Дай умереть другим - Сергей Донской

– Извини, – быстро сказал Зинчук, хватая трубку зазвонившего телефона.

«Нет, только минет», – мысленно пообещал Светлане Сосо.

Случайно получившаяся при этом рифма заставила его самодовольно улыбнуться. Каждому грузину приятно открывать в себе поэтический дар, хотя второго Шота Руставели не было, нет и не будет.

– Он в коме, – пробормотал потрясенный Зинчук.

Сосо оставил попытки создать законченное четверостишие и вопросительно уставился на собеседника:

– Ты имеешь в виду мудака, который требует полтора лимона?

– Нет, я имею в виду Егора, телохранителя Светланы. Не человек, а ходячая гора. Его подобрали на улице с лопнувшей печенью и внутренним кровоизлиянием, а что с ним приключилось, одному богу известно. Из Егора теперь показания не скоро вытащишь.

– Гоги вытащит, – пообещал Сосо. – Даже если Егор попытается подохнуть раньше времени.

– Спасибо, не надо. – Зинчук встал, сорвал с шеи галстук и швырнул его себе под ноги с таким видом, как будто это ядовитая змея, которую необходимо растоптать. – Похоже, лучше заплатить этому ублюдку, пока не поздно. Знаешь, я не могу рисковать жизнью Светланы.

– А! – зловеще каркнул Сосо. – Значит, у тебя все же есть припрятанные деньги. Зачем же ты заливал мне, что не держишь наличных?

– Так было надо, – буркнул Зинчук. – В наших общих интересах. Намечалась одна выгодная сделка, и я…

«Головка от буя», – привычно подумал Сосо, но, сдержавшись, перебил коммерсанта совсем другой фразой, нестихотворной:

– Не время оправдываться, Володя. Потом поговорим. А сейчас просто доставай деньги.

– Значит, ты не против? – обрадовался Зинчук.

– Мы ведь не чужие друг другу люди.

– Спасибо тебе. Огромное спасибо.

Сосо молча махнул рукой: «Вай, обижаешь, дорогой! Какие между нами могут быть церемонии!»

Поколебавшись немного, Зинчук тронул фигурный фрагмент настенной панели, и она плавно обернулась нишей, в которой тускло заблестела дверца сейфа. Ключ несколько раз повернулся в замке сначала вправо, потом влево. Опасливо оглянувшись на грузина, Зинчук прикрыл сейф корпусом и набрал цифры кода. После этого ему осталось лишь тронуть латунный штурвальчик.

– Сколько там? – скучно поинтересовался Сосо, когда его взору открылись ровные ряды банковских упаковок.

– Два, – скромно признался Зинчук, доставая первую пачку.

– Положи на место, я позже заберу.

– Что?

– Ты слышал! – отрезал Сосо.

– Но…

– Ты ведь решил заплатить выкуп, верно? Вот и заплатишь, только не постороннему человеку, а мне, своему другу и компаньону. – Сосо приблизился к Зинчуку вплотную, оттесняя его от сейфа. – А я пошлю своих орлов к «Изумруду», и они привезут сюда голову отморозка, посмевшего наезжать на тебя, Володя.

– Мне не нужна его вонючая голова! – сорвался на крик попятившийся Зинчук. – Мне нужна Светлана!

– Найдется твоя жена, – заверил его Сосо, по-хозяйски захлопывая дверцу сейфа. – Для этого существует Гоги, о котором я тебе говорил. Положись на меня, дорогой.

Зинчук затравленно посмотрел на тайник, в котором хранился «вальтер», и понял, что добраться до него не успеет. Зато путь к бару был совершенно свободен. И тогда он поступил так, как привык поступать в трудных ситуациях, – вооружился бутылкой и бокалом.

2

– Дозвонился? – спросили у Громова случайные знакомые, поджидавшие его в десяти шагах от кабинки телефона-автомата.

Белая, овальная, она напоминала яйцо динозавра и позволяла укрываться от дождя хотя бы по пояс. Выйдя на открытое пространство, Громов услышал, как барабанят капли по куртке, и невольно поежился. Но мокнуть оставалось уже совсем немного. Посланников Зинчука можно было ожидать с минуты на минуту.

– Придется перезванивать, – слукавил Громов, поведавший знакомым наспех придуманную историю о сердобольной сестре, которая всегда готова ссудить ему десятку-другую.

На самом деле никакой сестры у него отродясь не было, ни младшей, ни старшей. В деньгах на бутылку он также не нуждался, поскольку пол-литровый запасец горючего имелся у Громова с собой – за пазухой. Причем это была уже вторая, а первую недавно распили за соседним углом из пластикового стаканчика.

– Сколько же мы будем тут мокнуть, земляк? – огорчился интеллигентный алкоголик Сережа с лицом неправдоподобно яркого розового цвета.

Это был его первый длительный запой, и он был возбужден, словно молодой жених. Парень не представлял себе, какие мучения его ожидают при возвращении к трезвому образу жизни, и думал сейчас лишь о пополнении градусов в своей крови.

– Давайте в подъезде перекантуемся, – поддержал его спутник, представившийся Юрием.

Степенный, в очках с мощными линзами, он производил впечатление очень умного и рассудительного человека. Поскольку стекла очков были мокрыми, его глаза напоминали двух рыбок, плавающих в отдельных аквариумах. С этим человеком хотелось рассуждать о загадках Вселенной или спорить о происхождении жизни на Земле.

Но у Громова была иная, более прозаическая задача. Только что он дозвонился Зинчуку, сообщил, что его ненаглядная супруга томится в заточении, и потребовал за нее полтора миллиона долларов.

Разумеется, теперь в условленном месте следовало ожидать не вежливых парламентариев с пачками денег, перевязанными розовыми ленточками, а людей совсем иного толка, сердитых, решительных и непременно вооруженных. Но Громов сознательно провоцировал Зинчука. Выведя из строя передовой отряд, он намеревался убить сразу двух зайцев. Во-первых, оппоненты должны усвоить, что они имеют дело с человеком серьезным, а потому платить придется по-любому, как ни крути. Во-вторых, это был удобный случай значительно сократить численность зинчуковского воинства, посеять в его рядах панику и сильнейшее нежелание впредь подставляться под пули.

Причем убивать насмерть Громов никого не собирался, если не вынудят обстоятельства. Страдания раненых товарищей – лучший наглядный пример для тех, кто должен сменить их в бою. И вообще, выведенные из строя противники полезнее убитых. Они требуют ухода, их необходимо где-то содержать, снабжать лекарствами, скрывать от правоохранительных органов. Это вам не трупы, которые можно сгрузить в каком-нибудь карьере, присыпать землей и забыть об их существовании. Сколько раненых – столько проблем, а загруженный проблемами противник теряет мобильность, оперативность и свободу действий.

Именно по этим соображениям Громов решил сработать под простачка. Пусть Зинчук для начала нарвется на неприятности. Это отобьет у него охоту финтить в дальнейшем. Обжегшийся на молоке, дует на воду.

Случайные знакомые Громова, кстати говоря, жаждали жидкости совсем иного рода. Если молока, то из-под бешеной коровки. Если воды, то огненной. Рассветный румянец на лице Сережи уже начал блекнуть, а глаза Юрия постепенно теряли юркость за стеклами его бифокальных очков. Тогда Громов показал обоим бутылочное горлышко, притаившееся за пазухой, и притворно вздохнул:

– Думал, на утренний опохмел оставить, но разве удержишься от соблазна, когда такая душевная компания подобралась?

– Не удержишься, – подтвердил Юрий. – Никак.

– Тут за углом отличная парадная имеется, – оживился Сережа. – Чисто, светло, подоконники – во! – Он развел руки на всю их ширину и мечтательно улыбнулся. Похоже, парень успел провести хотя бы одну ночку на замечательном подоконнике соседнего подъезда.

Громова же такая перспектива не устраивала. Пустынная ночная улица – вот где можно как следует развернуться. Тем более что ярко освещенные витрины ювелирного магазина обеспечивали здесь прицельную стрельбу. В том мраке, в который погружался Курганск с наступлением ночи, не так-то просто попадать в конечности противников, особенно если они, эти конечности, находятся в беспрестанном движении.

– Нет, мужики, – сказал Громов, – давайте остограммимся на месте. Я ведь опять звонить буду. Чего зря туда-сюда мотаться?

– Зря мотаться глупо, – согласился Юрий. Линзы его очков, отразившие свет витрины, сверкнули, как автомобильные фары.

– Кто бы спорил? – Сережа решительно поправил воротник курточки и выставил перед собой стаканчик.

Он уже нетвердо стоял на ногах, но этого было мало – и ему самому, и Громову, который умышленно собрал вокруг себя собутыльников. Русские пьяницы сродни невидимкам, их не замечают, как не замечают столбы, урны или бродячих кошек. Обходят и идут дальше. Не видят в упор.

Едкая водочная струя полилась в стаканчик, вожделенно дрогнувший в Сережиной руке. Тост парень произнес почему-то уже после того, как выпил свою дозу:

– За солидарность!

Юрий промолчал. Не отвлекаясь по пустякам, он сосредоточенно наблюдал за тем, как отмеряется новая порция.

– Прошу. – Громов сделал приглашающий жест.

– В том-то вся и беда, что просить… меня уже давно не надо. – Окончание фразы Юрий произнес лишь после того, как влил в себя водку, и голос его приобрел замогильное звучание.