Деревянный венец. Том 1 (СИ) - Веденеева Валерия

До заката оставалось еще несколько часов, когда Истен рухнул на песок и понял, что больше не сделает ни шагу.

И вечером этого дня и утром следующего Истен опять пытался разбудить Альмара, и опять без толку. Выглядел тот нормально, дышал нормально, но приходить в себя не желал.

Второй день пути с ношей оказался в несколько раз сложнее первого. Жажда стала нестерпимой, солнце будто жгло в разы сильнее, а мальчик, казалось, стал весить как взрослый мужчина. Первые мили Истен с трудом передвигал ноги, а потом словно что-то щелкнуло внутри. Нет, идти легче не стало, но все ощущения потеряли привычную яркость. Словно бы это не Истен шел вперед, а некий оживленный магией голем, не чувствующий, не думающий.

Не думающий, впрочем, было не совсем верно, мысли не исчезли. Под палящими лучами солнца они лишь стали медленными и тягучими, потеряли остроту. Как и каждый день до этого, Истен вспоминал все, что случилось за последнее время — отречение матери, гибель отца, исчезновение старшего брата. Он вспоминал, как сам лишился всего, что принадлежало ему по праву рождения. И вспоминал того, кто был виновен по меньшей мере в половине его бед, — Тонгила.

Вот в памяти всплыл день, когда Истен нашел мертвое тело отца, к поверхности сознания привычно поднялись скорбь и гнев — и словно растаяли под нестерпимо палящим солнцем. Вот он вспомнил день, когда ушла мать, даже не обняв никого из своих детей на прощание, лишь холодно повторила просьбу-приказ ее не разыскивать, и шагнула во Врата, открытые ее учеником. Ощутил прежнюю горечь и обиду — но и их не стало под палящим солнцем. Вот Истен вспомнил путешествие с отрядом наемников, Тибора, который потом оказался его злейшим врагом. Вспомнил все унижения, перенесенные по его вине. Ощутил вспышку привычной ненависти — но солнце сожгло и ее.

Он продолжал идти, порой смутно удивляясь тому, что у него откуда-то берутся на это силы, а солнце продолжало выжигать в нем все старые чувства. Всплывали в памяти, один за другим, люди, которым он прежде завидовал, но и зависть выцветала, оставляя лишь слабое недоумение от осознания, что прежде он тратил столько сил на сожаления о том, чем не мог обладать.

Следом за чувствами поблекли и голоса в его голове. Они еще продолжали шептать про песок и воду, про гибель всего, что живет на суше, но это проходило будто мимо Истена.

А потом в памяти всплыл образ цветущих яблонь, о которых рассказывал Альмар. Розовые облака лепестков. Этот образ таял дольше мрачных воспоминаний, и после него осталось лишь ощущение спокойствия. Истен в очередной раз посмотрел на горы вдали, в очередной раз подумал, что не дойдет, что уже скоро свалится от усталости и жажды и умрет здесь, но привычного отчаяния не ощутил. Лишь покой.

Альмар не очнулся и к утру третьего дня, и Истен вновь понес его в самодельной переноске. Ни жара, ни жажда больше не казались нестерпимыми, хотя Истен чувствовал, как пересохло во рту, как потрескались и покрылись кровяной коркой его губы, как будто насыпало песком в глаза, и насколько тяжелее стало передвигать ноги. Просто это все казалось неважным. Он шел вперед, потому что остановиться и сдаться было неправильно. Он нес ребенка, потому что бросить его умирать одного тоже было неправильно. И он все реже поднимал взгляд на горы на горизонте — какой смысл смотреть на то, чего никогда не достигнешь.

За мгновение до того, как присутствие обрушилось на них, Арон его узнал. Вернее, узнал стоящую за ним суть. И, как всегда прежде при ее появлении, мир изменился, свет померк, все в нем отодвинулось, потеряло четкость. Ни Лоргана, ни его подмастерьев Арон больше не видел, только эту суть, которая, тоже как всегда, явилась в виде огромной волны с пенистыми краями.

«Возвращайся в Террун. Останови хаос», — голос Великой Матери возник у него в голове, гулкий и глубокий. — «Иначе твоя вторая родина падет».

«Но мой сын здесь!» — боги, конечно, очень не приветствовали, когда смертные с ними спорили, но судьба Альмара волновала Арона куда больше, чем намечающиеся беспорядки в империи.

«Ты сохранил моего ребенка и помог ему», — сказала богиня. — «Я сохраню твоего и помогу ему. Возвращайся».

А потом волна обрушилась на него, погребла под собой — и ушла, оставив лежащим на земле.

Несколько мгновений Арон смотрел в чистое небо, с раздражением задаваясь вопросом, почему у всех богов, которых он знал, было так плохо с чувством юмора. Особенно этим славилась Серая Госпожа, но и остальные были не лучше. Скажем, Уррий в свою бытность Существом вообще не понимал, что такое шутки и веселье, зато, приняв имя Уррия, вдруг научился шутить — правда, для этого ему потребовалось сойти с ума. Или вот Великая Мать. Что за дурная привычка каждый раз являться перед Ароном в виде волны и опрокидывать на землю? Нельзя было просто поговорить?

Показалось, будто откуда-то издали донесся женский смех.

— Арон, ты цел? — спросил Лорган.

— Цел, — отозвался он, поднимаясь на ноги и поворачиваясь к Темному. — С тобой она тоже о чем-нибудь говорила?

— Кто она? — на лице Лоргана отразилась искренняя растерянность.

— Великая Мать.

— Это была она? — теперь Лорган выглядел не только растерянным, но и немного испуганным. Похоже, к таким близким встречам с богами он не привык. — Нет, ни о чем не говорила. Все просто почернело на несколько мгновений, а потом темнота рассеялась.

Арон вздохнул, в последний раз посмотрел на пустыню, лежащую за барьером, и кивнул Лоргану.

— Вели своим ученикам открывать Врата. У тебя есть маяк на мой замок на севере?

— Конечно. Ты же еще тогда предупреждал. Вот, — Лорган снял с шеи толстую серебряную цепочку с крупным, грубо обработанным чароитом, и протянул Арону.

«Маяк нужно активировать, просто так он не сработает. Возьми в руки и подумай при этом о возвращении в замок», — сказал Прежний.

Арон взял цепочку, мысленно хмыкнув. Пусть Прежний и доверял Лоргану — насколько он в принципе был способен доверять — но ограничений поставил немало. От рук Арона по звеньям цепочки к камню пробежала искра, и камень засветился мягким сиреневым светом. Лорган взял цепь у Арона и передал одному из подмастерьев.

— Тимаш, открывай Врата.

Когда Врата открылись и Лорган с учениками уже прошел в них, Арон еще на несколько мгновений задержался, чтобы достать камень с рубином. Тот горел привычно ярко, говоря о том, что его сын жив и здоров.

И Великая Мать обещала помочь — единственная из богов, кому он верил.

Арон шагнул во Врата.

Глава 22

Охота закончилась удачно и к выделенной ему юрте Венд шагал в приподнятом настроении. Добычу он, как и в прошлые разы, отдал разделывать кочевнице из юрты, стоявшей по соседству. За работу женщина забирала себе часть мяса, остальное нарезала небольшими кусками и засыпала солью. Не то чтобы Венд сам не мог все это сделать, но перспектива нескольких кружек веселящего напитка и крепкого сна после них нравились ему куда больше, чем работа мясником.

Ни вина, ни пива тут, в землях кочевников, не водилось, и Венд придумал им замену — разводил в молоке айхру: одна доля валящего с ног местного напитка на семь долей молока кобылиц. Крепость получалась как у светлого пива, его любимого, да и против молока он ничего не имел. Тууры смеялись, что имперец переводит отличную айхру впустую, но Венд их не слушал — еще не хватало напиваться до бессознательного состояния в земле чужаков. А так милое дело — и рука с оружием остается крепка, и на душе веселей.

Венд довольно смутно помнил видения, приходившие к нему в то время, когда он лежал, пораженный ядом зимней бури, однако и самого Арона, ставшего его проводником в мире духов, и все сказанные им слова Венд запомнил хорошо. Особенно предупреждение мага: «Не заезжай в племя тууров». И вот Венд уже третью неделю жил в таком племени, не видя возможности его покинуть. Впрочем, никаких неприятностей с ним не происходило и все чаще он думал о том, что с предупреждением Арон ошибся, но полностью расслабиться все равно не решался.