Ответ Империи - Олег Измеров

На Брянск опускался синеватый вечер, и серо-лиловые кляксы облаков низко ползли над крышами по бледному небу, стыдливо розовеющему послезакатным румянцем за площадью Партизан. Прожекторов подсветки еще не включили, и стела памятника темной полосой перерезала гаснущий небосвод.

Неспешной походкой усталого после рабочего дня человека Виктор прошелся до остановки у кинотеатра, наблюдая, как закрываются шторами окна домов и за ними вспыхивают невидимые с улицы люстры. Лица встречных прохожих показались ему более беспечными и веселыми, чем в его реальности, жизнь выглядела более спокойной, и даже напоминания об угрозе НАТО стали атрибутом привычной безмятежности. В конце концов, большинству из ныне живущих здесь этот военный блок, созданный специально против России и оставшийся в нашей реальности динозавром холодной войны, угрожал с самого рождения – как одна из природных стихий.

Он заглянул в кинотеатр, посмотрел на привычные небольшие очереди у двух касс справа от входа и прочел афишки. В зеленом зале шла эксцентрическая комедия «Админы» с Анкундиновым, Лосевым и Паршиным в главных ролях, в синем – фантастический ужастик «Полураспад», описывающий, как было указано в анонсе, «трагическую судьбу маленького человека после разделения СССР и крушения социализма».

«Это мы смотрели», – подумал Виктор и вышел на остановку.

– Извините, вы не курите?

Виктор обернулся на голос. Перед ним стояла высокая девушка в красной куртке, потертых джинсах и круглой легкой шапочке на кудряшках а-ля двадцатые годы.

– Нет, ничем не могу помочь.

– Что ж такое? Брянск превращается в город некурящих и непьющих мужчин. Думала, вы, как старшее поколение…

– А я никогда не курил.

– Да вот тоже хочу бросить – работа нервная, журналистика. Все чувства людей пропускаешь через себя, когда пишешь. Кстати, вы гуманитарий или инженер?

– Инженер, – ответил Виктор, ничуть не смущаясь бесцеремонностью расспросов; для репортеров это просто профессиональная привычка.

– Вы участвуете в городской дискуссии «Нужен ли Брянску монорельс»?

– Еще не включился. И, по-моему, это слишком дорого. Я имею в виду монорельс.

– Ну, это зависит от конструкции, – зачастила она, словно вела репортаж. – Во всяком случае, уже пришли к выводу, что копировать сочинский не имеет никакого смысла из-за холодного климата. Да и в Сочи у него больше туристское назначение, как у фуникулеров и канаток. Навесная конструкция – это не для нас.

– Однозначно. Тем более что автомобилей на улицах еще мало.

– Личный автомобиль – это ошибка хрущевской эпохи, – безапелляционно отбарабанило юное создание, – попытка догнать Америку и тяжкий удар по экологии. Он оправдан в основном на селе. В городе должен быть развит общественный транспорт, не требующий много жизненного пространства. Поэтому основной концепцией города предусмотрены бесплатная автобусно-троллейбусная сеть на основных направлениях и моторы, то есть маршрутные такси, которые являются экономичной альтернативой личному автомобилю и частично такси.

– А не боитесь, что маршрутки… то есть моторы… будут отбирать пассажиров у троллейбусов?

– У нас же не капитализм! – воскликнула журналистка. – При капитализме – да, еще в начале века в США стихийные моторы отбирали пассажиров у трамваев, потому что они ездили чаще, и кому некогда было ждать, садился. Поэтому с одна тысяча девятьсот пятнадцатого муниципалитеты их стали запрещать, и поэтому на Западе они так неразвиты. Но американский трамвай это не спасло, его победил личный автомобиль. У нас в Союзе моторы – конкурент личного авто, а не троллейбуса. Представляете, как были бы без них забиты улицы?

– Вполне, – ответил Виктор.

– Вы были за рубежом?

– Ну, по телевизору же, в кино показывают.

– Вот. Но скорость троллейбуса ограничена, и поднять ее можно, только если отделить линию от улицы. Технически в Брянске можно построить монорельс, «Брянский рабочий» летом публиковал проекты. Но будет ли это выгодно? Нам важно мнение каждого горожанина.

– А это мнение кто-то будет слушать? – спросил Виктор, пытаясь выбраться из вороха слов и вспомнив, как проходили разные общественные слушания в его реальности.

– А как же! Вот вы, к примеру, где сейчас работаете?

– В кооперативе «Коннект». Устраиваюсь.

– Вот так же, как у вас на работе все сотрудники каждый день улучшают производство, точно так же все жители должны каждый день улучшать наше общество и государство. Качество нашей жизни, как и качество услуг, нельзя считать совершенным: завтра мы с вами обязаны сделать нашу жизнь, наш город, нашу страну лучше. Ой, извините, моя «сто двенадцатая». Всего доброго! – И она упорхнула в подкатившую маршрутку.

«Неужели это все не сон? Неужели они в самом деле так думают, говорят… Неужели это так и есть?»

И тут Виктор внезапно понял, почему его в детстве не увлекали потрясающие картины светлого будущего, написанные великими фантастами. Не находилось в этих картинах механизмов, что делали это будущее светлым. Все вроде как-то решено в суровой борьбе предыдущих поколений, и после долгих лет этой борьбы и страданий вдруг ни с того ни с сего кто-то сказал: «Ша, мы его построили, и теперь осталось только гоняться за элементарными частицами и заселять кольцо Сатурна». Неясно было и то, как это общество держит себя незамаранным. Виктор, как-то уже в зрелом возрасте, читал «Полдень, XXII век» Стругацких из профсоюзной библиотеки и дошел до эпизода, где двум покупателям перепутали при доставке бытовые комбайны, да к тому же у этих машин будущего оказались дико непонятные интерфейсы и мануалы. Его просто поразило, что дальше глава кончилась, и почему-то никто никаких мер не принял. Неужели энное количество людей Полудня и дальше будут страдать от тех же глюков? Будущее, которое не фиксит своих ошибок, нежизненно, и его, как Солнечный город, развалят первые три осла. Реальное светлое будущее – это огромный виртуальный муравейник, где каждый, как придирчивая домохозяйка, непрерывно суетится, пытаясь сделать общий дом еще более совершенным, – и имеет возможности это делать. Никто никогда не будет до конца доволен реальным светлым будущим, на нем всегда будут находить пятнышки; но это будет не нынешний обывательский форумный депресняк, не упивание словами «мы не можем, мы не умеем» – это будет неудовлетворенность художника, желающего добавить к картине еще один мазок.

Виктор направил взор в сторону заводоуправления; с Красноармейской, блестя фарами, выворачивал незнакомый ему «восемнадцатый».

– Простите, а до «Радиотоваров» идет? – крикнул он, когда перед ним, шипя, распахнулись створки дверей. Из салона ему закивали.

– Идет, идет, – подтвердила незнакомая женщина, когда он заскочил в салон, – он за пединститутом на Студенческую заворачивает.

Глава 20

Пленных не брать

– Виктор Сергеевич! – прогудел знакомый хрипловатый голос в трубке. – Вам там в выходной работы не подкинули? Можете зайти. Увидите, как сказку делают былью, – мы же с вами для этого рождены?

Было десять часов утра. Виктор только что позавтракал и раздумывал, куда же пойти, чтобы не маячить: бездельничать на фоне той части персонала, которая работала в зале для посетителей по скользящему графику, было крайне неудобно.

«Неужели Мозинцев сделал? Или это замануха?» – подумал он, накидывая плащ; фляжка с коньяком, которую вчера забыл вынуть, стукнула о тело. Он достал ее из кармана и, посмотрев, тут же засунул обратно. В той неизвестности, что простиралась сейчас перед его мысленным взором, этот предмет мог оказаться полезным.

…– Вот тут и тут распишитесь, пожалуйста… Теперь минут сорок погуляйте по парку Толстого – можете в Музей леса зайти или в кафе посидеть, – а потом вернетесь ко мне. Видите, ничего тут страшного не происходит.

– Может, я участвую в программе «Розыгрыш»?

– Розыгрыш путевок в жизнь?

– Нет, это телевизионная.

– Не смотрел. Сейчас много каналов, смотреть некогда.

В парке Виктор не стал никуда ходить и просто присел на скамейку возле фонтана «Чертова мельница», главной достопримечательности этого уникального музея скульптур, вырезанных из засохших деревьев; светлая мысль создать такую прекрасную вещь и здесь посетила чьи-то светлые головы. Журчала вода, и крутилось мельничное колесо: забавные громадные фигуры и удивленные наивные физиономии чертей, которых хитроумный мужик заставил лить воду на свою мельницу – в прямом и переносном смысле, потому что вода падала из ведер в их руках, – все это казалось Виктору иносказанием, символом торжества изобретательности нашего народа над глупостью сильных мира сего.