Бесы в погонах - Михаил Серегин

– Слышь, Санек, – повернулся к лейтенанту отец Василий, – а через гараж пройти можно? Он же, кажется, не опечатан?

Санька вгляделся.

– Он изнутри открывается. Но можно попробовать.

Они перепробовали все: проникнуть в дом через гараж, аккуратно вытащить оконную решетку и даже пройти через подвальную дверь. Но замки и решетки были сверхнадежны, а внаглую сорвать ментовскую печать в их положении было бы верхом неосторожности.

И тогда отца Василия осенило. Он подозвал к себе Саньку и показал ему на оконную решетку полуподвального этажа.

– Они импортные, открываются изнутри, видишь?

Санька кивнул.

– А металлическая кровля прибита стандартно, гвоздями в «волну», – показал рукой вверх священник. – Точно?

Санька пригляделся и снова кивнул.

– Поищи в машине кусачки, – предложил священник. – Полезай на крышу, откуси несколько шляпок и сможешь приподнять кровельный лист. Просек? А с чердака можно и в дом пройти. Главное, там, внутри, суметь ключи от решеток найти. Менты вряд ли забрали все, покопайся и найдешь.

Санька задумался. Он уже видел, что главная проблема не ключи и даже не то, как забраться на крышу, главная трудность в том, как приподнять тяжеленный металлический кровельный лист, даже если его не держит шляпка гвоздя.

Он полез в машину, нашел кусачки и монтировку, в десять минут забрался по решеткам и кирпичным выступам в стене на крышу и быстро, одну за другой, откусил пять или шесть шляпок. Засунул под лист монтировку, глубоко вздохнул, весело глянул на оставшихся внизу товарищей по несчастью и рывком приподнял кровельный лист.

Ему удалось все. Даже несмотря на то, что под кровлей оказалась деревянная обрешетка и несколько слоев утеплителя. И когда, спустя долгие тридцать или сорок минут, Санька появился в полуподвальном окне, открыл сначала его, а затем и найденными ключами решетку, всех настолько вымотало ожидание, что даже у отца Василия подрагивали ноги. Он первым пролез вниз, принял маленького Мишаньку, с любопытством пытающегося понять, что это такое делает батяня, затем помог спуститься Ольге и только тогда до конца осознал, что в его жизни действительно начался новый этап.

Часть вторая

Комната, в которую они попали, более всего напоминала спортивную раздевалку на две футбольные команды.

– Ни хрена себе масштабы! – присвистнул Санька и открыл дверцу одного из шкафчиков; похоже, это и впрямь была раздевалка.

– Тут и бар есть! – обрадовался Макарыч. – Смотрите, мужики, что я нашел! Коньяк!

– Так, православные, – остановил их отец Василий. – Мародерствовать чуть позже начнете, сперва дом осмотрим.

Не согласиться с ним было сложно. Роман подхватил под руку Евгению, Санька – Катерину, поп – свою попадью, и только Макарыч с Сережей весело переглянулись, многозначительно прокашлялись и пошли на «экскурсию» порознь.

Изнутри дом оказался еще больше, чем снаружи. Внизу, кроме раздевалки с размещенным в ней отделанным дубом баром, бани и бассейна, оказались еще и бильярдная, огромный многосекционный спортивный зал с прорвой новеньких, в масле тренажеров и кегельбаном, почти такое же большое, но совершенно пустое хранилище с четырьмя промышленными холодильниками и мастерская.

Выше пошли невероятных размеров оранжерея с уже завезенным грунтом и несколькими сотнями горшочков с засохшими цветами, огромный холл, похожая на маленький ресторан гостиная, секция для персонала с брошенными на столах и стульях камуфляжками и портупеями, операторская с добрым десятком отключенных мониторов камер наружного наблюдения и пультом.

Чуть выше начались бесчисленные спальни с нераспакованными еще, в целлофане, кроватями, шкафами и отдельными ванными комнатами. А еще выше начались, судя по относительной обжитости, хозяйские апартаменты. Розовая, определенно дамская спальня с отдельной гардеробной, будуаром и примыкающей к нему художественной мастерской с огромными окнами и замечательным видом на Волгу. Выдержанный в строгих тонах кабинет хозяина дома с курительной комнатой и огромной библиотекой, большая, прекрасно и разумно отделанная детская комната и снова ванные, спальни, ванные и спальни…

– Хочу так жить, – засмеялась Катерина, но, поймав на себе укоризненный Санькин взгляд, смолкла: так жить не мог даже Роман Григорьевич. Что там говорить про бывшего лейтенанта РУБОПа…

Еще выше начались мансарды, и отсюда Волга была видна вся – от края до края. Так что потрясенные до глубины души, пусть и невероятно уставшие от быстрой смены впечатлений и хождения по бесчисленным комнатам беглецы не без труда отказались от дальнейших исследований и снова спустились вниз, в раздевалку.

Мужчины сразу же нашли, где подключается электроснабжение, запустили и оставили прогреваться русскую и финскую секции примыкающей к раздевалке довольно объемистой трехсекционной бани и принялись шарить в баре и доставать из карманов то, что прихватили с собой из кухонного холодильника.

– Так, девочки, – потер ладони Макарыч. – Давайте-ка, пока парилка прогреется, стол накроем.

Женщины принялись заставлять стол всем, что бог послал, потом наскоро перекусили и, чтобы спокойно переодеться, выгнали мужчин на пять минут в спортзал. Макарыч достал из-за пазухи стопку пластиковых стаканов и бутыль.

– Ну что, поехали?

– Неделю так пожить, и можно смело на зону идти, – неловко улыбаясь, пошутил Сережа и принял стакан. – Все равно ничего лучше уже не будет.

– Дурак ты, Серый, – покачал головой Макарыч. – Слаще свободы ничего быть не может…

– Разве что власть… – добавил отец Василий и тоже взял пластиковый стаканчик. – Ради нее даже свободой рискуют.

– А власть – это деньги, – рассмеялся своей догадке Санька. – Так что Сережа прав: вот за это за все человек на риск и идет.

– И получает свое, – подытожил Макарыч и начал разливать коньяк по стаканам. – Ну что, братия, причастимся?

Священник поперхнулся и, поймав извиняющийся взгляд Андрея Макаровича, прощающе махнул рукой:

– Говоришь вам, говоришь, а все без толку… Так и норовите богохульство какое вставить!

Когда женщины освободили сауну, мужички достали из бара уже третью бутылку и изрядно так «посидели». И только теперь, оставив женщинам доразбираться с тем, что осталось на столе, побрели в русскую секцию.

Саньку развезло, и он все приставал к Сереже с разговорами «за жизнь» и, уже просидев на полке минут двадцать и отчаянно зевая, спросил:

– Слышь, братан, а с чего это ты в меня стрелял? Неужели простить не мог, что я тебя с поличным взял?

Мужики оторопели: здесь, кроме отца Василия, никто и понятия не имел об этой истории.

– Не понял, – еще сильнее побагровел и так уже красный от выпитого и температуры Пасюк. – Так это что, он тебя на тот свет чуть не отправил?!. А?.. Ну-ка, колитесь до конца!

Сережа как язык проглотил. Он сидел рядом с Санькой, низко опустив голову, и молчал.

– Да не-е… Саша, не может быть! Ты ошибся! – скривив губы, рассмеялся Роман Григорьевич. – Сережа мой и мышь застрелить не сможет! Это какая-то ошибка…

– Ничего не ошибка, – спустился пониже Санька. – Вон, отец Василий может подтвердить. Он священник, врать не станет.

– Это правда? – одновременно выпучили глаза Роман и Макарыч. – Батюшка, это правда?!

Священник кивнул и повернулся к Саньке:

– Ты же его простил… во имя Христово. Зачем старое поминаешь?

– А я и не говорю, что к нему что-то имею, – пожал плечами Санька и спустился еще ниже. – Просто я понять не могу… Зачем? Вот сколько мы уже вместе, и я за ним наблюдаю, – лейтенант повернулся к поникшему Якубову-младшему, – а все понять не могу, почему он на это пошел…

Воцарилась мертвая тишина. Отец Василий смотрел, как сжимаются и разжимаются округлые, красные от жара и напряжения кулаки Андрея Макаровича, и боялся только одного, что тот кинется на Сережу – удержать этого отлитого, судя по весу, из чугуна человека было непросто. Но рубоповец был слишком шокирован; он не верил, что такое возможно…

– Ты же нормальный пацан, – продолжил Санька и спустился еще ниже, к самому полу, – выдержать этот жар он явно не мог. – Не сказать, чтобы крутой, не бандит и даже не хулиган… А на мокрое дело пошел.

– Ну-ка, отвечай, когда тебе предъявляют! – снова затянул свою отцовскую «песнь» Роман Григорьевич. – Я тебя чему учил?!

Отец Василий посмотрел на растерянного Якубова-старшего и вдруг подумал, что вряд ли «яблочко» упало так уж далеко от «яблони» и вряд ли когда-нибудь сам Роман был действительно крутым парнем и жил по понятиям… Ну, отсидел два-три раза, ну, дело свое умом да талантом наладить сумел, но чтобы таким крутым был, какого перед сыном из себя корчит? Вряд ли, не тот у человека калибр. Будь он действительно жестким и крутым, не предавала бы его собственная охрана с такой легкостью… Может, потому Роман и с пацана своего требует того, чего сам никогда не мог…