Фаза боя - Владимир Добряков

—Я предлагаю взять господина Мирбаха за определённое место и заставить его остановить карателей и вывести их из города.

—Думаете, ему это под силу?

—Не знаю. Я знаю только, что в резиденции у Мирбаха находится несколько высших чинов Корпуса. Их должны послушать. Кстати, до резиденции Мирбаха отсюда рукой подать.

—Думаете, там нет карателей?

—Думаю, что есть. И немало. И думаю, что штурмовать резиденцию не имеет смысла. Мы карателей не одолеем. Но здесь главное — отвлечь внимание, связать их боем. А я со своими ребятами сумею проникнуть в особняк и добраться до господина Мирбаха и его штаба.

—А сами-то вы кто такие? — майор еще раз внимательно осматривает меня. — Судя по вооружению и снаряжению, вы мало чем отличаетесь от тех же карателей. Почему я должен вам верить?

—Ну хотя бы потому, что, зайдя к вам в тыл, я ударил не вам в спину, а по противнику. Что же касается того, кто мы такие… Считайте, что мы — такие же каратели, только с другим знаком. Так вы пойдёте с нами? Грамотный боевой офицер там будет как нельзя кстати.

Майор на минуту задумывается, усмехается и говорит:

—Связать карателей боем, отвлечь их на себя — это верная смерть. Но и драться с ними на улицах с остатками батальона или убегать от них — тоже верная смерть. Но там она, по крайней мере, будет иметь смысл. Мы идём с вами.

И вновь, не дойдя до особняка Мирбаха какой-нибудь сотни метров, мы вынуждены остановиться. Дорогу преграждает баррикада, сооруженная из поваленных набок каров, грузовых фургонов и столбов. Баррикаду обороняют десяток гвардейцев и полсотни даунов. Они разгорячены только что закончившимся боем. Мы выясняем, что с той стороны, куда мы направляемся, двадцать минут назад эта баррикада была атакована ротой карателей. Понеся большие потери, каратели отошли. Но защитники баррикады уже имеют опыт стычек с карателями и знают, что они непременно вернутся. И вернутся с подкреплением.

Ясно, что соваться туда нам не имеет смысла. Мы с полицейским лейтенантом и майором гвардии обдумываем, какими обходными путями мы можем добраться до Мирбаха.

— Каратели! Сзади! Более роты. Идут на нас!

Каратели появляются одновременно с двух сторон. Тактика у них всё та же, американская. Одна группа ведёт огонь на подавление обороняющихся, а другая тем временем продвигается вперёд. Потом они меняются. Но на этот раз они нарвались. Цепи наступающих быстро редеют под плотным и точным огнём. А я пулемётом достаю прикрывающие группы и тем самым резко снижаю эффективность их огня. С другой стороны то же своими автоматами проделывают Пётр с Дмитрием. Каратели откатываются назад. Что-то больно уж охотно и легко они отступили. Надо ждать какой-нибудь пакости. А потому скорее уходить отсюда.

Ко мне подползает полицейский лейтенант и показывает набросанный на блокнотном листочке план обходного маневра с выходом к особняку Мирбаха. Я прикидываю, сколько мы можем взять с собой людей, чтобы оставшиеся смогли продержаться не менее получаса. А лучше час. Каратели не успокоятся, пока окончательно не подавят этот очаг сопротивления. Они бросят сюда всё, что есть в их распоряжении.

Быстро формирую отряд из сорока человек. Больше снимать отсюда просто нельзя. Начинаю ставить задачу. А она простая. Как только с одной из сторон появятся каратели, мы демонстративно уйдём в переулок. Тем самым мы ослабим натиск на оставшихся. Противник решит, что мы снова намерены ударить в тыл, и часть своих сил развернет назад. А мы тем временем…

Меня прерывает шум моторов. На улицу выползают три бронетранспортёра и медленно двигаются в нашу сторону. Двигаются не спеша, поливая баррикаду пулемётным огнём. Да и сама баррикада особого препятствия для таких мощных машин не представляет. Рядом с пулемётами на крышах машин установлено еще что-то. Что именно, я на таком расстоянии разглядеть не могу. Да это и не существенно. Ясно одно: демонстративно уйти нам не удастся. Перестреляют. Да и не сработает эта ложная демонстрация. Минут через десять-пятнадцать здесь всё будет кончено.

—Гранаты у вас есть? — спрашиваю я у гвардейского майора.

—Есть немного.

—Подпустите метров на пятнадцать и закидывайте их гранатами. Приготовиться! — командую я своим товарищам.

Рядом со мной лежит Дмитрий. Он ввинчивает в гранату запал и спрашивает меня:

—Андрей Николаевич, если вы сегодня доберётесь до альтов, вы сможете узнать у них всё, что вам нужно?

—Постараюсь, Дима. Главное — добраться.

—А если узнаете, ваша задача будет выполнена?

—На пятьдесят процентов.

—Почему только на пятьдесят?

Я не успеваю ответить ему, что задача добраться до Нуль-Фазы не менее сложная, чем та, что сейчас стоит перед нами. Да и дальнейшие наши действия во многом будут зависеть от того, что я сегодня узнаю. Мне внезапно становится жарко. Очень жарко. Впечатление такое, будто на меня, голого, как Адам до грехопадения, сыплется раскалённый песок. И жар усиливается, становится нестерпимым. Что такое?

Бросаю взгляд на приближающийся броневик и, несмотря на жар, обливаюсь холодным потом. Из установок, стоящих рядом с пулеметами, выдвинулись решетчатые раструбы, направленные в нашу сторону. Мне сразу всё становится ясно. Вот этого я здесь никак не ожидал встретить. Я знаю несколько Фаз, где существует такое оружие. И все эти Фазы по своему техническому уровню намного превосходят эту. На поле боя такие вещи не очень эффективны, а вот в подобных ситуациях — весьма и весьма. Эти адские игрушки явно из арсенала «прорабов перестройки». Больше им здесь неоткуда взяться.

Это высокочастотные излучатели. Они сжигают, жарят всё живое. Сворачивается кровь, раскаляются кости и запекаются все внутренности. Спасения от этих излучателей на открытом пространстве нет. Кроме как… Мне некогда объяснять.

—Ложись! Прижмись к земле! Не вставать! Плотнее прижаться! Пропускать и бить гранатами! Лежать! Не вставать!

Мощность излучения у поверхности земли резко падает. Земля поглощает его как губка воду. Но и тех десяти-пятнадцати процентов вполне хватает, чтобы создать адские условия. Тут главное — выдержать. Что, впрочем, говорят, далеко не просто. Мне не приходилось попадать под удар такого оружия, а вот Матвей Кривонос чуть Времени душу не отдал. Он рассказывал, что он тогда пережил, и у нас по коже мурашки прыгали как лягушки, а волосы на всех местах упорно принимали вертикальное положение. А теперь такое предстоит пережить и мне. Выдержу ли? Надо выдержать!

Машины приближаются, и жар усиливается. Впечатление такое, словно лежишь на полу в объятом пламенем доме. Рядом лежит Дмитрий. Он старательно зажимает глаза, нос и рот, словно боится вдохнуть раскалённый воздух. А вот воздух-то как раз нормальный, на него излучение не действует. Становится еще жарче, и Дмитрий начинает дёргаться. Я придавливаю его рукой.

—Лежать!

—Что это? — спрашивает он, стиснув зубы и шипя от боли.

—Высокочастотное излучение. Лежи и не вздумай подняться. Иначе смерть! Неизбежная. Лежи! Прижмись! Умри!

Машины еще ближе, жар еще сильнее, и большинство людей не выдерживает этого ужаса. Люди вскакивают и пытаются бежать. Но они не могут сделать и одного шага. С дикими криками они падают на землю и больше уже не шевелятся. Эти крики заглушают даже звук пулемётных очередей. Те, кто лежит подальше, успевают пробежать несколько шагов, но тоже успокаиваются навсегда. Жар уже такой, словно на нас льётся дождь из кипятка. Или кипящего масла. Кому как нравится.

Мою руку, которой я прижимаю к земле Дмитрия, жжет сильнее всего. Мне кажется, что она уже дымится. Инстинктивно убираю её вниз. Но легче не становится. Кипяток иссяк. Его испарил раскаленный шлак, свеженький, прямо из топки. Он наваливается на нас и наваливается, и неизвестно, когда кончится. Что за бездонная топка? Всё, кажется, и я иссяк. Сейчас заору и вскочу. И будь что будет. Лежать так дальше и жариться заживо уже нет сил. Ощущаю слева какое-то движение. Время моё! Димка не выдержал…

—Димка! Лежать! Лежать, мать твою…

Протягиваю руку, чтобы схватить его. Поздно! Дмитрий успевает подняться на колени и, издав короткий, хриплый крик, валится назад как мешок. Всё. Мы потеряли еще одного товарища. Одного ли? Нельзя сказать, что у меня ничего не дрогнуло и не шевельнулось в душе. Дрогнуло, еще как! Еще как шевельнулось! Но машина с адским излучателем уже поравнялась со мной. Нельзя терять ни секунды.

Вынимаю из мёртвой руки приготовленную для броска гранату, выдёргиваю кольцо и, не приподнимаясь, закидываю её в кузов бронеавтомобиля. Мне наплевать, что в руке Дмитрия была лимонка Ф-1 и что расстояние до машины чуть больше десяти метров, а разлёт осколков у этой гранаты — все двести. Главное для меня сейчас — наказать убийц.

Гремит взрыв, визжат осколки, броневик останавливается. А я даже не смотрю на него. Каратели идут сплошной цепью в тридцати метрах за броневиками и для страховки тычут штыками во все тела, попадающие им на пути. До них не сразу доходит смысл того, что произошло, почему взорвался броневик. А когда доходит, уже поздно. Длинная пулемётная очередь производит в их рядах сокрушительное опустошение. Когда пулемёт работает на дистанции пистолетного выстрела, всегда страшно смотреть. А я и не смотрю, я стреляю.