Способ побега - Екатерина Федорова

— А какова сила твоей, э-э… пасти? — Он постарался задать вопрос обтекаемо, надеясь, что Гортензия поймет. Не спросишь же прямо, какова, мол, твоя огневая мощь?

Гортензия, слава богу, все поняла:

«Если дыхну от решетки, то проплавлю пол».

Он имеет в своем распоряжении огнемет достаточной мощности. Что ж, можно приступать к следующему этапу операции.

Тимофей протянул руку и встряхнул прикорнувшего после ужина Леху:

— Вставай, пошли будить народ.

— А?! — Леха заспанно моргнул. — Ты че, Ильич в семнадцатом, что ли? Так я броневика здесь не наблюдаю…

— Декабрист я, — сердито сказал Тимофей. — Помнишь фразу — декабристы разбудили Герцена, Герцен разбудил Россию. За неимением времени и Герцена придется будить местную Россиё) самим. Вставай!

— Ты не так цитируешь, — укоризненно поправил командира Леха, но с пола поднялся. — А что делать-то будем?

— Пошли. Нашелся тут браток-философ…

Нет, не зря все-таки Леха в юные свои годы отсидел десятилетку за школьной партой. Образование из него иногда так и перло. Надо же — не просто знает знаменитую в прежние времена фразу, но еще и подлавливает — неправильно, дескать, цитируешь…

Теперь уже Резвых оперся на плечо Лехи. И так похромал к первой группе сокамерников.

Его встретили внимательными настороженными взглядами. Он вспомнил, как учил его Михей — выступая перед людьми, выбери самое неприветливое лицо. И говори, глядя на это лицо. Именно оно покажет тебе, убедительно ты говоришь или нет.

И он выбрал личико, густо обвешанное черными кудрями. Кудри росли и со лба, и с боков, и с подбородка. Еще черные крупные глаза и коричневатый цвет кожи. Выбранный объект сильно напоминал Че Гевару, гения латиноамериканской революции. Правда, нос совершенно не тот, не латиноамериканский. У местного Че он был крохотный, в форме кнопочки. Но в остальном — Че как Че…

Тимофей притянул надежное Лехино плечо поближе к себе и крепко вцепился в него пальцами. У него поднималась температура, и его ощутимо покачивало от жара.

— Орлы! — На языке д'эллали слова «орлы» не было, поэтому он выбрал самое близкое к нему значение — словосочетание «т-кьюр де кола», обозначающее стаю хищных озлобленных птиц.

Орлы, до этого вяло беседовавшие вполголоса, смолкли и уставились на него. Тимофей величественно взмахнул рукой, призывая вторую группу, числом поменьше, присоединиться к ним.

В течение небольшой паузы, которую Тимофей заполнил энергичным постукиванием носком здоровой ноги по полу, вторая группа подтянулась поближе. И расселась вторым эшелоном за первой.

— Итак, орлы! — Тимофей вновь отыскал лицо инопланетного Че Гевары, внимательно присмотрелся к нему. Брезгливая непримиримость, отпечатанная на этом лице, от обращения землянина только усилилась.

Резвых ленинским жестом воздел вверх левую руку — поскольку правой приходилось держаться за Леху — и вдохновенно заговорил:

— Орлы, есть разные способы получить духовное освобождение. — Высокопоставленные беженцы должны понять, что слово «духовное» он вставил сюда только ради конспирации. — Я призываю вас к духовной свободе! Что такое эти стены, если дух свободен!

Если они не поймут намеков, значит, их совершенно справедливо изгнали из своих миров. Словом, дурни, гоу на фиг.

Личико Че Гевары перекосилось от возмущения. Тимофей ощутил вдруг сильнейшую неуверенность. «Да ну тебя», — бессильно подумал он. Некоторые способны загубить любые агитационные порывы…

И землянин торопливо перевел взгляд на свиномордого, который в тот раз подходил к нему с интересным предложением о свободе за весьма немаленькие деньги. Товарищ Пятачок глядел на Тимофея с пониманием и даже с одобрением на рыластом лице.

Надо думать, в своем мире этот Хрюша был завзятым интриганом. Свиномордый Явно понял все с полуслова.

— И первое, что вам нужно сделать… — Он выделил это «вам» и сделал небольшую паузу. — Это объединиться в духовном порыве! Всем вместе! И совместно приучить наши тела к испытаниям!

Пятачок задумался. Лицо инопланетного Че стало вдруг хмурым. Пытается вдуматься — или решил для себя, что все это бред сумасшедшего?

— А… а какая у вас доктрина? — проскрипел вдруг старый знакомый — ушастый Чебурашка с голой синей кожей. Тот самый, который располосовал Резвых ногу и щеку.

У Тимофея при одном взгляде на него раны запульсировали болью.

— Они что, из депутатов? — с веселым изумлением поинтересовался шепотом Леха. — Доктрины ему подавай… Все равно от безделья маются и друг друга поедом жрут. Может, ему еще предвыборную программу составить?

— Леха, — на родном языке тихо сказал Тимофей, — молчи, Леха. Ты что-нибудь из Священного Писания знаешь?

— Отче наш, иже еси… — скороговоркой выдал Леха.

— Это я тоже помню. Нет, это не совсем то, что надо. Ну что ж, попробуем сымпровизировать…

Он развернулся к братьям по разуму и многозначительно провозгласил:

— Тот, кто следит за нами с небес… он проследит за тем, чтобы у вас все было хорошо. И ныне, и, э-э… в будущем. Особенно в будущем. — Сэнсэй сделал ударение на последнем слове. — И тот, кто глядит с небес, простит все ваши нехорошие дела, как я простил их вам. А затем! — Он возвысил голос: — Смотрящий с небес направит вас на путь истинный.

Он сделал еще одну паузу, чтобы дать слушателям переварить то, что они уже услышали. В сказанном заключалось сразу три смысла. Первый — слова его были откровенной белибердой, второй — в них содержался намек на побег. И третий — если их подслушивают стражники, то он сможет объявить, что таким образом решил положить начало новой религии. Дескать, это всего лишь проповеди, господа цепные псы.

Интересно, каково будет почувствовать себя пророком?

— А всякий путь начинается с шага. Поэтому — прежде чем прийти к тому, кто смотрит на нас с небес, мы должны сделать шаги…

— Что за бред… — бросил инопланетный Че.

Сейчас его будут уличать в том же, что и Леха, — в ушибленной головке.

— Значит, так, — прокурорским голосом распорядился Тимофей, устремив взгляд в стену над головами братьев по разуму. — Кто хочет делать шаги вместе с нами и приобщиться к грядущему… я особо повторяю — к грядущему. Того, как говорится, милости просю. А кто не хочет, тот пусть сидит в сторонке.

— Позвольте, — осторожно проскрипел свинорылый, — что вы предлагаете делать? И направлено ли это на то, о чем мы с вами…

— На что надо, на то и направлено! — уверенно заявил Тимофей. И уже на русском языке обратился вполголоса к Лехе: — Леха, ты строевую подготовку помнишь?

— Обижаешь, начальник. Я на действительной два с лишним года оттрубил…

— В общем, так. — Тимофей поднял руку, которой держался за плечо Лехи, и потрепал его по крутому загривку: — Строй их в две шеренги и учи ходить строем. Начинай прямо сейчас.

— Зачем? — Леха открыл рот и выпучил на тренера по тюк-до глаза.

Тот одарил Леху мрачным взглядом и изрек:

— Кто из нас командир?

— Ты, — признал Леха. Но глаза у него нормальными так и не стали.

— А раз я командир, то делай, что говорю. Давай… — Тимофей перешел на д'эллали и громко проревел, обращаясь к сокамерникам: — Повторяю. Учтите, сейчас я выражаюсь образно. Кто хочет достигнуть вышнего предела… — он многозначительно потыкал рукой вверх, ничего особо не обозначая, но давая достаточно намеков, потому что наверху, сразу за решеткой, простиралось сиреневое небо Эллали, — тот будет слушаться нас двоих. А сейчас станете делать то, что скажет мой товарищ. Кто не хочет, пусть сидит спокойно и сопит в две дырочки. Я никого не неволю, никого Не заставляю… Выбор, кому как жить в будущем, каждый пусть сделает сам. Как говорится, дело сугубо добровольное. Леха, командуй.

Тимофей очень по-армейски развернулся через левое плечо, покачнувшись на больной ноге. И похромал к своей стене.

Сзади Леха раздавал приказы:

— Шевелись! Орлы, как сказал наш командир. Курята вы, а не орлы… — Вообще-то на д'эллали не было слова «курята». Употребленное Лехой слово дословно переводилось как «мелкие птички, предназначенные для забоя». — Крыльями не машем, для начала построимся вдоль стенки в одну линию.

Велик был соблазн обернуться и посмотреть, сколько сокамерников подчинились сержантскому покрикиванию Лехи. Но он пересилил себя. Дохромал до стенки и почти соскользнул на пол, скребнув ногтями по неровной поверхности стены.

И только тогда поглядел на противоположную сторону камеры.

Все до одного (все! до одного!) толпились у стенки, пытаясь изобразить ровный строй. Леха неторопливо передвигался вдоль шеренги, перестраивая инопланетян по ранжиру. И по дороге почти нежным тоном уговаривал их подтянуть животы.

Остаток дня отставные диктаторы провели в трудах и построениях.