Тайнопись искусства (Сборник статей) - Делия Гусман

А еще были «Волшебник Изумрудного города», оформленный Леонидом Владимирским, «Винни-Пух и все, все, все» с картинками Бориса Диодорова и другие, которые сразу стали лучшими друзьями. И когда в двенадцать лет я увидел «Русские сказки» с рисунками Ивана Яковлевича Билибина, то понял, что держу в руках первоисточник всех вышеописанных шедевров книжного дела.

Время, когда работал Билибин, принято называть Серебряным веком, но для российского книготворчества оно оказалось золотым.

Граница XIX–XX столетий отмечена множеством необычных явлений: творческими исканиями, поиском свежих идей, синтеза различных искусств и особенным интересом к истокам родной культуры, в первую очередь — к народным сказкам и былинам. И конечно же сразу захотелось прочитанное изобразить.

Первым попробовал былинную тему Виктор Васнецов, и ему удалось завоевать внимание почтенной публики. Но не все жители России могли посетить Третьяковскую галерею, чтобы взглянуть на его «Трех богатырей».

По этой и множеству других причин к концу XIX века выкристаллизовалась идея издать большим тиражом избранные русские сказки, тем более что технический прогресс давал возможность печатать цветные изображения. За дело взялась Экспедиция заготовления государственных бумаг, предок Гознака. Видимо, это было сделано для того, чтобы обеспечить качество: кто же лучше нее разбирался в ценных цветных бумагах, банкнотах и акциях и при этом гарантировал заинтересованность государства? Надо заметить, книги получились действительно ценными и государственными.

Иллюстрировать сказки предложили 24-летнему Ивану Билибину. Он уже успел зарекомендовать себя как любитель русской старины и талантливый, многообещающий художник, но предсказать успех, который выпал на долю этих сказок, я думаю, вряд ли кто мог. Билибину удалось то, чего до него никто в России не добивался, — создать целостное произведение, в котором текст и рисунки взаимодействуют, дополняют друг друга. Книгу с таким гармоничным сочетанием формы и содержания англичанин Уильям Моррис, сам мастер на все руки, называл «прекрасной», приводя как пример средневековые фолианты и издания первых печатников. «Сказки» Билибина получились во многом похожими на эти образцы. И обложка, и заставки, и страничные иллюстрации были выполнены в едином стиле и создавали удивительное сказочное ощущение.

Василиса и белый всадник

Иллюстрация к русской былине «Вольга»

Для того чтобы печать лучше передавала оригинальные цвета, они были выполнены в графической манере, которая впоследствии стала фирменным знаком Билибина. Главную роль играла линия, создающая форму, а пространство между линиями заполнял цвет. Художнику постоянно приходилось тренироваться, нарабатывать опыт, чтобы такая «живая линия» получалась уверенной. Отсюда и прозвище, которое Билибин дал себе, — Железная рука. По сути, его изображения оказались сродни витражу, одному из самых ярких видов декоративно-прикладного искусства того времени.

Это решение прекрасно соответствовало духу сказки, потому что позволяло сохранить символичность изображения и избежать ненужной реалистической точности. Профессор Дж. Р. Р. Толкиен, размышляя об иллюстрациях к сказкам, писал, что рисунки, изображающие сказочную страну, обязательно должны иметь рамку, чтобы нарисованное воспринималось как увиденное через окно или дверь, и они ни в коем случае не должны быть похожи на фотографии. Рамкам и другим элементам, связывающим текст с изображением, Билибин уделил, кстати, особое внимание. Орнамент, который нигде не повторяется, составлялся из самых разных элементов: это и грибы, и вороны, сидящие на деревьях, и райские птицы, и узоры для русских вышивок. Описывать словами иллюстрации — дело довольно неблагодарное, эти картины прекрасно говорят сами за себя, и поэтому, как говорится, лучше раз увидеть, чем сто раз прочесть.

«Русские сказки» (всего их вышло девять, не считая переизданий) оказались настоящим культурным событием начала века и по праву заслужили слова благодарности. Их издание стало и хорошим просветительским делом, поскольку книгу, стоившую 75 копеек, что по тем временам было совсем недорого, могли приобрести многие и многие.

Больше века прошло с момента выхода первой книги русских сказок, они давно стали классикой жанра. Остается только поблагодарить Ивана Яковлевича за принесенную им в мир красоту и беречь его иллюстрации для будущих поколений. А еще пожелать всем нам почувствовать тонкую связь времен и многогранное присутствие Серебряного века в любимых и привычных вещах.

Иван-царевич и жар-птица

Страна обетованная Ефима Честнякова

(Лев Дьяков)

Старый деревенский домик на опушке леса. На скамеечке среди цветов и лесных трав сидят крестьянские дети: мальчик вдохновенно играет на свирели, а девочка, отложив прялку, задумчиво вслушивается в грустную мелодию, разносящуюся в теплом вечернем воздухе. Маленький старичок, похожий на лесного жителя, бредет по дорожке. Все буйно цветет. Домик надежно скрыт в густых, дремучих зарослях… Это — мир ожившей мечты. Он когда-то открылся Ефиму Васильевичу Честнякову.

Имя этого замечательного человека стало широко известно только в 1968 году, когда летом экспедиция сотрудников Костромского музея благодаря счастливой случайности обнаружила его картины и глиняные скульптуры в деревне Шаблово, где он родился и жил. После восстановления московскими реставраторами произведения мастера были выставлены для обозрения в музеях Москвы, Петербурга, Турина, Флоренции, Парижа и всюду пользовались большим успехом: так ярки, необычны, глубоко искренни они были.

Еще не изданы многие литературные труды Честнякова: роман, повести, сказки, пьесы. Еще ничего почти не известно о последнем тридцатилетнем периоде жизни художника. Недавно ничтожно малым тиражом вышел сборник поэзии Ефима Честнякова. И сразу же будто яркий цветной луч осветил его картины, и еще заметнее стало, что лирика его и живопись вдохновлялись огнем сердечного знания.

Вход в Город Всеобщего Благоденствия

Страна обетованная

Он был известен в округе как ведун и целитель. «В войну, когда девчонкой была, — рассказывала одна из жительниц деревни, — все к нему ходили. Он детей лечил, у него обо всем спрашивали. Помню, бабка к нему пришла: „Ефим, скажи правду мне, придет дочка с войны?“ А он „иди“ да „иди“, в спину выталкивает. Она вышла, а по дороге дочка ее на костылях идет».

До сих пор показывают Ефимов ключ, где, как утверждают старые местные крестьянки, «происходит с человеком что-то чудное. Случались такие чудеса и с самим Ефимом. Не зря же он, неуемный, все хаживал к своему ключу. И днем, и вечером, а то и глубокой ночью».

«Его советы все не мимо шли», — до сих пор говорят о Честнякове земляки. Рассказывают, что Ефима Васильевича хоронили несколько тысяч человек. Все пять километров до большого кладбища несли его на руках, из всех деревень люди собрались…На могиле установили крест с надписью: «Спи спокойно, наш учитель».

Именно учителем Добра стал этот необыкновенный человек не только для детей, которым посчастливилось общаться с ним, но и всем, кто познакомился с его удивительными картинами, рисунками, скульптурами.

В одном письме, примерно 1925 года, Честняков рассказывает: «Искусство поэзии, музыки, живописи и простой быт жизни влекли меня в разные стороны, и я был полон страданий, и думал, и изображал, и словесно, а не одним маслом писал. Только сборы у меня трудные, потому что мир искусств моих сказочный. Впереди несется фантазия, и мир такой, какого не было еще и теперь еще не нашли.

А все представляет одно, одну картину. Я назвал: „Страна обетованная“. Не путай, не земля — Страна обетованная!»

Он пишет о главном своем произведении, так неудачно названном реставраторами «Город Всеобщего Благоденствия» (то есть нечто утопическое и в то же время конкретно-утилитарное: осуществление мечты о всеобщей сытости).

Это тот самый «Ефимов Кордон», тот «Рай», о котором мечтал художник и в существование которого свято верил. «Фантазия — она реальная, — любил повторять Честняков. — Когда фантазия сказку рисует, это уже действительность. И потом она войдет в обиход жизни, так же как ковш для питья. И если идея есть о переселении на другие миры, например, то она осуществится».

Ефим Честняков окончил уездное училище, затем Новинскую учительскую семинарию. После стал преподавать в Здемировском народном училище, затем — в Костроме, в начальном училище для малолетних преступников. После революции организовал в Шаблове детский дом. Около года, незадолго до событий 1905 года, Честняков обучался в мастерской И. Е. Репина, готовившего абитуриентов для поступления в Академию художеств.