Битва богов - Андрей Дмитрук

Многое в замке, стоящем между двумя мирами, двумя реальностями, утешает, многое поддерживает накал борьбы, желание выстоять и победить… но лишь ОДНО, то, ради чего слетелись в Вевельсбург члены Капитула и он сам, магистр, — одно представляется прочной опорой. Архимедовой точкой, от которой пойдет поворот — к перелому в войне, к победе, к торжеству северной расы и ее элиты — Ордена СС — над захлестывающим ныне райх потопом человекоживотных. Одно. Последнее…

Будто давая добрый, радостный знак, расползлись массы туч, брызнула на серую снежную кашу дорог и полей солнечная голубизна. Из своих покоев с эркером, посвященных гению короля Птицелова, он вышел в 9.50 — отдохнувший, свежевыбритый, сменивший белье. Взгляд под стальными очками был рассеянно-беспечен, встречных ласкала чуть смущенная легкая улыбка. Старинные гербовые двери отворились в Северную башню на самом острие «копья», древнее, хмурое строение, сердце Вевельсбурга. Дубовые створы, пропустив Главу Ордена, бесшумно закрылись на смазанных петлях; встали снаружи около дверей полуторного роста парни в черном с серебром: каски на нос, лица восковые, автомат наизготовку, ноги циркулем. Начиналось заседание Капитула.

…Как то было предписано уставом Ордена, они сидели, положив перед собою руки на огромный круглый, полированного дуба стол. Безоружные руки на столе означали многое: и полное доверие между членами Капитула, и присутствие твердого орденского духа (даже легкая дрожь пальцев, при заученно застывших лицах, выдала бы слабинку); и, наконец, кольцо рук с серебряными, украшенными черепом перстнями, круг почти соприкасающихся кистей создавали поле внесловесного общения, зону совместного прорыва за предел вещественного — как на спиритическом сеансе… Двенадцать мужчин, в основном немолодых, с тенью власти и тяжкой заботы на изборожденных лбах; двенадцать носителей почетного меча, обергруппенфюреров СС в мундирах, усыпанных наградами, ожидали первых слов собравшего их Магистра.

…Он сам выбрал это число, столь часто повторяющееся в оккультной истории. Двенадцать вещих домов Зодиака проходит за год Солнце, прообраз свастики; двенадцать богов-асов пирует в Асгарде; двенадцать светлых, золотоволосых и голубоглазых олимпийцев числили эллины, тогда еще не тронутые арабо-еврейской порчей и не превращенные в греков. Столько же рыцарем усаживал за свой круглый стол в Камелоте, ныне исчезнувшем под водами Атлантики, король-маг Артур — и, следуя ему, Карл Великий, также окружал себя дюжиной пэров. Как всегда, пытаясь хоть внешне перенять арийскую символику с ее глубиной и мощью, христиане приписывают двенадцать первых учеников своему мессии… Вот все они перед ним, Главой Ордена, — испытанные, закаленные войной и высоким мистическим служением рыцари! Ни вздоха, ни моргания. Лишь у иных шевелятся губы, видимо, шепча мантру, облегчающую самопогружение… Он задавил смех от игривой мысли: на кого больше похож Далюге, на апостола Петра или на сэра Ланселота? А Зепп Дитрих с его мужицкой физиономией — он кто? Фома? Парсифаль? Роланд, готовый отдать жизнь за своего сюзерена, как он то и сделал в Ронсевальском ущелье[12]? Хотелось бы верить…

…Ах, был, был тут Роланд, молодой и смелый; еще три года тому назад сидел там, где нынче Кальтенбруннер, на том же кресле-троне с высоченной спинкой, а серебряный щит с его чеканным гербом был прикреплен за креслом к стене! Бесстрашный летчик-любитель, яростный и малоразборчивый женолюб (из скольких историй пришлось его выручать!); безупречный псарь всеевропейской агентурной своры, первый хозяин РСХА[13]; на четверть еврей — и оттого втайне любимый еще больше, словно беспутное, особо нуждающееся в заботе дитя… Гейдрих, милый Рейнгард!

Тело его, тело Зигфрида[14], разорвано чешском бомбой; оружие и гербовый щит, словно во времена древних германцев, сожжены здесь же, в Северной башне, на жертвеннике ритуального зала, что под полом комнаты собраний… Никогда впредь кощунственно не оставит Гейдрих где-нибудь рядом с трофейными римскими орлами Вара детектив в пестрой обложке или роман Карла Мая… Никогда.

Хватит. Это снова дает о себе знать та слабая, низменная часть души, что вплотную связана с телесной требухой. Ни единой мысли о потерях, о жертвах, об утраченных соратниках… погибших еще будут миллионы сотни миллионов! Так надо; таков залог успеха в великом, тайном деле Ордена, на пути длиною в геологические эпохи, к воплощению замысла Высших…

Привычным, отработанным за многие годы нажимом воли он оттеснил все земное, плотское; глядя на свои чистые, коротко остриженные ногти, сосредоточился по заповедям йоги: «в середине лба пусть он созерцает молочный океан… будущее откроется ему, ум очистится»…

— АУМ, — ровно без выражения произнес Глава Ордена; двенадцать голосов глухо откликнулись, повторяя высшую из звуковых вибраций, трезвучие освобождения духа от оков тела, разума и «эго»…

Ярко, осязаемо увидел он горную страну, объятую ледяным холодом. Белые вершины, точно великаны-лебеди, в жуткой стратосферной синеве парили над перевалом, где круглился грубый купол, сложенный из глыб. Еще одно усилие, и Магистр оказался внутри постройки. На потолке был намалеван странный полустертый знак: квадрат, вписанный в круг. Посреди же квадрата алел кружок, похожий на «яблоко» стрелковой мишени…

С перевала открылась сияющая снегами дорога; горы словно расступались вдоль нее, открывая вдали вершину немыслимой белизны и красоты, в радужном ореоле, залитую светом трех ложных солнц, какие вспыхивают порой на морозных высотах…

Теперь уже дыхание тринадцати еле слышалось в бывшем баронском зале, где свет из окон-бойниц дробился в гербовых щитах, играл на серебряных пластинах с именами членов капитула, прикрепленных к спинкам кресел. Генералы СС совершали стхула дхьяну — созерцание Высших в зримом, образном плане, среди величавых гор Их страны. Каждый видел повелителей Мира по-иному: кто — восседающими на лотосовых тронах под сводами дворцов, скрытых от глаз профанов толщею льдов и скал; кто — величаво идущими вровень с пиками, так что густо-фиолетовые тени Высших, словно от туч, ползли по долинам, по кровлям одиноких заоблачных дзонгов, храмов-крепостей…

Наконец, были произнесены мантры для выхода из медитации. Заручившись помощью свыше, вновь обретя трезвость мысли, члены Капитула шевелились, кашляли, обменивались короткими репликами, пока напряженная поза Магистра, блеск круглых стекол на его глазах не заставили всех вновь умолкнуть и замереть, ожидая.

— Мои господа…

На любом экзотерическом совещании в Берлине, даже в ставке Первого, пришлось бы говорить о военных неудачах, о положении на фронтах и в сети спецслужб. Здесь — не нужны околичности. Каждый из двенадцати знает, что войска и народы Запада — не враги, а профаническая, не просвещенная Светом Высших часть северных рас, обманутая бесами Востока, колдунами Иудеи, за спиною которых шаманят те, принесшие в мир красное знамя; что присоединение англосаксов к делу Ордена лишь — вопрос времени, что… Словом, здесь можно сразу перейти к главному.

— Мои господа, мы встретились сегодня здесь с единственной целью — предпринять последний, страшный, но неизбежный шаг для выигрыша в войне. Других возможностей не осталось, и вы прекрасно отдаете себе отчет в этом… — Ненадолго сняв очки, он потер наболевшие места за ушами. Вдруг почудился звон за стеною, словно там толкнули буфет, полный хрустальной посуды. Или то внизу, в ритуальном зале? Толщина перекрытия — почти два метра. Чушь. Нервное перенапряжение. — Значит, господа, остается единственное средство. Уверен, каждый думал о нем, и каждый колебался. Лекарство очень, очень опасное, но… болезнь еще опасней; болезнь смертельна, господа, а другого шанса справиться с ней у нас не будет!

— Райхсфюрер, — подал голос Поль, сидевший в глубокой тени, по обыкновению скрестив на груди руки. — Насколько я понимаю, вы имеете в виду просьбу… о прямом вмешательстве?

— Это решать Им, дорогой брат. Наше дело — сообщить об абсолютном истощении сил райха, Ордена…

— Можно подумать, Они не знают! — криво усмехнулся Зепп Дитрих.

— Богу известно все, но к нему обращаются с молитвами. Это необходимый обряд — обращение младших к старшим, детей к родителям…

— Насколько я понимаю, райхсфюрер, — сказал, наклонясь вперед и сдвинув свои красивые брови, очень взволнованный Вольф — сейчас речь пойдет об орденском после с особыми полномочиями? Тем более, что Винклер…

— Адепт Винклер в любом случае не подошел бы для такого поручения, — перебил магистр, доставая зеленую записную книжку. — Есть другая кандидатура, ее готовят в Берлине. Сейчас я сообщу данные, и мы вместе…