Пища любви - Энтони Капелла

— Двое. Джоан помогает мне на кухне, а Мария — официантка, — он понизил голос. — Честно говоря, именно из-за нее сюда и приходит большинство завсегдатаев. — Он подозвал молодую женщину, которая как раз сортировала ножи в дальнем конце зала, — Мария, подойди и поздоровайся.

Женщина повернулась к ним. Это была смуглая жгучая брюнетка с чувственным ртом и грудью навыкате; когда ее соблазнительное тело заскользило между столиками и стульями, Томмазо, задыхаясь, пробормотал: «Fossea' Madonna!». И по привычке расплылся в своей самой обворожительной улыбке. Впрочем, женщины такого типа в данном случае обычно хмурятся.

— Приятно познакомиться, — сказал Бруно и пожал ей руку — Скажите, Кристоф, как часто вы проверяете газовые плиты?

— Каждые полгода, — ответила за хозяина Мария — Во всяком случае, с тех пор, как я здесь работаю. А до этого, — она пожала плечами, — кто знает? Документация велась из рук вон плохо.

— Мария помогает мне и по административной части, — пояснил Кристоф.

— В основном любезничаю с кредиторами, — добавила Мария.

— Я уверен, что у вас это отлично получается, — многозначительно заметил Томмазо. Мария не обратила на него никакого внимания.

— Мы очень надеемся, что вы останетесь, — продолжил Томмазо.

— Может быть… — Она опять пожала плечами — Зависит от того, что вы собираетесь делать. Если мне понравится, я останусь. Посмотрю, как пойдут дела.

— У нас очень простой план, — сказал Бруно — Мы собираемся готовить самую лучшую еду в Риме. Настоящую римскую кухню, рецепты наших бабушек, но слегка осовремененные. Чуть попроще, чуть полегче, чтобы все выглядело по-новому, несколько непривычно.

— Гм… — Мария смотрела на него с подозрением. — Видимо, вы поменяете всю обстановку?

— Мне нравится и так, — заверил ее Томмазо.

Бруно подошел туда, где с темного крюка свисали сплетенные в косу головки чеснока. Он сжал в кулаке одну головку, и та рассыпалась в пыль.

— Кое-что, вероятно, придется слегка освежить, — сказал он — А вообще эстетика семидесятых сейчас в моде.

— Это грязная дыра, — заявила Мария тоном, не допускающим возражений. — Здесь придется многое поменять, чтобы привлечь молодежь, но не настолько много, чтобы от нас отвернулись завсегдатаи. Нужно сделать скромное освещение, но на все это вам понадобится по меньшей мере тысяча евро.

— Она очаровательна, — заметил Томмазо, когда они с Бруно пили кофе, вернувшись от Кристофа.

— Кто?

— Официантка.

— Производит впечатление очень ответственного человека. Пожалуй, это знак свыше, ведь ни один из нас не обладает этим достоинством, — Бруно пристально посмотрел на Томмазо. — Итак, мы беремся или нет?

— Безусловно, — ответил Томмазо, у которого рассеялись последние сомнения.

— Хорошо. Но нужно поменять название. Все должны знать, что это наш ресторан.

Томмазо немного подумал и предложил:

— Как насчет «Il Cuoco»?

— «Повар»? Гм… Это намек на тебя или на меня?

— На обоих.

— Что ж, значит, «Il Cuoco». — Бруно поднял чашку с кофе. — За лучший ресторан в Риме.

Одно дело — готовить конкретные блюда, и совсем другое — составить меню. Бруно очень быстро понял, что эта задача гораздо труднее. Но его воодушевляли мысли о Лауре.

На их маленькой кухне появлялись все новые и новые блюда. Бруно пытался воссоздать традиционные блюда римской кухни, при этом внеся в каждое из них что-то свое, дополнив их теми качествами, которые ему нравились в Лауре, — смесь сложности и простоты, свежести и едкости, невинности и опытности. В каком-то смысле каждое из его творений соответствовало ее вкусу.

Работая, Бруно мурлыкал что-то себе под нос, с головой окунаясь в ароматы и сочетания продуктов. Позже, вспоминая об этом, он признался себе, что это было самое счастливое время в его жизни — все казалось возможным, да и сердце еще не было разбито, только дало трещину.

Лаура решила показать Томмазо свои любимые картины.

— Караваджо был очень несдержанным человеком — рассказывала она, когда они стояли перед «Мальчиком, укушенным ящерицей» — Однажды, во время спора о живописи, он набросился с кинжалом на другого художника. А еще он был очень озабочен тем, что именно он ест. Как-то раз он спросил у официанта, какие артишоки были приготовлены на сливочном масле, а какие на растительном. Официант ответил: раз вы не можете определить это по запаху, значит, вы не почувствуете и разницы во вкусе. И Караваджо полез на него с кулаками.

Томмазо понимающе кивнул.

— Да, нелегко работать официантом.

— Он был буквально одержим реализмом, — продолжала Лаура. — Хотел изображать на своих полотнах самых обыкновенных римлян, а не идеализированных библейских персонажей.

Но Томмазо уже двинулся дальше. Он считал, что ходить по картинной галерее нужно следующим образом: быстро все осмотрел, обратил внимание на понравившиеся картины и, нигде не останавливаясь, добрался до выхода.

В конце концов Лаура сдалась. Ну и что с того, что Томмазо не разделяет ее увлечения искусством? Его голова забита совершенно другими мыслями.

Томмазо очень беспокоила покупка новой мебели для «Il Cuoco». Они явно не укладывались в бюджет. Доктор Феррара нашел новых партнеров, в которых был не вполне уверен, но денег все равно не хватало на все, что хотелось сделать. Во-первых, украшение зала, которое стоило баснословно дорого. Во-вторых, старый винный погреб Кристофа: Мария настаивала — стоимость покупки ресторана подразумевала, что старый хозяин заберет все вино. Но хуже всего было то, что Бруно занялся подбором штата и заказал кухонное оборудование, совершенно не задумываясь о его цене. Когда Томмазо спросил его, действительно ли им необходимы двадцатискоростной миксер и печка, которая топится дровами, Бруно посмотрел на него с явным недоумением.

И тогда Томмазо решил: пусть Бруно получит все необходимое оборудование, а остальное Томмазо раздобудет тем же способом, каким он наполнял свой холодильник, когда только начинал работать официантом.

Каждый день Томмазо и Бруно выходили из «Темпли» с карманами, набитыми серебряными ложками, вилками и ножами. Позвякивая на каждом шагу, друзья спускались с холма, а дома складывали свои трофеи в специальный ящик.

— Если работать с такой скоростью, мы управимся не раньше, чем через год, — сказал Томмазо как-то вечером, изучая содержимое ящика, — Придется поднапрячься.

С того дня пропажи столовых приборов в «Темпли» приняли размеры эпидемии. Франциско выдвигал ящик буфета, и выяснялось, что чайных ложек там не осталось вовсе, а миски, блюда, десертные тарелочки и даже хрустальные стаканы исчезали с такой скоростью, словно в здании завелся домовой.