Сновидения - Нора Робертс

Не задерживаясь, Ева прошла к старику с коричневым и сморщенным, как грецкий орех, лицом. Тот методично выкладывал на полку пакеты с лапшой быстрого приготовления.

– Мне нужен мистер Пак. – Ева показала жетон.

– Я уже говорить с копами. – С таким же угрюмым выражением, как и у парня, старик ткнул в нее корявым пальцем. – Вы почему не приходить, когда шпана воровать? Почему, а? А? Почему тогда вы не здесь?

– Мистер Пак, я из убойного отдела. Я расследую убийства.

Он выставил руки и обвел лавку широким жестом.

– Здесь мертвых нет.

– Я рада это слышать, но в соседнем здании были убиты двенадцать девочек.

– Я слышать это все. Ничего не знать. Пришла сюда – купи что-нибудь.

Ева призвала себя к терпению. Старик выглядел так, будто ему миллион лет, парень за прилавком над ним откровенно потешался. Она подошла к холодильнику, взяла банку пепси, наугад схватила сладкий батончик и шлепнула их на прилавок перед насмешником.

Тот просканировал покупки и под ее недобрым взглядом скалиться перестал. Ева расплатилась, батончик сунула в карман, а банку с пепси открыла.

– Я купила, – повернулась она к Паку.

– Купила, заплатила – шагай.

– Удивляюсь, как при таком воодушевляющем и индивидуальном подходе к клиентам у вас тут не толкутся покупатели. Двенадцать девочек! Из тех, кого мы сумели идентифицировать, имея лишь то, что от них осталось, старшей было четырнадцать, младшей – двенадцать. Вы тут уже много лет торгуете. Кто-то из них наверняка к вам захаживал. Вы видели, как они проходят мимо, слышали их голоса. Тот, кто их убил, оставил их гнить до костей, не выказав ни малейшего почтения, а родные в это время сбивались с ног в поисках.

Старик лишь нахмурился и продолжил выгружать пачки на полку.

– Каждый день, когда вы открывали магазин, когда закрывались, когда заполняли полки товаром, подметали пол, они лежали там, в темноте. Одни.

Его похожее на орех лицо приняло жесткое выражение.

– Меня не касается.

– А я сейчас сделаю так, что будет касаться. – Она оглядела лавку. – Если я захочу, как вы, упереться рогом, я тут мигом всяких нарушений накопаю. В противном случае могу подать заявку на усиленное патрулирование этого района, и у вас тут станет спокойнее. Вы что выбираете?

– О мертвых девчонках ничего не знать!

Ева жестом подозвала его к прилавку, достала фотографии и выложила перед кассой, рядом с коробками жвачки и ментоловых пастилок.

– Никого не узнаете?

– Вы все одно лицо. – Он впервые изобразил подобие улыбки. – Они все время ходить, девочки, мальчики… Таскать товар, шуметь, беспорядок учинять. Плохие девочки, плохие мальчики. Я думать, когда они съехать, это прекращаться. Но всегда есть новые. Я работать, моя семья работать, а они воровать.

– Сочувствую, но эти девочки уже точно у вас ничего не украдут. Они умерли. Посмотрите на них, мистер Пак. Никого не вспоминаете?

Старик выдохнул, встал поудобнее и нагнулся так низко, разве что носом не уткнулся в фотографии.

– Уже год как у окулиста не был, – сказал парень.

– Зато уши у меня в порядке. Иди заканчивай там. Вот эта. Непутевая!

Он ткнул корявым пальцем в лицо Шелби.

– Она воровать. Я говорить: больше не приходить! Но она прокрасться. Я ходить, говорить с леди, и она такая учтивая. Она мне давать пятьдесят долларов и говорить, как ей жаль, она поговорить эта девчонка и другие. Она любезная, и какое-то время лучше. Вот эта девчонка. – Теперь он ткнул в фотографию Линь Пенброк.

Ева прищурилась.

– Вы уверены?

– Она одета как плохая девчонка, но у нее хороший семья. Это видно. Я ее помнить, потому что она не красть и она заплатить за то, что брать вот эта, плохая.

– Они были вместе? Эти двое?

– Приходить поздно, когда я закрывать.

– Это было до или после того, как приют из того дома съехал?

– После, но вскоре. Я знать, потому что я думать, больше могу из-за этой не волноваться, но она приходить опять. Я ей сказать убираться, а она показать мне грубый палец. Но другая девочка платить, и еще она извиняться на нашем языке. Это вежливо и учтиво. Я ее помнить. Она умереть?

– Да, обе они убиты.

– У нее хороший семья?

Вежливая девочка, хорошая семья – это имело для него значение, чем Ева и решила воспользоваться.

– Да, хорошая. У нее хорошие родители. И брат с сестрой, которые за ней присматривали. И все эти годы они надеялись ее отыскать. Она допустила ошибку, мистер Пак. Неужели за это она должна была поплатиться жизнью? С ними кто-то еще был?

– Не могу сказать. Я только помнить, они входить, когда я закрывать. Я помнить, потому что вот от этой были одни неприятности, а другая была кореянка и очень почтительная.

– Они между собой разговаривали? Не помните, может, упоминали, что с кем-то еще должны встретиться, куда-то пойти?

– Девчонки щебетать как птички. – Он помахал пальцами возле уха. – Только ноты слышать можно.

– Хорошо, а другие? Они сюда не приходили?

– Не могу сказать, – повторил он. – Много приходить и уходить. Вот этих двух я помнить.

– Вот эта. – Ева постучала пальцем по снимку Шелби. – С кем еще она приходила? С кем она общалась, вы видели?

– Чаще всего с маленькой черной девочкой, с большой белой. – Он сделал жест, изображая крупное телосложение. – Еще худой мальчишка, коричневый. Эта черная петь, как… – Он напрягся, потом спросил что-то по-корейски у угрюмого парня за прилавком.

– Ангелы, – подсказал тот.

– Да, как ангелы. Но она воровать. Они все воровать. И все они умирать?

– Пока не знаю. Спасибо, вы очень помогли.

– Вы делать, что обещать? Больше патрульных?

– Да, раз обещала – сделаю.

Ева распрощалась, подошла к опечатанному зданию, нагнулась под лентой.

Старик обозначил связь между двумя жертвами, теми, что были найдены вместе и раньше всех. Убиты вместе? – размышляла она. Одна в Обители жила, другая – нет. Одна – девочка из приличной семьи, другая – под надзором органов опеки, родители лишены прав.

Но перед тем как умереть, они были вместе, причем в двух шагах от того места, где их тела были сокрыты.

Она вошла внутрь. Просто постояла.

Линь заводит дружбу с Шелби уже после того, как Обитель съезжает. Сбежавшая из дома девочка, перед тем как вернуться, ищет острых ощущений и оказывается в компании девчонки с улицы, которая эти острые ощущения умеет добывать как никто. И обе в итоге находят свой конец в этом доме.

И все из-за того, что здание стояло пустым, подумала Ева.

Та, что с улицы, говорит беглянке: «Я знаю место, где можно перекантоваться. Можем там зависнуть, повеселиться».

Попасть внутрь несложно. Может, у той, что с улицы, были ключи, или коды к замкам, или какой-то лаз, каким она и раньше пользовалась.

Допустим, Шелби хочет вмазаться, рассуждала Ева. Обменять старый добрый минет на что-то интересное. А Линь для нее, вероятно, просто лохушка, но лохушка с деньгами. А может, и нет. Вряд ли та и другая успели определиться со своими ролями – не успели. А убийца? Он был уже здесь или пришел потом? Был у них тут сбор или просто не повезло?

Он должен был знать, что хотя бы Шелби придет назад. И он следил, ждал. Готовился? Были ли они первыми? Не исключено, что даже талантов Девинтер не хватит, чтобы определить, которая из девочек умерла первой. Или последней.

Сзади приоткрылась дверь. Ева обернулась и рванула ее на себя, так что Пибоди, потеряв равновесие, чуть не ввалилась внутрь.

– Ой! Привет. – Прошагав пешком от самого метро, Пибоди разрумянилась и запыхалась. Она протянула Еве пакет с сэндвичами. – Принесла тебе половину багета с острой индейкой. Вторую половину я сама съела. Вкусная. Эй, что случилось?

– Ты о чем?

– О синяке у тебя на лице.

– А, это… Небольшая потасовка с чрезмерно ретивой частной охранницей. Я победила.

– Поздравляю. У меня с собой аптечка.

– Да ерунда.

– Ну, если захочешь, имей в виду – она у меня есть. Ага, у тебя пепси. Это хорошо, потому что я про питье забыла, а мясо действительно острое, тут они не обманули.

– Спасибо. Что у тебя еще есть?

– А ты хотела чипсов, что ли? А-а, поняла, ты о работе. Поговорила. Не особо результативно. Сначала тетушка. Лярю Фримен.

Пибоди достала блокнот.

– Мне показалось, она вообще не в курсе дела. Девочка с ней не жила, но когда она – от соседки сестры – узнала, что девчонка опять сбежала, то подала заявление. Она производит впечатление какой-то измученной и смирившейся.

– Так, ладно. Я тут на многое и не рассчитывала.

– Теперь Карли Боуэн, – продолжала Пибоди. – Пообщалась с ее сестрой. Она была несколько шокирована, но, в общем и целом, мне показалось, она давно примирилась с мыслью, что уже не увидит Карли в живых. Они были дружны – знаешь, как это бывает: мы с тобой против всего остального мира. Когда Карли пропала, сестра сразу поняла: что-то случилось. У девочки практически не было подруг, она не могла никого к себе пригласить, стеснялась тусоваться, поскольку половину времени, когда не жила дома или в приемной семье, ходила в синяках или с разбитой губой. При каждом удобном случае оставалась у сестры. Ходила в школу, в церковь, была прилежной.