Первая попытка (сборник) - Виктория Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажи мне что-нибудь на твоем языке.
Он задумался, что бы такое сказать. Потом заговорил. В его речи действительно не было ни одной буквы «ш». Слова сыпались, отскакивали от зубов. Казалось, что они формируются не в глубине гортани, а где-то между губами и зубами.
Я посмотрела в его лицо и увидела, что его речь похожа на его щеки и глаза.
– Что ты сказал? Переведи.
Подошел официант.
Александр заказал почти все меню сверху донизу. Я поняла – он широкий человек. А в широких людях много умещается. И хорошего, и плохого.
Наконец появились он и она.
Она – высокая блондинка, вьющаяся и улыбчивая, вся в летящем шелке волос. Уголки губ и глаз приподняты кверху и будто бы готовы взлететь.
Он славный, но немножко задрипанный. Из «игоревистов».
Она кивнула мне со счастливым выражением, а потом точно с таким же выражением уставилась на Александра.
– Познакомьтесь. – Она представила своего мужа. Александр представил меня. Все сунули друг другу ладошки и перечислили имена: Лиля, Славик, Александр, Вероника.
– Имя Вероника произносится с ударением на «о», – поправил меня Славик. – От города Верона.
– А ты откуда знаешь? – Лиля с удивлением уставилась на мужа. Он на нее, и они некоторое время рассматривали друг друга. Чувствовалось, что процесс взаимного узнавания у них еще не завершился.
Когда Лиля произносила слова, то ее губы смыкались на согласных с наивным и трогательным выражением. А глаза были раскрыты только для добра и удивления. В ней было что-то завораживающее, я смотрела на нее, как змея на дудку заклинателя.
– Вы учитесь? – спросила Лиля.
– Я портниха, – ответила я.
Далее я должна была поинтересоваться родом ее деятельности, но я не стала спрашивать.
– А меня вызвали на конкурс «Алло, мы ищем таланты».
Я должна была спросить насчет талантов, но воздержалась. А вдруг не нашли…
– У меня был неудачный репертуар, – сказала Лиля.
– Просто ты не умеешь петь, – сказал муж.
– Конечно. Ты никогда не находишь во мне никаких достоинств. Тебе любая лучше, чем я.
– Ну почему же? – возразил Александр, хотя это должен был сказать муж.
– Эта, из Казани, и вовсе петь не умеет. Истеричка, да и все, – обиженно сказала Лиля. – Просто у нее был подходящий репертуар.
– Она понравилась всему жюри, – дипломатично сказал Александр.
Подошел официант, заставил весь стол яствами. Александр положил мне на тарелку китайскую закуску: зеленые яйца, стухшие каким-то особенным, китайским образом, и к ним водяных червей.
– Сплошные калории, – объяснил он.
Славик разлил водку по рюмкам. Все подняли рюмки и сдвинули взгляды: летящие глаза Лили, испанские глаза Алехандро, неприкаянные мои глаза и равнодушные – Славика, под пеплом вежливой скуки.
– За знакомство, – определила Лиля.
Все молча выпили.
На вкус тухлое яйцо оказалось именно тухлым яйцом, и ничем иным. А черви в соевом соусе пахли сыростью.
Александр стал рассказывать Славику о жюри, о конкурсе, о талантах и о взаимосвязи этих трех категорий. Он говорил увлеченно, слегка подобострастно, как бы оправдываясь за неуспех Лили. Славик слушал, его лицо было внимательным и деликатным. Он, казалось, отодвигал подобострастие Александра и даже суть вопроса о конкурсе. Оставлял только суть самого Александра и был вежливо снисходителен к этой сути.
Лиля смотрела по сторонам с наивным и рассеянным выражением.
Я сидела и честно выполняла свою роль крыши.
Человек, которого берут для вида, называется «крыша»…
Я – крыша Александра. Славик – крыша Лили. Вернее, не крыша – а зонтик. Она держит его при себе на случай дождя или жары. А когда хорошая погода, то складывает и прячет в сумку. Лиля бегает по жизни с зонтиком и ищет себе дом.
Подошел какой-то хмырь и позвал ее танцевать.
Она поднялась из-за стола, но не сразу, а сначала потянулась, задвигала талией, как бы вывинчивая ее из бедер. Потом отделилась от стула и пошла.
Все мужчины в зале перестали жевать, смотрели на Лилю и посылали ей вослед и навстречу мощные флюиды. Воздух был плотный от флюидов, и Лиля шла медленно, разводя флюиды руками, плечами, коленями. Ее движения были замедленные и гибкие, как у кошки.
Славик безучастно смотрел ей вслед, а Александр положил руку на спинку моего стула, как бы говоря: у тебя – твое, а у меня – мое, и твоего мне не надо.
Музыканты обрадовались и застучали как бешеные. Все запрыгали, и Хмырь запрыгал, а Лиля стояла неподвижно, с опущенными глазами, как бы вбирая в себя ритм.
Потом ритм вошел в нее и стал главнее, чем она сама. Лиля вскинула руки над головой во всю длину, как бы показывая все свое божье тело и одновременно извиняясь: ну простите, что я так хороша, уж так вышло. Она некоторое время вздрагивала на своих длинных ногах, потом перечеркнула в себе какую-то грань и пошла, гонимая вдохновением.
Если рассматривать танец как самовыражение, то танец Лили можно было прочитать так: я все беру у тебя, жизнь. Я все у тебя беру и все отдаю. Ничего не придерживаю. Я все прощаю и за все мщу. Я пойду по лежачим и сама согласна стать жертвой и услышать ботинок на своем лице…
– Ну, завелась, – сказал Славик обычным тоном, без восхищения и без раздражения. Видно, ему это божье тело и божье вдохновение успели десять раз надоесть.
– Она очень красивая, – сказала я.
– Да? – удивился Славик. – Там, где мы живем, другая эстетика.
– А где вы живете?
– В Муромской области. Село Карачарово.
– Действительно? – не поверила я.
– Ну конечно. – Славик улыбнулся. Улыбка у него была какая-то неокончательная.
– А кем вы работаете?
– Врач, – сказал Славик. – А Лилька лаборантка. Я был для нее большое начальство.
– А что делает лаборантка? – спросила я.
– Анализы.
– Какие?
– Кровь. Моча и прочее.
– Лиля имеет дело с мочой? – искренне удивилась я.
– На это надо смотреть как на материал, – сказал Славик.
Подошла Лиля, сопровождаемая Хмырем. Из нее били фонтанчики счастья, а уголки глаз и губ норовили взлететь с лица.
– Душно, – радостно пожаловалась Лиля.
– Ничего. Положительные эмоции – это тот же кислород. Они ускоряют окислительные процессы.
Я посмотрела на Александра и догадалась: все радости жизни и явления природы не существуют для него самостоятельно, сами по себе, а выполняют служебную роль и служат непосредственно ему, Александру.
Музыка – кайф. Еда – калории. Радость – положительные эмоции. И мне вдруг захотелось в палатку к Игорю Корнееву. Сидеть себе, возведя глаза к звездам, и гладить на коленях нежную малахитовую ящерицу.
Александр разлил водку по рюмкам.
– Отсюда ты начнешь завоевывать Москву, – объявил он Лиле.
– А зачем ее завоевывать? – спросил Славик.
– А что еще делать? – поинтересовался Александр.
– Мало ли дел?
– Ты рассуждаешь как старик, – определила Лиля.
– Старики мудрее молодых, – сказал Славик.
– Старики старше молодых, – сказал Александр. – Я буду старым тогда, когда я буду старым. А сейчас мне тридцать лет, и я никогда не умру.
– Как это? – спросила я.
– Не захочу.
– Все равно умрешь.
– Нет. Я вызову все резервные силы организма и останусь.
Я с мистическим любопытством посмотрела на Александра.
– Выпьем! – напомнил Александр.
Все выпили прозрачную пронзительную водку и сосредоточились на еде.
– Когда Леонардо да Винчи нанимался на работу к какому-то вельможе, он ему написал: «Я умею строить самолеты и рисовать лучше всех», – поведал Александр.
– Тогда не было самолетов, – уточнил Славик.
– Все равно. Летательные аппараты. Не в этом суть. Леонардо трезво понимал свое место. И каждый человек должен трезво понимать свое место, и это не имеет отношения ни к скромности, ни к хвастовству.
Лиля слушала, впитывала в себя Александра синими тревожными глазами.
– Я пою лучше многих, но буду петь лучше всех. – С Леонардо Александр перешел на себя. – А если явится тот, кто будет петь лучше меня, я оставлю эстраду и стану делать что-то другое.
– Летательные аппараты, – сказала я.
– Да. Летательные аппараты. Я изобрету самолет, который не будет разбиваться. Он, правда, не сможет сесть, но и не упадет. И мне человечество поставит памятник.
– А зачем вам памятник? – спросил Славик.
– А вам не хочется?
– Памятник? Нет, не хочется. Я исповедую маленькие радости каждого дня.
– Потому что тебе недоступно большее, – отозвалась Лиля.
– Может быть, – не обиделся Славик.
– Я однажды был за границей. Там ныряльщики деньги зарабатывали, ныряли со скалы в залив. Надо было не просто прыгнуть и лететь, а в полете обогнуть выступ. Понимаешь? – Он обернул ко мне оживленное лицо. – Не просто лететь вниз, а управлять телом, чтобы не ахнуться о выступ. Так что вы думаете? Я тоже залез и прыгнул. И обогнул. Меня, правда, в тот же день посадили в самолет и отправили обратно.