Приключения в стране львов - Луи Буссенар

Сунгуйя, протрезвевший, но с опухшим после вчерашней попойки лицом, по-соседски постучал в дверь к французам. Монарх был настроен весьма благодушно.

На нем красовалась форма английского генерала, снятая с побежденного врага!

Барбантон стал упрекать царька за злодейства, однако Фрике, как человек более осторожный, поторопился прервать друга.

И поступил совершенно правильно. Во-первых, эти внушения были абсолютно бесполезны, а во-вторых, для двоих белых, оказавшихся среди орды дикарей, подобные речи могли обернуться большой бедой.

Путешественникам оставалось только молчать, укладывать свой багаж и поскорее удирать.

Сунгуйя, удивленный тем, что французы пакуют вещи, все пытался взять в толк, почему его «гости» хотят уехать.

«Эти белые люди недовольны мною! Наверное, они на что-то обиделись. Может, я вчера слишком возвысил голос, когда отказывал им пощадить пленных? Но меня очень разгорячили битва, пиво и алугу! И я ведь не сержусь на них из-за того, что они не захотели казнить моих врагов! Каждый волен поступать так, как привык.

Я же не виноват, что белые живут по другим законам!

В конце концов это война! И почему мне нельзя было забрать у убитого его красивую красную одежду?

У них, правда, так делать не принято. Но на то они и белые!

Хотя Барбато говорил, что они берут у побежденных знамена, пушки, ружья и даже землю — после того, как сожгут их города и оставят голодными всех жителей!

Я велел отрубить пленникам головы. Ну и что из того?

Разве белые не убивают своих пленных? Пускай они не режут им глотки, но зато они их расстреливают! Я сам слышал это от военных моряков в Сен-Луи[122]. Интересно, что скажет умный генерал?..»

И Сунгуйя изложил парижанам все эти соображения.

— Ложь! — воскликнул в ответ Барбантон. — Впрочем… ты прав, бывало и такое… во время восстаний или в гражданскую войну.

— Вот видишь! — сказал негр.

— Но это разные вещи! В гражданскую войну между собою сражаются жители одной и той же страны!

— А разве все черные не из одной страны черных, как белые — из страны белых? Почему же тогда кого-то надо расстреливать, а кого-то — освобождать?.. Да ладно, сделанного не воротишь, и я пришел к вам совсем не за этим. Теперь, когда я сам себе хозяин и мне некого больше бояться, мы с вами хорошенько повеселимся!

— Спасибо, — холодно сказал Фрике, — но наш отпуск кончился, и мы должны возвращаться на корабль.

— Это потом, а пока будем развлекаться.

— Нет такого развлечения, которое могло бы задержать нас. Мы уходим!

— Это потом, а пока будем развлекаться!

— Ну до чего надоедливый! Заладил, как попугай, одно и то же! — ответил Фрике. — Как ты предлагаешь развлекаться?

— Охота, черт побери!

— Охота на кого? В кого стрелять?

— В слона! Ведь ты большой охотник, и у тебя есть большие ружья, из которых можно убивать самых больших зверей! А еще…

— Что «еще»?

— У нас кончилась еда! Завтра все будут голодать, а один слон может несколько дней кормить целую деревню!

— Так бы и говорил, хитрый царь! Значит, тебе надо, чтобы я запас для тебя провизию? Хорошо, я согласен, но только потом ты нас отпустишь!

— Конечно, отпущу.

— Ты дашь пирогу и гребцов, которые довезут нас до Фритауна?

— Да, когда слон будет мертвым.

— А когда его надо убить?

— Завтра.

— Что-то ты слишком торопишься! Неужто у тебя уже есть на примете подходящий экземпляр?

— Да, и я провожу тебя к нему вместе с генералом Барбато.

— Ладно, по рукам, мы с другом постараемся добыть для тебя эту гору мяса.

Вскоре белые и негры собрались на краю деревни и отправились в лес, туда, где, по словам Сунгуйи, их уже дожидался зверь. Нужно было поторопиться: в случае неудачи селению грозил голод, потому что все долго ожидали нападения и никто не охотился.

Фрике совершенно не разделял веры черного царька в удачу и потихоньку готовил его к тому, что им может и не повезти.

Парижанин совсем не боялся встретиться со слоном — этим великаном лесов Экваториальной Африки (мы с вами уже много раз имели случаи убедиться в храбрости юноши!), просто он заметил, что монарх-негр больше всего надеялся на силу своего талисмана, а это, по мнению Фрике, было совершенно бессмысленно.

Что же касается Барбантона, то он ни во что не вмешивался, ничем не интересовался и шел, хмуро опустив голову.

Мечтал ли он по-прежнему о славе, этот бывший главнокомандующий? Или обдумывал план завоевания Судана? А может, сожалел о своей преждевременно оборвавшейся карьере?.. Не стоит забывать и о том, что Барбантону вообще была чужда охота. Как и все крупные полководцы, он пренебрегал подобными забавами.

Разве любили охотиться Конде[123], Тюренн[124], Густав II Адольф[125], Карл XII?[126] А Наполеон? А Фридрих Великий?[127] Правда, они охотились на людей, причем истребляли свою «дичь» в огромном количестве и кричали «ату, ату!» целым армиям. Неужто вы думаете, что их могло интересовать такое никчемное дело, как травля оленя или даже слона? Гораздо важнее было продумать очередную военную кампанию!

Вот о чем, наверное, размышлял жандарм, когда шагал среди деревьев, по-наполеоновски заложив руку за борт своего теперь уже штатского сюртука.

Группа охотников давно углубилась в лес, но, как и подозревал Фрике, никаких следов слона — ни свежих, ни старых — видно не было.

Однако надежда не покидала Сунгуйю, и он все так же свято верил в фетиш. Время от времени негр сжимал рукой кожаный мешочек с драгоценной вещицей, как будто желая пробудить в талисмане уснувшую силу.

Фрике бросал на вождя косые взгляды и бурчал про себя: «Почему на это глупое создание не упадет дерево или хотя бы какое-нибудь бревно не пришибет его так, чтобы он ненадолго лишился сознания?! Я бы тогда быстро достал Лотерейный билет, а сам медальон, так и быть, оставил бы этому мерзавцу… Провалиться бы ему вместе с его слонами! Господи, как же мне не терпится скорее увидеть месье Андре! Кажется, я отдал бы за это все царства мира… В том числе и твое, Сунгуйя, так глупо спасенное этим простофилей жандармом!»

Вскоре солнце скрылось за верхушками деревьев, и решено было устраиваться на ночлег. На поляне разложили большой костер, чтобы отпугивать львов. (Предосторожность оказалась нелишней: львы рыскали вокруг целую ночь, оправдывая название «Сьерра-Леоне», что означает «Львиная гора».)

В лесу раздавалось рычание леопардов, рев горилл, хохот гиен, однако было похоже, что поблизости нет ни одного слона: его голос невозможно спутать с голосом какого-нибудь другого животного, и кто хоть раз слышал этот трубный звук, тот никогда не забудет его.