали начальству училища зависящими от них мерами, тщательно надзирая за занятиями и поведением детей вне класса». «Таким образом, – констатировал Д. Д. Семенов, – семья впервые призывалась к участию в жизни школы; школа и семья тесно связывались между собой» [158, с. 48—49; выделено нами. – Авт.].

Как подчеркивал В. Я. Стоюнин, «Правила» указывали преподавателям «деятельность более широкую, чем простое д а в а н и е  у р о к о в». Преподаватели были названы «сотрудниками начальника училища во всем, что относится к  н р а в с т в е н н о м у  и умственному образованию детей. Прежде от них этого не требовали. Здесь важно то, что за учебным предметом и за преподающим лицом признана нравственная сила, которая главным образом и должна воспитываться в школе. При такой постановке науки и преподавателя в классе является возможность разрабатывать науку в педагогическом смысле, применять ее к воспитательному делу и, следовательно, двигать вперед саму школу. Без этого учителя не имеют права называться н а с т а в н и к а м и. Их у нас и не было, не было настоящего педагогического поприща, а были только чиновники в учительской службе» [166, с. 222].

«Правила» приглашали наставников «давать такое направление своему преподаванию, чтобы им не только обогащался ум, но и развивалось, облагораживалось чувство, утверждалась в добре воля. И в мужчинах, – отмечали «Правила», – одно только знание без облагороженного и развитого чувства мало имеет цены, а в женщинах решительно пагубно; оно делает их сухими, надменными эгоистками, неспособными к добросовестному, искреннему отправлению тихих семейных обязанностей».

Комментируя эти фрагменты «Правил», Д. Д. Семенов отмечал, что «успехи детей и направление заведения ставились, следовательно, в зависимость от совокупных усилий и работы всей педагогической корпорации заведения, а не от одних начальствующих лиц».

Заботясь о соблюдении разумной дисциплины и порядка в классах, отмечал Д. Д. Семенов, «Правила» были «далеки от ригоризма и суровой внешней требовательности». «В поучение нынешним молодым педагогам» Семенов в своих воспоминаниях воспроизводил полностью «особенно замечательный», с его точки зрения, параграф 28 «Правил», с сожалением замечая, что он «теперь совершенно игнорируется». Вот этот параграф.