Хренодерский переполох - Татьяна Андрианова

Пребывавший в полной растерянности Валсидал задумчиво почесал затылок, что само по себе было делом нелегким. Во время пребывания в антисанитарных условиях в камере Сартакля волосы успели позабыть о существовании расчески и спутались в такой колтун, который приводил в отчаяние даже видавших виды местных вшей. По-хорошему стоило, конечно, связаться с Мербом и поинтересоваться, что пишут о способах поиска непокорных упырей в старых манускриптах. Но недавний опыт общения с домашним демоном явственно свидетельствовал о несостоятельности последнего в подобных вопросах. Значит, лишний раз дергать его не стоило. По крайней мере, пока.

Вампир тяжело вздохнул. Изведенный долгим ожиданием последнего вздоха жертвы, мелкий хищник нетерпеливо дернул пушистым хвостом и пододвинулся ближе. Валсидал попробовал еще раз дотянуться до строптивой подопечной, может, удастся разглядеть хоть какие-то ориентиры, хотя надежды на это практически не было никакой, так как местность вокруг была сплошь незнакомая. Чтобы узнать какой-то ориентир, нужно иметь колоссальное везение, а судя по тому, сколько времени он провел в Сартакле, с везением у вампира плоховато. Мужчина сделал медитативный вдох-выдох, медленно сосредотачиваясь на растрепанном белокуром образе покусанной ведьмы. Мысль текла вязко и тягуче, словно патока, но девичья фигура в воображении складывалась вполне узнаваемая, и даже аппетитней, чем была во плоти. Особенно удалась лилейно-белая шейка с соблазнительно пульсирующей голубой жилкой. Затем картинка сменилась. Почему-то хрупкая девичья шея обросла мышцами явно мужского происхождения и перетекала во внушительный разворот обнаженных плеч. Пока вампир удивленно таращился на предъявленную часть мужского тела, мучительно гадая, все ли в порядке у него с половой ориентацией после долгого заточения (суровый Сартакль способен изменить кого угодно), в нос явственно ударил волчий мускусный запах, а во рту Валсидал с удивлением обнаружил металлический вкус крови. Удовольствие проголодавшегося вампира от потребления вожделенной крови, к тому же удивительной силы, оказалось настолько велико, что он опрокинулся на спину и принялся кататься по земле в невыразимом экстазе.

Нежить радостно оскалилась и сунулась было к беспомощной добыче, но не тут-то было. Валсидал умудрился целых три раза прокатиться по визжащей от ужаса нежити, расплющив несчастную своим худосочным, костлявым организмом о довольно жесткую почву. Мелкий хищник насилу уполз в густой, еще лишенный листвы подлесок, уволакивая лапы от несостоявшейся жертвы. Отдышавшись в кустарнике и проверив пострадавшее тело на целостность, бедняга пришел к утешительному для себя выводу, что это был опасный ужин, неизвестно чем грозящий впоследствии. Лишние травмы в этом суровом лесу ни к чему. Как, спрашивается, выживать, если из-за боли в лапах станет невозможно охотиться? Хищник в последний раз втянул мокрым черным носом воздух, чтобы навсегда запечатлеть в памяти запах опасного ужина и впредь обходить его десятой дорогой.

Вампир еще некоторое время смаковал послевкусие ведьминской трапезы, с чувством облизывая губы и нежно поглаживая землю ладонями. Каждое ощущение отчего-то казалось новым, неизведанным ранее, возможно, давно забытым и счастливо обретенным только что. Конечно, это не могло сравниться с теплой кровью повелителя неба, но тот, из чьих жил пила упырица, не просто жертвовал добровольно, но и оказался не лишен неповторимого привкуса сверхъестественного. Не иначе был одним из многочисленных порождений Безымянного леса. «Ну и пусть, – толкнулась в голове Валсидала первая мысль. – Не все ли равно, кого употребила на свой первый ужин новоявленная кровососка?» Он смутно помнил, что чем сильнее кровь жертвы, тем быстрее прогрессирует упырь. Или это были слухи? С упырями ничего нельзя знать наверняка. Создатели собственных свор нежити редко делились опытом, в первую очередь оттого, что собственные собратья осуждали подобные вольности, весьма опасные как для вампиров, так и для окружающих.

– Главное, чтобы очнувшаяся от экстаза закуска сама не решила закусить упырицей, – пьяно хихикнул Валсидал, внезапно осознавший, что звездное небо над головой напоминает прекрасную россыпь брильянтов на темном бархате.

И как он раньше этого не замечал? И вообще, ночь на редкость прекрасна, а воздух свеж и пахнет грядущей весной. Но тут его осенило. Упырица могла пострадать! Благодарная она или нет, но вампир чувствовал свою ответственность за ту, что создал. Валсидал тяжело вздохнул. Все-таки тяжелая это ноша – быть чьим-то создателем. Сплошные хлопоты, просто ни днем ни ночью покоя нет. Все еще пребывая в легкой степени экстаза, он рывком поднял себя на ноги, затем, пошатываясь и хихикая всякий раз, когда спотыкался, отправился на поиски ведьмы. Валсидал и не подозревал, что этой ночью в поисках Светлолики по лесу бродит далеко не он один.

Лютый в панике метался по поляне. Все его звериное нутро отчаянно сигналило о необходимости срочно спрятать виновницу своих необычных ощущений как можно дальше от случайных глаз. То, что в Безымянном лесу праздношатающихся субъектов особо не встретишь, оборотня не волновало. Инстинкт вопил: «Спрятать – и точка!» А вот куда девать хрупкое девичье тело, отчего-то не уточнял. Видимо, предоставлял зверю самому решать сложную задачу, тренируя заодно изворотливость ума. Сама ведьма без чувств лежала тут же под деревом, не принимая в метаниях вервольфа ровно никакого участия. Как только она получила порцию крови монстра, так и обмякла в спасительном обмороке. Трудно сказать, почему случилось именно так. То ли сказался ужас происходящего, то ли с девушкой слишком многое произошло в один день, вот она и не выдержала, взяла небольшую паузу. Вдруг дальнейшие события будут еще хлестче, а она совершенно не отдохнула. Вервольф, на чьем горле крепкие девичьи зубы оставили глубокие рваные отметины, даже не переживал по поводу столь пустячного ранения, залечив его простым превращением из человека в человека-волка. Он даже тихо порадовался, что процесс прошел пусть и болезненно, но гораздо проще.

В это время на поляну, где в полном смятении находился монстр, опрометью выскочили трое. Возглавлял забег Панас. Столкнувшись лицом к лицу с приличных размеров вервольфом не в человеческой ипостаси и к тому же в полнолуние, глава Хренодерок удивленно охнул, осадил назад и споткнулся. Он в полном изумлении осел на землю и хотел было зажмуриться, но не стал, решив смело встретить опасность лицом к лицу. Впрочем, факел на всякий случай выставил вперед, как элемент устрашения нежити.

Лютый не то чтобы испугался, огня он не боялся, так как всю свою жизнь прожил в тесном соседстве с людьми. Просто он не хотел, чтобы с лежащей позади него девушкой что-либо случилось, пока он разбирается с неадекватным местным жителем. Поэтому вместо того, чтобы разорвать голову Хренодерок на части, человек-волк предпочел стратегическое отступление. Сделав пару шагов мощными лапами назад, он оскалился, показывая, что дальше отступать ему некуда, и если что, станет драться. Панас пантомиму монстра понял правильно, не зря же он столько лет проживал по соседству с двуипостасными. Голова перекрестился факелом с видимым облегчением на лице, выдавил из себя что-то вроде «ладно-ладно, я уже ухожу… Не стоит так нервничать, это вредно для здоровья», поднялся на карачки и попытался покинуть место встречи, передвигаясь на четвереньках. Но не тут-то было.

На поляну выскочила Параскева, споткнулась о стоящего в интересной позе мужа и с визгом полетела в сторону Лютого. Вервольф вполне мог отпрыгнуть в сторону, но это означало оставить трепетно охраняемый объект практически беззащитным перед совершенно распоясавшимися людьми, которые кидались даже на него. Поэтому Лютый предпочел остаться на месте и принять основной удар дородного тела жены головы на себя. И был прав. Удар оказался весомым, заставив оборотня поперхнуться от ощущения, словно его лягнула в грудь лошадь двумя задними ногами разом. Параскева же пораженно обозрела внушительного вида клыки, непонятно каким образом помещавшиеся в пасти здоровенной серой зверюги, и заголосила что есть мочи, постепенно переходя на режущий уши ультразвук. Оборотень попытался было закрыть уши, либо оторвать от себя отчаянно верещащую женщину, но в обоих случаях не преуспел. Женщина судорожно вцепилась в густой мех зверя, и оторвать ее можно было лишь вместе с изрядным куском шкуры. Лютый не понаслышке был знаком с знаменитой мертвой хваткой таджмистанских бойцовых собак, чей скромный размер сполна компенсировался дикой свирепостью и челюстями, способными одним укусом перегрызть берцовую коровью кость. Собственно, ухо ему порвали в бою с псами, что стерегли Шаарские рудники. Захват женщины отчетливо напоминал хватку этих злобных собак. Конечно, Лютый запросто мог перекусить упитанной женщиной или одним сжатием мощных челюстей прекратить ужасные звуки, исторгаемые ее глоткой, но инстинкт отчаянно сигналил о возможном заболевании бешенством у добычи. Опыт подсказывал, что нормальные люди вовсе не склонны кидаться на шею оборотням и визжать им в уши. Обычно они с воплями удирают во все лопатки со всей прытью, на которую способны их не очень-то выносливые конечности.